На плечо опустилась рука. Суан не подскочила, поскольку заранее почувствовала приближение Брина. Генерал подобрался незаметно, хотя в этом и не было никакой необходимости. Из него получится прекрасный Страж.
Брин встал рядом, не убирая уютно лежавшую на её плече руку, и она позволила себе роскошь сделать маленький шажок поближе к нему. Приятно было чувствовать его рядом, высокого и надежного. Все равно, что знать: несмотря на штормовое небо и бушующее море, корпус твоей лодки просмолен, а парус изготовлен из самой лучшей парусины.
– Как думаешь, что она им скажет? – тихо спросил Брин.
– Если честно, не имею понятия. Полагаю, она может потребовать, чтобы меня усмирили.
– Сомневаюсь, – ответил Брин. – Она не мстительна. Кроме того, она знает, что ты сделала то, что считала своим долгом. Для её же блага.
Суан скривилась:
– Никто не любит, когда ему не повинуются, и меньше всех это нравится Амерлин. Я заплачу за прошлую ночь, Брин. Пусть, не публично, тут ты прав, но, боюсь, доверие девочки я потеряла.
– Оно того стоило?
– Да, – ответила Суан. – Она не осознавала, насколько близка эта шайка была к тому, чтобы от нее улизнуть. И мы не знали, была ли она в безопасности в Башне во время нападения. Если меня чему и научило пребывание в Белой Башне, так это тому, что есть время для собраний и планирования, а есть время для действий. Нельзя вечно ждать определённости.
Она сумела через узы почувствовать улыбку Брина. Свет, как же хорошо снова иметь Стража. Она даже не подозревала, насколько ей не хватало этого уютного клубка чувств на задворках сознания. Этой надежности. Мужчины мыслили иначе, чем женщины, и вещи, которые ей казались сложными и загадочными, Брину виделись простыми и понятными. Прими решение и иди дальше. В ходе его мыслей была некая полезная ясность. Он вовсе не был простаком – просто менее склонен сожалеть о принятых решениях.
– А как насчет другой цены? – добавил Брин.
Она чувствовала его сомнения, беспокойство. Суан повернулась к нему и улыбнулась в изумлении:
– Ты болван, Гарет Брин.
Он насупился.
– То, что я связала тебя узами, никогда не было расплатой, – ответила Суан. – И чем бы для нас с тобой ни кончилась наша авантюра, этот результат наших ночных приключений мне только на пользу.
Он хмыкнул.
– Что ж, тогда мне придется удостовериться, что мое второе требование куда более неблагоразумно.
«Рыбий потрох», – подумала Суан. Она едва об этом не забыла. Однако, вряд ли Брин, чтоб ему сгореть, способен забыть.
– И когда же именно ты предъявишь это неблагоразумное требование?
Он ответил не сразу, вместо этого долго смотрел на нее сверху вниз, потирая подбородок:
– Знаешь, – сказал он. – Думаю, что я на самом деле понимаю тебя, Суан Санчей. Ты женщина чести. Просто ничьи требования к тебе никогда не смогут быть жестче или придирчивее, чем твои собственные. Ты добровольно возложила на себя такие обязательства, что я сомневаюсь, что какой-либо смертный сможет их выполнить.
– Звучит так, будто я сосредоточена только на себе, – сказала она.
– По крайней мере, я больше не сравниваю тебя с боровом.
– Значит, ты считаешь меня эгоцентричной! – добавила Суан. Чтоб он сгорел! Скорее всего, он почувствовал, что его заявление на самом деле ее задело, а не то, что она спорит ради спора. Чтоб он сгорел еще раз!
– Ты одержимая женщина, Суан Сачей, – сказал Брин. – Ты одержима желанием спасти мир от него самого. Вот почему ты так легко уклоняешься от исполнения приказов и клятв.
Суан глубоко вздохнула.
– Этот разговор слишком быстро стал утомительным, Гарет Брин. Ты собираешься назвать мне второе требование или заставишь меня ждать?
Он задумчиво изучал ее окаменевшее лицо.
– Что ж, если честно, я собираюсь потребовать, чтобы ты вышла за меня замуж.
Она удивленно моргнула. Свет! Узы говорили, что он был честен.
– Но только после того, как ты почувствуешь, что мир может позаботиться о себе сам. Суан, не раньше. Ты посвятила чему-то свою жизнь. Я прослежу, чтобы ты выжила. И надеюсь, что когда ты покончишь с этим, взамен, ты пожелаешь посвятить свою жизнь чему-то другому.
Она справилась с потрясением. Она не позволит глупому мужчине лишить её дара речи.
– Ну, – выдавила она. – Я вижу, в тебе все же есть здравый смысл. Посмотрим, соглашусь я на это «требование» или нет. Я над этим подумаю.
Брин хмыкнул, когда она развернулась к шатру в ожидании, когда появится Эгвейн. Он мог ощутить, что она чувствует на самом деле, так же как и она чувствовала его. Свет! Теперь она знала, почему Зеленые так часто выходили замуж за своих Стражей. Ощущать его любовь, одновременно испытывая то же самое по отношению к нему – от этого кружилась голова.
Он был глупым мужчиной. А она – такой же глупой женщиной. Суан печально покачала головой, но позволила себе слегка прислониться к нему, а Брин вернул руку на её плечо. Нежно, несильно. Готовый ждать. Он на самом деле понимал её.
* * *
Эгвейн стояла перед группой женщин с безмятежными лицами, которые преуспели в умении скрывать свое беспокойство. По обычаю, она приказала Квамезе свить стража от подслушивания, так как остроносая Серая была самой молодой Восседающей внутри большого шатра. Он выглядел почти пустым – столь мало мест было занято. Дюжина женщин, по две из каждой Айя. Должно было быть по три, но все Айя направили по одной Восседающей с делегацией в Чёрную Башню. Серые уже заменили Делану Наорисой Камбрал.
Двенадцать Восседающих вместе с Эгвейн и еще одной женщиной. Эгвейн не смотрела на Шириам, сидящую на своем месте чуть в стороне. Когда Шириам вошла, она казалась встревоженной. Может, догадалась, что Эгвейн все известно? Нет, не могла. Если бы она поняла, то никогда бы не явилась на Совет.
И все же знание того, что она здесь – и что она собой представляет – заставляло Эгвейн нервничать. В хаосе атаки Шончан Суан не могла наблюдать за Шириам. Почему у Хранительницы повязка на левой руке? Эгвейн не поверила в отговорку о несчастном случае во время верховой прогулки, в то, что ее мизинец запутался в поводьях. Почему она отказалась от Исцеления? Проклятая Суан! Вместо того, чтобы приглядывать за Шириам, она отправилась похищать Эгвейн!
В Совете воцарилась тишина, женщины ждали, какой будет реакция Эгвейн на её «освобождение». Чопорно сидела Романда, нарядившаяся в желтое платье, ее тронутые сединой волосы были стянуты в узел. Она источала удовлетворение, в то время как на противоположной стороне комнаты дулась Лилейн, пытавшаяся выглядеть обрадованной возвращением Амерлин. После того, что Эгвейн пережила в Белой Башне, эти свары воспринимались до смешного мелкими.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});