Улыбка смягчила заострённые черты лица Гюнтера: двадцать тысяч не так уж плохо, конечно, не миллион и не пять, но все-таки какой-то трамплин для человека с умом. Ведь чего-чего, а ума у него хватит. Ума, настойчивости и деловой прыти.
Улыбнулся ещё раз. Можно даже написать Шлихтингу и полковнику расписки, но пусть только попробуют вернуть свои жалкие двадцать тысяч! Он намекнёт, что Гюнтеру Велленбергу — люмпен-интеллигенту, терять, собственно говоря, нечего, а вот дорогим господам… Если левые газеты начнут распутывать этот клубок…
Гюнтер засмеялся. Инспектор удивлённо посмотрел на него, и парень сразу сделал постное лицо.
Потом инспектор ушёл. Гюнтер лёг на диван — захотелось спать, сон одолевал его…
Он лежал с подложенной под щеку ладонью и вдруг увидел темно-звёздное небо — такое тёмное небо и такие яркие звезды можно видеть только во сне. Звезды мерцали, и Гюнтеру было тревожно, предчувствовал: сейчас что-то случится, и не знал, что именно…
Но вдруг луч, белый и тонкий, как лезвие, прорезал звёздное небо и потерялся где-то в бесконечном просторе.
Почти одновременно в луче возникли две фигуры — они шли, взявшись за руки, словно их мог кто-то разлучить, вначале нерешительно, будто учились ходить по канату, но постепенно их шаги становились увереннее, они шли и не обращали внимания ни на звезды, ни на луч, смотрели друг на друга, и в этом безбрежном мире для них не существовало ничего, кроме них самих и их любви.
Аннет улыбалась Карлу — белая роза на зеленом стебельке — и ямочка на её щеке двигалась, а глаза излучали синий свет…
Они шли, разговаривая о чем-то, молчали, смеялись, снова разговаривали и снова молчали. И им было хорошо, потому что самое главное — найти друг друга, зная, что всегда будут радостными и пожатие руки, и улыбка, и поцелуй, и просто ненароком сказанное слово, а они знали, что так будет вечно, поскольку луч вёл их в вечность и дорога их не имела конца.