Анатолий Федорович!
По вине почты я только вчера получил Ваше доброе и ласковое письмо от 20 марта с/г., в котором Вы извещаете меня об избрании в почетные академики по предложению, внесенному Вами и Нестором Александровичем. Таким образом, против моего желания, произошла обидная для меня задержка, которую Вы могли ошибочно объяснить отсутствием внимания, почтения и благодарности к Вам. Поэтому теперь я спешу уверить Вас в том, что я тем более польщен и тронут моим избранием, что оно произошло по Вашему и Нестора Александровича предложению.
Мне хочется от всего сердца поблагодарить Вас за Ваше неизменное доброе внимание к моей деятельности, не только теперь, но и в далеком прошлом, когда нашему театру приходилось с большим трудом завоевывать себе право существования. Ваше авторитетное слово давало нам веру, бодрость и защиту, а Ваши доброта и ласка поощряли нас к дальнейшей работе. И теперь новое доказательство Вашей доброты и Вашего внимания ко мне переполнило мое сердце чувством большой и искренней благодарности.
Еще важнее и трогательнее Ваша неизменная любовь и вера в театр, который так часто подвергается справедливым и несправедливым нападкам. Вы как верный друг театра и артистов поддержали и почтили их в моем лице высоким признанием самой Академии в важный момент освобождения и обновления нашей жизни. За это Вам еще более низкий поклон, еще большая сердечная благодарность.
Извиняясь за задержку этого письма, я пользуюсь случаем, чтоб высказать Вам лучшие пожелания и уверить Вас в моем большом, искреннем уважении, почитании и душевной Вам преданности.
К. Алексеев (Станиславский)
Москва
11-IV-917
507*. В. В. Котляревской
23 мая 1917
Москва
Дорогая Вера Васильевна!
Жду высланных сундуков, хотя волнуюсь вопросом: пройдут ли они в двери. Что же мне делать, если они не пройдут? Сам я уезжаю из Москвы в Уфу 2-го июня 1.
Сердечно сочувствую Вам. Чувствую, что Ваши нервы совсем истрепались. Да и понятно, Вы были в самой гуще революции и сидите в ней и по настоящее время. До сих пор не забыл, что было пережито мною в 1905 г. Не желая умалять важности и грозности времени, не желая утешать Вас, скажу, что я таю в себе хорошие надежды. Перерождение народов не может совершиться без потрясений. Конечно, Вы наблюдаете события близко, а мы лишь издали, и потому Вам виднее. Но… атмосфера, в которой Вы живете, делает Вас болезненно чуткой. У нас спокойнее. А потому хорошо, что Вы уезжаете из Петрограда. Приезжайте сюда, передохните, и тогда Вы лучше разберетесь в том, что происходит, и оцените события.
Что делать – в материальном отношении придется временно съежиться. Но это ненадолго. И меня тоже почистили и почистят порядком. И я тоже ищу новую квартиру, и не только потому, что нас гонят с этой квартиры, но и потому, что она стала не по средствам. Целую Вашу ручку, мужу жму руку. Мужайтесь. Все обойдется.
Ваш преданный К. Алексеев
508*. О. В. Гзовской
27 мая 1917
Москва
"Поколебалась!… Что на земле незыблемо теперь!"
Несчастливцев – "Лес".
Желаю Вам скорее, раз и навсегда, определить свои цели в искусстве, чтоб неуклонно стремиться к ним и успеть достигнуть хотя бы ничтожной их части.
Желаю Вам найти счастия в страданих искусства. Желаю Вам от души найти в будущем таких же искренних и любящих Вас друзей, которых Вы бросаете теперь.
Будьте счастливы. Да поможет Вам господь!
Feci quod potui, – faciant meliora potentes {Я сделал все, что мог, – кто может, пусть сделает лучше (лат.)}1.
Сердечно любящий Вас К. Алексеев
509*. Вл. И. Немировичу-Данченко
13 сентября 1917
Дорогой Владимир Иванович!
Не знаю, что вызвало Ваше письмо. Я ничего не предпринимал и ничего особенного никому не говорил, тем более что я никого и не вижу. Я переживаю очень тяжелое время; мне очень тяжело и нестерпимо скучно. Но я борюсь с тем, что во мне, молча.
Что касается до самолюбия и, в частности, до "Села Степанчикова", то беда в том, что я очень рад, что не играю, и теперь мечтаю только об одном: забыть обо всем, что было, и больше не видеть ничего, что относится к злосчастной постановке1.
Относительно будущих ролей я и не думаю, так как я ничего больше не смогу сделать, по крайней мере в Художественном театре. В этом направлении, после полного краха моего плана, моя энергия совершенно упала. Может быть, в другой области и в другом месте я смогу воскреснуть. Я говорю, конечно, не о других театрах, но – о студиях. Otello – free!…Ваш
К. Алексеев
1917-15/IX
510*. В. В. ЛужскомуСентябрь 1917
Дорогой Василий Васильевич,
"Дно" могу смотреть, когда Вы назначите. Два часа – очень неудобное время. Пропадает репетиция. Хорошо бы в один из дней (кроме 20-го – у меня общее собрание) назначить репетицию часа в 4 – тогда не пропала бы репетиция "Чайки"1. Имейте в виду, что жена волнуется о следующем: если придется ехать в Крым, тогда можно будет отсрочить поездку; если же на Кавказ, то 28 сентября идет последний в этом месяце поезд на Кисловодск. Я не понял хорошо – последний ли вообще, тогда отъезд 28-го неизбежен, если же только в этом месяце, тогда…
Дело в том, что прошел слух, что 1 октября солдаты бросают ружья и уходят с фронта. Жена, по-видимому, поверила слуху и боится попасть в волну людского потока. Я советую Вам сговориться или пусть она Вам позвонит, я ей скажу.
Ваш К. Алексеев
511. Вл. И. Немировичу-Данченко
5 октября 1917
Москва
Дорогой Владимир Иванович!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});