Он очень бережно относился к памяти отечественных ученых, стараясь этим внушить уважение к своей родине. Узнав в 1931 г. о решении правления Московского научного общества невропа тологов и психиатров снять со своего журнала имя С. С. Кор сакова, выдающегося российского психиатра, Павлов кипел от негодования. Оно долго не проходило. Спустя год один из руко водителей этого общества — профессор Ю. В. Каннабих пригла сил Ивана Петровича на научную конференцию. Павлов ответил отказом, который мотивировал так: «Я имею сильное зло про тив Московского общества невропатологов и психиатров за унич тожение им на обложке журнала общества литературного памят ника Корсакову — и потому не имею расположения участвовать в его предприятии» [50].
И если в первые послереволюционные годы ученых относили к представителям эксплуататорских классов, игнорируя их тре бование, чтобы труженики научной мысли были во всех меро приятиях правительства приравнены к трудовым элементам страны, то к середине 30х . ученый стал занимать в обществе почетное место. Отвечая на приветствия при посещении Рязани в августе 1935 г., Павлов говорил: «…у нас теперь чувствует на уку весь народ… Раньше наука была оторвана от жизни, была отчуждена от населения, а теперь я вижу иное: науку уважает и ценит весь народ. Я поднимаю бокал и пью за единственное пра вительство в мире, которое так ценит науку и горячо ее поддер живает, — за правительство моей страны» [51].
Павлова радовало, что за первое пятилетие 30х . средняя заработная плата советского рабочего и служащего поднялась втрое благодаря тому, что золотые резервы СССР увеличились до 1400 миллионов фунтов стерлингов. Ему импонировало укреп ление государственного сектора во всех отраслях экономики, образования, культуры, науки. Если за одинаковую работу зар плата государственного служащего ниже, чем у работника част ного предприятия, то это верный признак слабого государства.
Надежной предпосылкой гармонии в общественных отноше ниях Иван Петрович считал то, что в СССР «уничтожена дикая пропасть между богатыми и бедными» [52], которая и привела Россию к революции. Это мнение Павлова разделяют современ ные европейские политологи, утверждающие, что гарантией предупреждения социальных взрывов может быть не более чем четырехкратная разница в доходах бедных и богатых слоев на селения.
И. П. Павлову доставляло глубокое удовлетворение то, что такой важный атрибут советской государственности, как Крас ная Армия, становится все сильнее, что она пользовалась любо вью народа, хотя на нее затрачивался каждый шестой рубль го сударственного бюджета. 18 августа 1935 г. Иван Петрович вместе с другими делегатами XV Международного физиологиче ского конгресса присутствовал на авиационном празднике в Ту шино, где он, подогреваемый рассказами о советских летчиках его племянника, авиационного командира А. Д. Андреева, вы казал буквально детский восторг.
С Красной Армией Павлов связывал свои надежды в обузда нии фашизма, угроза которого нарастала в Европе, о чем он пре дупреждал Молотова в своем письме. В отличие от некоторых нынешних «гуманистов», в 30е . писатели, ученые, обще ственные деятели Европы и Америки не отождествляли больше вистскую Россию с фашистской Германией. Напротив, только в Советском Союзе и его Красной Армии они видели силу, способ ную пресечь распространение коричневой чумы. Для Ивана Петровича этот коричневый цвет выглядел особенно зловеще, потому что принадлежал германскому фашизму.
Прочитав павловские лекции «Об уме вообще и о русском уме в частности», читатель может убедиться, что их автор, исходя из геополитических соображений и исторического опыта, есте ственную опасность для России и всего славянского мира видел в их «германизации и отуречивании» (Турция тогда еще остава лась главным оплотом мусульманского мира). В 30е . он не сомневался, что Германия нападет на СCCР, и приветствовал политическую доктрину коллективной безопасности, предло женную тогда Советским Союзом мировому сообществу. Беспо коясь за судьбу своей страны, Павлов перестал поощрять даже антисоветские шутки и анекдоты. Его сотрудница В. К. Фадее ва рассказывала мне, как был обескуражен в 1934 г. физиолог, приехавший в павловскую лабораторию из провинции, реакци ей Ивана Петровича на рассказанный им анекдот из той серии, Эволюция политических взглядов И. П. Павлова 681 которая прежде нравилась хозяину. А теперь он резко оборвал гостя словами: «Тот негодяй, кто хулит собственное правитель ство, когда родина в опасности».
Тема мира была одной из самых важных в публичных выступ лениях И. П. Павлова: «Мы хотим не воевать, а творить… Гос подин Гитлер хочет воевать… Развяжите руки господину Гитле ру — и он немедленно попытается проглотить нас и кого угодно еще как муху. Вот почему мы должны особенно одобрять и под держивать борьбу нашего правительства за мир» [53].
Приветствуя делегатов XV Международного конгресса при его открытии 9 августа 1935 г. в Таврическом дворце, Иван Петро вич прежде всего заговорил о страстном «всесветном» желании и стремлении избежать войны на Земле: «Война по существу есть звериный способ решения жизненных трудностей, способ, недо стойный человеческого ума с его неизмеримыми ресурсами… Я счастлив, что правительство моей могучей Родины, борясь за мир, впервые в истории провозгласило: “Ни пяди чужой земли!”» [54]. Эти слова восторженно, стоя приветствовали все делегаты. Сдержанность проявили только немцы и японцы.
И. П. Павлова радовала воспитанная в СССР молодежь, кото рую его зарубежные друзья признавали «сильнейшей статьей актива Советского Союза». Один из четырех председателей физиологического конгресса Луи Лапик писал во французской газете по возвращении на родину: «Знакомство с советской фи зиологией было настоящим откровением… Советская власть пре доставляет ученым неслыханные материальные возможности… Беседы с научной молодежью ошеломили и обогатили меня са мого… Для СССР очень характерно, что ученый занимает в об ществе первое место… Самое прочное впечатление, которое я вынес из Советского Союза, — это впечатление мощи научного движения» [55]. Очевидно, Лапик не думал бы так, если бы в беседах с Иваном Петровичем не убедился в правильности сво их суждений.
Поведение И. П. Павлова на конгрессе в присутствии 1500 че ловек невозможно интерпретировать иначе как признание совет ского правительства своим, а «большевистский эксперимент» — заслужившим право на проведение. Те, кому не хочется сейчас признать произошедшую метаморфозу в политических взглядах Ивана Петровича, не оспаривают этот широко известный эпизод его жизни. Но они пытаются убедить своих читателей, что в коротком эпизоде Павлов не был самим собой, а действовал чуть ли не под гипнозом Бухарина и Каминского.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});