который бы крикнул кровавому изуверу, убивавшему Тебя: «
Il faut le laisser vivre!», который остановил бы преступную руку. Цветаева, мечущаяся, одержимая, порой богохульная, и в то же время одна из самых духовно одаренных людей русской творческой элиты, уже тогда, в 1917 году, призывала:
За Голубя, за Отрока, за Сына
За Царевича младого Алексия
Помолись, церковная Россия!
Ах, ужели у тебя не хватит
На него духовной благодати?
Но России не было дела до своего Царевича, умиравшего в подвале Ипатьевского дома. Она была занята увлекательным делом: братоубийственной войной.
Убийство Царской Семьи прошло как-то незаметно и буднично, говоря словами Патриарха Тихона, словно это было убийство какого-то разбойника. И почти никто не заметил, как с убийством Царской Семьи скрылась до срока, как Град Китеж, Святая Русь и на ее месте оказалась мертвящая Совдепия. Наступило время такого ужаса, такой безысходности, какое никогда не знавала Русь. И дело было не только в том, что страна была залита кровью, что миллионы крестьян, дворян, рабочих, священников, офицеров, служащих, гимназистов, малолетних детей были загублены, замучены, растерзаны бандой изуверов, но в том, и это главное, что с убийством Царской Семьи ушел тот дух, который и делал Россию отличной от иных стран, тот дух, который Пушкин называл «Русским Духом». Дух этот был Дух Христов, и только будучи преисполнена этим Святым Духом может быть Россия — Россией. Царская Семья, особенно Государь Николай II, была державным воплощением этого духа. Они символизировали собой верность России Христу-Спасителю и верность Ему ставили выше жизни и выше смерти. Именно за эту верность Христу ненавидели Николая II антихристы всех мастей и всего мира, именно за эту верность вели они с ним смертельный бой, именно за эту верность они замучили его и всех его близких. В этом смертельном противостоянии Царя и антихристов русское общество не было на стороне Царя. Оболваненное и жестоковыйное, оно, как и иудейский народ 2000 лет тому назад, возопило к новоявленным пилатам: «распни, Его!»
Простой народ, испытавший на себе всю тягостность большевистского ига, осознанно или неосознанно, стремился вернуть себе Царя.
Вернуть Царя было мечтой и русских монархистов, оказавшихся в изгнании. Им казалось, что это так легко: провозгласить любого великого князя Императором, и Россия вновь обретет монархию. Сколько кандидатов в русские цари было явлено миру! Но все они были обречены исчезнуть. Оказалось, что вернуться к Царю своими силами — невозможно. Царь Града Китежа — Святой Руси — ушел вместе с нею в недосягаемые дали. Вернется ли Царь, вернется ли Святая Русь — ведает лишь один Господь.
Когда Царя не стало, русское общество, в лице своих лучших представителей, пришло в себя и стало мучительно осознавать, что оно сотворило. Царь и его Сын были убиты при попустительстве русских людей. Русский народ в целом потерял право иметь Царя. И эта трагедия космического масштаба с годами осознавалась все больше и больше. Оказалось, что только Царь и Церковь и делали Россию русской. А значит, и само общество могло быть русским только при православном Царе.
И пройдет совсем немного времени после свержения Императора, и опять-таки Цветаева в марте 1918 года с надеждой воскликнет:
Царь опять на престол взойдет,
Это свято как пот и кровь!
Но уже через год после этих строк допишет в каком-то обреченном отчаянии: «А Ему оставалось жить три месяца!»
Вслед за Цветаевой Гумилев выразит саму суть происшедшего: «Тягостен, тягостен этот позор, жить, потерявши Царя!»
А через много лет, в эмигрантском Париже, Георгий Иванов напишет:
Эмалевый крестик в петлице,
И серой тужурки сукно.
Какие прекрасные лица,
И как это было давно.
Какие прекрасные лица,
И как безнадежно бледны:
Наследник, Императрица,
Четыре Великих Княжны.
Эти два слова «прекрасные» и «безнадежно» точно рисуют ужас положения: прекрасное — безнадежно ушло.
Это ощущение невольно передавалось автору этих строк в местности у Открытой шахты под Екатеринбургом, которую принято называть Ганиной ямой. Было это в конце 90-х годов XX века.