Читать интересную книгу "Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант"

товаров, позолоту трона, обогащение богачей, покупку предметов роскоши и рабов. Не было среднего класса, который бы осваивал природные ресурсы с помощью прогрессивного сельского хозяйства и технологичной промышленности. Когда господство на морях перешло к Англии, поставки золота стали зависеть от того, удастся ли уклониться от британского флота или договориться с английским правительством. Испания предпочла воевать и почти исчерпала свои ресурсы, чтобы построить флот, превосходный во всем, кроме мореходства и морального духа. Когда этот флот, неохотно объединившись с французским, потерпел поражение при Трафальгаре, Испания стала зависеть от Франции; а Португалия, чтобы избежать поглощения Францией и Испанией, стала зависеть от Англии. Предприимчивые англичане занимали важные посты в Португалии, открывали там фабрики или управляли ими. Британские товары доминировали в импортной торговле Португалии, а англичане согласились пить портвейн из португальского города Опорто ("порт").

Ситуация раздражала и искушала Наполеона. Она противоречила его плану по заключению мира с Англией путем исключения ее товаров с континентальных рынков; она давала ему повод для завоевания Португалии; завоеванная Португалия могла вместе с Францией заключить Испанию в рамки французской политики; а подвластная Испания могла обеспечить еще один трон для другого Бонапарта. Итак, как мы уже видели, Наполеон убедил испанское правительство присоединиться к Франции и вторгнуться в Португалию; португальская королевская семья бежала на английском судне в Бразилию; и 30 ноября 1807 года Жюно во главе франко-испанской армии, почти не встретив сопротивления, вошел в Лиссабон. Либеральные лидеры в Португалии перешли на сторону нового правительства, надеясь, что Наполеон аннексирует их страну и даст ей представительные учреждения.3 Жюно подтрунивал над этими людьми, тайно смеялся над ними, объявил (1 февраля 1808 года), "что дом Браганса перестал царствовать", и все больше и больше вел себя как король.

II ИСПАНИЯ: 1808

Испания все еще пребывала в Средневековье, и ей это нравилось. Это была страна, одурманенная Богом, толпившаяся в своих мрачных соборах, совершавшая благочестивые паломничества к святыням, множившая монахов, утешавшаяся индульгенциями и отпущениями грехов, боявшаяся и почитавшая инквизицию, преклонявшая колени, когда освященную Святыню несли в величественных процессиях по улицам, лелеявшая прежде всего веру, которая приводила Бога в каждый дом, дисциплинировала детей, охраняла девственность и предлагала рай в конце тягостного испытания, называемого жизнью. Поколение спустя Джордж Борроу обнаружил, что "невежество масс настолько велико", по крайней мере в Леоне, "что печатные амулеты против Сатаны и его воинства, а также против всякого рода несчастий, открыто продаются в магазинах и пользуются большим спросом".44 Наполеон, все еще сын Просвещения, подписывая конкордаты с церковью, пришел к выводу, что "испанские крестьяне имеют еще меньшую долю в цивилизации Европы, чем русские" 5.5 Но испанский крестьянин, по свидетельству Байрона, мог быть "гордым, как самый благородный герцог".6

Образование было почти уделом буржуазии и дворянства; грамотность была отличительной чертой; даже идальго редко читали книги. Правящий класс с недоверием относился к печати;7 и в любом случае широкая грамотность не была нужна в существующей экономике Испании. Некоторые торговые города, такие как Кадис и Севилья, были довольно процветающими, а Байрон в 1809 году считал Кадис "самым красивым городом в Европе".8 Процветали некоторые промышленные центры; Толедо по-прежнему славился своими мечами.9 Но страна была настолько гористой, что только треть почвы можно было обрабатывать с выгодой; а дорог и каналов было так мало, они были такими сложными и нечищеными, так загромождены провинциальными или феодальными пошлинами, что кукурузу можно было дешевле импортировать, чем производить внутри страны.10 Крестьяне, удрученные тяжелой почвой, предпочитали гордый досуг ненадежным плодам обработки земли, а горожане находили больше удовольствия в контрабанде, чем в плохо оплачиваемом труде. Над всей экономической картиной возвышалось бремя налогов, растущих быстрее, чем доходы, и требуемых растущим чиновничеством, всепроникающей полицией и деградирующим правительством.

Несмотря на эти трудности, высокий дух нации сохранился, поддерживаемый традициями Фердинанда и Изабеллы и Филиппа II, Веласкеса и Мурильо, распространением и потенциальным богатством испанской империи в Северной и Южной Америке и на Дальнем Востоке. Испанское искусство пользовалось репутацией, соперничающей с итальянским и голландским. Теперь нация собрала свои сокровища живописи и скульптуры в Музее Прадо, построенном в Мадриде (1785-1819) Хуаном де Вильянуэвой и его преемниками и помощниками. Среди его величайшей славы - пугающие шедевры величайшего художника той эпохи Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентеса (1746-1828).*Висенте Лопес-и-Портанья передал нам его в бескомпромиссном портрете, полностью соответствующем мощному и мрачному духу, который показывал войну во всей ее кровавой дикости, любил свою страну и презирал ее короля.

Испанская литература - пока гражданская и внешняя война не поглотила нацию - процветала под двойным импульсом католической учености и французского Просвещения. Священник-иезуит Хуан Франсиско де Масдеу издал частями с 1783 по 1805 год "Критическую историю Испании и испанской культуры", которая достигла целостной истории, вплетя историю культуры в общую летопись цивилизации.11 Хуан Антонио Льоренте, который был генеральным секретарем испанской инквизиции с 1789 по 1801 год, получил от Жозефа Бонапарта (1809) поручение написать историю этого института; он счел более безопасным сделать это в Париже, причем на французском языке (1817-18). Расцвет прозы и поэзии, украсивший век Карла III, еще не совсем угас после его смерти: Гаспар Мельчор де Ховельянос (1744-1811) продолжал быть выразителем либерализма в образовании и правительстве; Леандро Фернандес де Моратин (1760-1828) по-прежнему доминировал на сцене с комедиями, которые принесли ему титул испанского Мольера. Во время Освободительной войны (1808-14) Мануэль Хосе Кинтана и священник Хуан Никасио Гальего изливали страстные стихи, чтобы стимулировать восстание против французов.

Пока эта борьба не разорвала их на части, большинство ведущих писателей были убеждены во французских идеях интеллектуальной и политической свободы; они и масоны были афранчесадос - французами; они сожалели о монархическом выхолащивании провинциальных кортесов, которые когда-то поддерживали жизнь Испании во всех ее частях; они приветствовали Французскую революцию и приветствовали Наполеона как вызов Испании освободиться от феодальной аристократии, средневековой церкви и некомпетентного правительства. Пусть искусный испанский историк пропоет мощный дирдж умирающей династии:

В 1808 году, когда монархия Бурбонов шла к своей гибели, политическое и социальное положение Испании можно было охарактеризовать следующим образом: Аристократия, особенно придворная, потерявшая уважение к королям; гнилая политика, управляемая личной враждой и взаимными страхами; абсолютное отсутствие патриотизма среди высших классов, подчинивших все остальное страстям и жадности; бредовые надежды масс, сосредоточенные на принце-Фердинанде, который уже показал себя лживым и мстительным; и, наконец, глубокое влияние в интеллектуальных кругах идей энциклопедистов и Французской революции.12

В одной из предыдущих глав было описано крушение испанской монархии с точки зрения Наполеона: Карл IV (1788-1808 гг.) позволил своей жене Марии Луизе