Читать интересную книгу История человечества. Россия - Владимир Сядро

Она же, эта самая наследственная «кровь», видимо, возбуждала и любовные страсти в молодом поэте. По словам его брата Льва, «женщинам Пушкин нравился: он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своем». Александр Сергеевич знал и чувствовал женщин «как никто другой». Достаточно сказать, что только по его любовной лирике можно составить целые биографические тома, ибо почти все, что поэтом было пережито в реальной жизни, нашло свое отражение в стихах. Существует даже знаменитый «донжуанский» список, составленный, кстати, самим Пушкиным, где упоминаются имена не одного десятка женщин, которых любил поэт и которые отвечали ему взаимностью. В 30-летнем возрасте Пушкин вспоминал юные проказы:

Каков я прежде был, таков и ныне я:Беспечный, влюбчивый. Вы знаете, друзья,Могу ль на красоту взирать без умиленья,Без робкой нежности и тайного волненья?

По приезде в Михайловское Пушкин принялся за стихи. Осенью 1824 г. он написал «Разговор поэта с книгопродавцем», «Подражание Корану», закончил поэму «Цыганы». Кроме стихов в Михайловском ему заняться было нечем. Родной дом, где семья встретила его очень неприветливо (отец, испуганным ссылкой поэта, призывал младшего сына Льва «не знаться с этим чудовищем»), казался Пушкину тюрьмой. Одно время он даже строил планы побега, косвенно упомянутого в 1-й главе «Евгения Онегина»:

Когда ж начну я вольный бег?Пора покинуть скучный брегМне неприязненной стихии…

Прозой же он писал брату Левушке: «Не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится невтерпеж».

Из своего псковского имения Пушкин все же никуда не уехал. После отъезда отца ему стало легче жить и работать. Единственной его собеседницей была няня Арина Родионовна. Она создала своему любимцу домашний уют, окружила заботой и даже внесла свой малый вклад в творчество поэта, став прообразом няни в «Евгении Онегине» и Пахомовны в «Дубровском». Любопытная деталь: поэт, которому легче было выражать тончайшие оттенки чувств стихами, чем прозой, ни одной строчки не посвятил ни отцу, ни матери, ни другим родственникам. Зато «мамушке» Арине Родионовне посвящается самое мистическое и самое нежнейшее стихотворение «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»), знакомое каждому из нас с детства. А в знаменитых больших черных тетрадях с черновиками «Цыган», «Онегина» и «Годунова» записал Пушкин и семь няниных сказок, переложенных позже на стихи и включенных в поэму «Сказка о царе Салтане».

Живя в Михайловском, Пушкин нашел вполне подходящее для себя женское общество. Он часто наезжал в соседнее имение Тригорское и даже увлекся его 36-летней хозяйкой П. А. Осиповой. Не без успеха ухаживал опальный поэт и за целой вереницей хорошеньких барышень. Однако подлинная страсть его настигла в один из июньских дней 1825 г., когда он встретил в том же Тригорском новую гостью – белокурую красавицу Анну Керн, племянницу первого мужа Осиповой. Их сразу потянуло друг к другу. Оба были молоды, раскованны, а о том, что где-то есть муж Анны, генерал Керн, смешно было и вспоминать. Влюбленность Пушкина в Анну Керн была недолгой, но какой прекрасный след она оставила в его любовной лирике!

Друзья напрасно опасались, что деревенское одиночество будет порой бездеятельности Пушкина. За два года в Михайловском он написал немало прекрасных строк. Поэт, казавшийся таким беззаботным и веселым, оказался великим тружеником, для которого писательство было и радостью и служением.

Своему брату Левушке Пушкин поручил важное дело – быть в Петербурге посредником в переговорах с цензурой и с книгопродавцами. Ему он отправил первую главу «Онегина», которую планировал включить в книгу стихотворений. Но ветреный Левушка вместо того, чтобы вести долгие и скучные разговоры с издателями, беспечно читал неизданные рукописи брата в светских гостиных, благодаря чему неизданные стихи Пушкина расходились в списках по дворянским городским домам и деревенским усадьбам. Только в декабре 1825 г. вышел первый том «Стихотворений Александра Пушкина», мгновенно раскупленный восторженными читателями. Как писал поэту Дельвиг: «Никто из писателей русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты».

