— Пустая софистика, — сказал Кромптон, вставая и снова направляясь к дверям.
— Молодец! — сказал Лумис.
Кромптон глупо ухмыльнулся и открыл дверь. Потом будто что ударило ему в голову: он захлопнул дверь и лег в постель.
— Абсолютно невозможно, — сказал Кромптон.
— Ну что еще стряслось?
— Твои аргументы, — сказал Кромптон, — могут быть одинаково справедливы и несправедливы — не мне о том судить, у меня для этого просто не хватает жизненного опыта. Но одно я знаю твердо: ничего такого я делать не собираюсь, пока ты за мною наблюдаешь!
— Но, черт возьми, я — это ты! Ты — это я! Мы две части одного целого!
— Нет, еще нет, — сказал Кромптон. — Сейчас мы всего–навсего шизоидные компоненты, два человека в одном теле. Потом, когда произойдет реинтеграция… Но при существующем положении вещей элементарное чувство приличия запрещает мне делать то, что ты предлагаешь. Это немыслимо! И я не желаю больше говорить на эту тему!..
Тут Лумиса прорвало. Оскорбленный в лучших своих чувствах, он бушевал, орал, осыпал Кромптона ругательствами, самым невинным из которых было: «засранец желторотый!» Гнев его возмутил ум Кромптона и эхом отозвался во всем его раздвоенном организме.
Раскол между Лумисом и Кромптоном стал глубже; появились новые трещины, и пропасть обещала стать такой же глубокой, как между доктором Джекилом и мистером Хайдом в известном романе Стивенсона.
Главенствующее положение Кромптона ставило его как бы выше всего этого. Но неистовая ярость выработала в его мозгу противоядие в виде крошечных, не до конца изученных нами антител типа лейкоцитов в крови, которые имеют основной своей задачей — удаление из организма болезней и изоляцию воспаленного участка мозга.
Когда эти антитела стали строить cordon sanitaire вокруг Лумиса, тесня его, загоняя в угол и окружая стеной, Лумис в испуге отступил.
— Кромптон, пожалуйста!..
Над Лумисом нависла опасность быть полностью, навсегда заключенным, безвозвратно затерянным в темном, дальнем уголке кромптоновского сознания. И тогда — прощай реинтеграция! Но Кромптон вовремя сумел восстановить равновесие. Сразу иссяк поток антител, стена растаяла, и пристыженный Лумис снова неуверенно занял свое место.
Некоторое время они не разговаривали друг с другом. Лумис дулся и сердился целый день и клялся, что никогда не простит Кромптону его жестокости. Но все же он прежде всего был сенсуалистом, и всегда жил данной минутой, и не помнил прошлых обид, и не умел задумываться над будущим. Его негодование быстро улеглось, и он снова стал веселым и безмятежным, как всегда.
Кромптон не был таким отходчивым; но он, как личность главенствующая, сознавал свою ответственность. Он делал все, чтобы восстановить союз, и скоро оба они действовали в полном согласии друг с другом.
Они решили в дальнейшем избегать общества молодой леди. Остаток путешествия промелькнул незаметно и, наконец, ракета достигла Венеры.
Они опустились на Спутнике № 3, где прошли таможенные, иммиграционные и санитарные формальности. Им сделали инъекции против ползучей лихорадки, венерианской чумы, болезни Найта и большой чесотки. Им дали порошки против инфекционной гангрены и профилактические пилюли от черной меланхолии. Наконец им разрешили сесть в ракету, следующую до станции Порт Нью–Харлем.
Этот порт, расположенный на западном берегу медлительной Инланд Зее, находился в умеренной зоне Венеры. Однако Лумису и Кромптону он показался жарким после прохладного, бодрящего климата Марса. Здесь они впервые увидели аборигенов Венеры — целыми сотнями, не на арене цирка, а в естественной обстановке. Средний рост местных жителей составлял пять футов, а чешуйчатая панцирная шкура выдавала их происхождение: их далекими предками были ящерицы. По тротуарам они ходили в вертикальном положении, но некоторые, чтобы уйти от толчеи, двигались прямо по стенам домов, держась с помощью круглых присосков, расположенных у них на ступнях, ладонях, коленях и предплечьях.
Кромптон провел в городе один день, затем сел на вертолет до Восточного Болота — согласно последним сведениям Дэн Стэк находился именно там. Полет состоял из сплошного жужжания и порхания среди плотных туч и облаков, из–за которых совершенно не видно было поверхности Венеры. Локатор тонко пищал, разыскивая зоны перемещающихся инверсий, где часто вспыхивали страшные венерианские ураганы зикры. Но погода была тихая, и Кромптон проспал большую часть пути.
Восточное Болото — это крупный порт торгового флота на притоке реки Инланд Зее. Здесь Кромптон разыскал дряхлых восьмидесятилетних стариков, усыновивших Стэка. Они рассказали Кромптону, что Дэн был рослый, здоровый мальчик; немного вспыльчивый, но всегда доброжелательный. Старики заверили Кромптона, что история с дочкой Моррисона выдумана, должно быть, Дэна обвинили по ошибке. Дэн не мог причинить вреда этой бедной, беззащитной девушке.
— Где мне искать Дэна? — спросил Кромптон.
— Так разве вы не знали, что Дэн уехал отсюда? — спросил старик, смаргивая слезу. — Это было лет десять, а то и все пятнадцать назад.
— Восточное Болото показалось ему слишком скучным, — с обидой сказала старушка. — Он позаимствовал у нас некоторую толику денег и ушел среди ночи, пока мы спали.
— Не захотел нас беспокоить, — поспешно объяснил старик. — Пошел искать свое счастье наш Дэн. И уж будьте спокойны, он его найдет. Он ведь настоящий мужчина, наш Дэн.
— А куда он уехал? — спросил Кромптон.
— Точно не скажу, — ответил старик. — Он нам никогда не писал. Не любит он этого дела, наш Дэн. Но Билли Дэвис видел его в У–Баркаре, когда возил туда картошку.
— А когда это было?
— Пять, а то и шесть лет назад, — сказала старушка. — Тогда мы последний раз и слышали о Дэне. Венера велика, мистер.
Кромптон поблагодарил стариков. Он попытался найти Билли Дэвиса, чтобы пополнить информацию о Дэне Стэке какими–нибудь новыми фактами, но узнал, что Билли работает третьим помощником капитана маленького грузового корабля, а судно ушло месяц назад и плыло теперь по Южной Инланд Зее, заходя во все маленькие сонные городки на своем пути.
— Ну что ж, — сказал Кромптон, — нам остается только одно: едем в У–Баркар.
— Пожалуй, верно, — сказал Лумис. — Но, честно говоря, старик, не нравится мне что–то этот парень Стэк.
— Да и мне тоже, — согласился Кромптон. — Но он ведь часть нас, и он нам просто необходим для реинтеграции.
— Что поделать! — сказал Лумис. — Веди меня, о старший брат мой!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});