Читать интересную книгу "Шелестят паруса кораблей - Александр Гервасьевич Лебеденко"

русскими с разбившегося прошлым летом у берегов Камчатки японского корабля.

Рикорд попросил Леонзаймо перевести это письмо на японский язык. Японец сперва уклонялся, потом согласился. Рикорд посмотрел на текст перевода и удивился: японский текст был значительно больше русского.

— Почему письмо стало таким длинным?

— Здесь три письма, — пояснил Леонзаймо. — Одно — это перевод вашего, второе — рассказ о моих приключениях и третье — доклад о крушении японского судна, на котором я плавал у берегов Камчатки.

— Хорошо, пусть будет так. Но сперва мы пошлем письмо о Головнине. Получим ответ — пошлем ваше.

Японец сразу пришел в ярость. Лицо его перекосилось. Вынув ножик, он отрезал «свою» часть письма, скомкал и начал жевать.

За последнее время Рикорд приобрел кое-какие знания японского языка и по отдельным словам оставшейся первой части письма смог понять, что там действительно говорилось о Головнине, Хлебникове, Муре и матросах.

Петр Иванович решил отправить эту часть письма с одним из японцев. Мичман Рудаков свез японца на катере к устью речки, где «Диана» брала когда-то воду. Японца встретили три курильца и повели к крепости.

Когда японец и курильцы подошли к крепости, японцы выпалили по «Диане» из трех пушек.

Шел день за днем, а ответа от японцев все не было. Забеспокоился и Леонзаймо, хотя он и утверждал, что в Японии есть обычай не отвечать раньше трех дней.

Рикорд решил набрать воды без разрешения. Когда мичман Рудаков подошел к берегу с бочками и вооруженными людьми, Рикорд отправил в крепость еще одного японца, чтобы разъяснить цель высадки.

Японец вернулся к двенадцати часам. Слова встретившего его японского чиновника из крепости Леонзаймо перевел так:

— Вода пускай бери, а ты ступай назад.

Проходили дни. Никакого ответа на письмо Рикорда не было. Даже Леонзаймо удивлялся молчанию кунаширских властей.

После долгих колебаний Петр Иванович решил послать к японцам Леонзаймо. Обрадованный купец дал клятву вернуться.

— Я вам верю, — сказал Рикорд.

— А если начальник Матсмая не отпустит меня? Там мои жена и дети. Он может убить их.

Это было справедливо, и Рикорд сказал купцу:

— Тогда пишите письмо к родным. Здесь нам делать нечего. Завтра в море...

— Хорошо, — сказал купец упавшим голосом. — Мне остается умереть в неволе. Я долго не проживу.

Рикорд заколебался. Перед ним был человек, у самых берегов родины теряющий надежду когда-либо вернуться к своим, к жене, к семье.

— Я отпускаю вас, — сказал он японскому купцу,— без всяких условий.

Леонзаймо был отпущен к своим в сопровождении японца, который уже ходил к крепости. Рикорд дал Леонзаймо три билета. На первом было написано: «Головнин жив и находится здесь». На втором: «В Матсмае, Нагасаки, Едо». На третьем: «Умер».

На другой день в девять часов утра Леонзаймо вернулся. Его встретили на шлюпе как друга. По его рассказу, его не впустили в крепость, и он спал на траве.

— Ну, а как с русскими? Как с Головниным?

— Головнин и все убей... Прошлого года... ступай... бей нас. Мы жизни не жалеем.

Эта страшная весть ошеломила всех.

— Слушайте, Леонзаймо, — сказал Рикорд. — Я не могу поверить, что Головнина убили. И наше правительство не поверит мне. Добейтесь от начальника письменного свидетельства о смерти капитана Головнина и его спутников. Вас и ваших соотечественников я отпускаю.

— Хорошо, капитан. Я скажу так и еще раз вернусь к вам.

Леонзаймо и освобожденных японских моряков свезли на берег.

Прошло несколько дней, а Леонзаймо не возвращался и никаких вестей от него не поступало. Офицеры и матросы на «Диане» и «Зотике» горели желанием наказать японцев за коварство и убийство Головнина и его товарищей, разнести орудийным обстрелом укрепление и поселок. Но Рикорд сохранял выдержку.

«Можно ли полностью доверять Леонзаймо? — раздумывал он, уединившись в своей каюте. — А если Головнин и его спутники живы? Тогда нападение на Кунашир может оказаться причиной международных осложнений и прежде всего погубит русских пленных, если они остались в живых».

Явился матрос и доложил:

— Ваше благородие, на виду большое японское судно!

Рикорд вышел на палубу, несколько минут в трубу рассматривал японское судно и отдал приказ овладеть им.

Вечером хозяин судна был доставлен в каюту Рикорда.

— На мой взгляд, это очень хороший человек, — доложил Рикорду штурман Середний, руководивший захватом. — Его зовут Такатай Тахи.

Рикорд взял японца за руку и усадил рядом с собой.

Японец был в унынии.

Рикорд показал ему копию своего письма начальнику острова.

Японец оживился:

— Капитан ваш — Матсмай. Живой. Семь русский, — показал он на пальцах, — живой.

Рикорд вскочил и обнял японца. Затем приказал спустить шлюпку и вместе с Такатаем Тахи поехал на захваченное судно.

В чисто прибранной каюте хозяин и гости сели пить чай.

Рикорда все подкупало в Такатае Тахи, но он не мог освободиться от подозрения, что и этот японец в душе относится к русским враждебно и только придерживается иной тактики, нежели Леонзаймо.

Роясь в голландско-японском словаре, Рикорд с трудом выбирал нужные слова.

Разговор был трудный. Все же он понял, что и Такатай Тахи не ждет ничего доброго от начальника Кунашира, да и другие японцы боятся этого недоброго пограничного места.

Рикорд сообщил Такатаю, что вынужден взять его с собою. Захваченное судно и японскую команду отпустили.

«Диана» и «Зотик» отошли к русским берегам.

ПОБЕГ

Из сарая русских перевели в дом, где предоставили три комнаты. Половину дома заняли караульные. О возвращении в Россию больше не говорилось ни слова.

Своим планом побега Головнин поделился с Хлебниковым и Муром. Хлебников сказал:

— Я на все согласен, лишь бы покончить с этим положением.

Мичман Мур долго молчал, потом вдруг, глядя в сторону, сказал:

— Бегите... Я вам не помеха. Я никому не скажу о вашем плане. Но сам я решил остаться в Японии на всю жизнь.

Головнин замер от удивления. Пришлось сделать вид, будто этот план он предложил в шутку.

С этих пор Мур стал держаться в стороне от товарищей, сделался