Декабрьские события 1825 г. прошли вдали от Пушкина, хотя поэт был дружен со многими декабристами и искренне им сочувствовал. Узнав о смерти Александра I и коронации Николая Павловича, он проникся надеждой на снятие опалы. Пусть и не так скоро, но эти надежды осуществились. Более того, осенью 1826 г. он был даже удостоен аудиенции у молодого царя и проговорил с ним почти два часа. Результатом этой знаменательной встречи были слова Николая, сказанные на прощание: «Ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин» и фраза, произнесенная приближенным: «Я нынче долго разговаривал с умнейшим человеком в России – с Пушкиным».

Такое пристальное внимание со стороны власти объяснялось, прежде всего, высоким авторитетом поэта среди русской интеллигенции. Кроме того, были опасения, что некогда опальный поэт все еще не избавился от своих вольнолюбивых юношеских настроений. Царь посчитал, что лучше всего установить над Пушкиным некий надзор, который бы выглядел как забота о его судьбе и творчестве. Так поэт попал под опеку Николая I и самого бдительного цензора графа Бенкендорфа, что наложило определенный отпечаток на его душевное состояние. Опасение царя было не напрасным. Спустя два года после декабрьских событий на Сенатской площади поэт напишет свое знаменитое стихотворение «В Сибирь» – послание к друзьям-декабристам. И власти ему этого не простят.

Между тем, вернувшегося из ссылки поэта московская публика встретила восторженно. Его наперебой приглашали в лучшие дома. Не без успеха ухаживал он и за многими светскими дамами, но, как говорил сам, «мертвецки не был влюблен ни в одну из них». До тех пор, пока не встретил свою «мадонну», «чистейшей прелести чистейший образец» – Наталью Гончарову. 18 февраля 1831 г. они были обвенчаны в церкви Старого Вознесения в Москве. Женитьба Пушкина весьма удивила высший свет, многие жалели невесту, помня о множестве похождений влюбчивого поэта.

А между тем первые годы семейной жизни принесли Пушкину счастье и успокоение, к которому он внутренне всегда стремился. Но этому мало кто верил, кроме разве что близких друзей. Высший свет никогда не относился к поэту искренне и доброжелательно, а после женитьбы на первой красавице Москвы недоброжелательство только усилилось. Кроме того, Пушкина не любили за своевольный характер, едкие эпиграммы, завидовали его литературной славе, о нем злословили и сплетничали, втягивая в никчемные ссоры. А когда Николай I «пожаловал» Пушкину несоответствующее его годам звание камер-юнкера, придворные получили достаточно пищи для насмешек и злых шуток.

Последние годы жизни Пушкина были полны неприятностей, денежных хлопот, тревог, мелких, злых уколов и крупных обид. У него не стало «досуга вольной холостой жизни, необходимой для писателя», как выразился он в одном из писем. Вынужденному содержать большую семью, «кружиться в свете», поэту приходилось постоянно изворачиваться – обращаться за помощью к казне, занимать деньги у друзей и ростовщиков, закладывать бриллианты жены. Он мечтал оставить Петербург и уехать в деревню, но царь ему в этом отказывал. Полиция за ним постоянно шпионила, критики холодно отзывались о новых сочинениях, Белинский заговорил о «закате пушкинского гения». А ведь именно в этот период поэт создал поэму «Медный всадник», лучшие свои прозаические произведения, такие, как «Дубровский», «Пиковая дама», «Капитанская дочка» и многое другое.

Вдобавок ко всему злословие преследовало поэта и в личной жизни: злобные анонимы посылали подметные письма о неверности жены, а весь высший свет Петербурга дружно обсуждал небылицы о ее романе с пустым франтом Жоржем Дантесом…

Екатерина Мещерская, дочь историка Н. М. Карамзина, видевшая Пушкина за несколько дней до трагических событий, свидетельствовала, что Пушкин в последние дни жизни был в «лихорадочном состоянии», с «какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице и во всем теле», как только он встречал Дантеса. Дуэль с ним стала неизбежной. Она оказалась роковой для поэта. Выстрел приемного сына французского посланника оборвал жизнь Пушкина 28 января 1837 г.

Сохранилось немало воспоминаний современников о смерти поэта. Но, пожалуй, никто так проникновенно, как В. Жуковский не смог передать свои ощущения от посмертного преображения пушкинского облика, исполненного величия и покоя: «Когда все ушли, я сел и долго один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видел ничего подобного тому, что было на нем в первую минуту смерти… Но что выражалось на его лице, я сказать не умею… Это не было выражение ума, прежде свойственное этому лицу; это не было также выражение поэтическое. Нет. Какая-то глубокая удивительная мысль на нем разливалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, важное, удовлетворенное знание. Я уверяю тебя, что никогда на лице его я не видал выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, конечно, таилась в нем и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только тогда, когда все земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был конец нашего Пушкина».