Читать интересную книгу Посредники - Зоя Богуславская

Настя солнечно улыбнулась им всем сразу, приоткрыв розовые десны. Из глаз брызнули детскость, чистосердечие и та безмятежная вера, что все идет на поправку и скоро кончится, которая есть лучший фон для действительного выздоровления.

— Как дела, Настя? — спросил он. — Говорят, по комнате расхаживаешь, как здоровая.

— Да, — тоже улыбаясь, подтвердила Инночка. — Сегодня утром до двери и обратно дошла.

Он вопросительно посмотрел на Настю. Она залилась краской, чуть передернув плечом, кивнула.

— Ну покажи, что ты умеешь.

Он говорил с ней строго и ласково, как часто говорят дети с собаками. Но все равно она смущалась. Он уже знал, что Настя все проделает в его присутствии гораздо хуже, чем утром. А может быть, ей и вовсе это не удастся.

Но он помог ей приподняться и стать на ноги. Непослушные, как протезы, ноги упирались в пол, боясь оторваться.

Он сделал вместе с ней первый шаг, второй. Потом отпустил.

Врачи, ассистенты и больные стояли плотным кольцом вокруг Насти, а она демонстрировала им то, чему научилась в больнице.

Еще шаг, еще два неуверенных несгибаемых шага. И она пошатнулась.

Ее подхватили. Теперь она еще больше смутилась, как будто была виновата. Она не смогла дойти. Демонстрация кончилась не так удачно, как предполагалось.

Но она все равно улыбалась, когда они, подхватив ее под руки, двинулись к постели. Потом она отвернулась, поглядела на подоконник и на мгновение забыла, где она, что с ней. Он тоже посмотрел ей вслед и все понял... Вот откуда у него возникло при входе в палату это ощущение перемены. Подоконник Насти был заставлен вещами, убранными и подобранными со вкусом и домовитостью хозяйки. Крошечная елка, украшенная игрушками, две куклы, большая со светлыми косами, похожая на хозяйку, и маленький гуттаперчевый пупс, из тех, что плавают с малышами в ванне, сидели под елкой. Рядом стоял транзистор с громадной вытянутой антенной.

Нет, она не собиралась отказываться от жизни. Она устроилась здесь деловито, уверенно, ожидая срока полного выздоровления. Он отвернулся от подоконника, досадуя на себя.

Он-то знал — п о л н о г о  уже не будет.

Он помнил ход болезни, дважды испытанное в детстве онемение ног, которому не придали значения, потому что оно быстро прошло. Диагноз тогда был поставлен неточно. Потом беготня, школа. О том случае с ногами она и не вспоминала. И вдруг 8 Марта, посреди шумного праздника родителей, она почувствовала, что не может подняться со стула, как будто нет ног, а бесчувственные, немые подпорки. «Скорая» доставила ее сюда с полным параличом обеих ног.

Единственное дитя полковника Гаврилова и заведующей наборным цехом одной из московских типографий, утеха, надежда двух уже немолодых, загруженных людей.

В первый же обход, познакомившись с историей болезни и осмотрев Настю, он поставил новый тяжелый диагноз — рассеянный склероз.

Излечение паралича возможно, но полное? Чтоб танцевала твист и бегала по льду — на это один шанс из ста. Что ж, надо попытаться, чтобы восторжествовал один шанс.

— Что ты делаешь с куклами? — обернулся он к ней, уже направляясь из палаты.

Она оправилась от смущения, но все еще сидела на кровати, не ложась, в ожидании конца обхода. Щеки ее побледнели и опали, в глазах мелькнуло беспокойство.

— Учу их ходить под музыку.

Настя показала на транзистор. Олег вернулся, включил транзистор. Голос негритянской певицы тянул что-то медленное, заунывное, похожее на молитву.

— Ты ее вот как учи. — Он взял куклу за ноги и показал на подоконнике. — Два шага вперед, один вбок, вправо, потом еще вперед два, потом один влево.

Настя засмеялась.

В коридоре по дороге в мужское отделение, он продиктовал итоги осмотра, дал новые назначения. Что назначать?

Нужнее всего ей была детвора, воздух, игры. Не сейчас, сейчас еще рано, но потом — обязательно. Успехи, которых достигла Настя в ходьбе, были необыкновенны. Он бы не поверил, если бы в прошлый обход не видел сам, как она встала на ноги и сделала несколько шагов. Но сегодня, десять дней спустя, мало что изменилось. Процесс нормализации словно приостановился. Это был плохой симптом. Что-то мешало. Что же?

Он назвал ряд дополнительных исследований и попросил сделать как можно скорее. При этом обещал, что специально еще раз приедет на той неделе.

...Почему он так отчетливо это помнил? Может быть, Настя сильнее других задела его? Или тут иное. Пресловутый механизм запоминания. В чем он? Допустим, может ли он вспомнить Руслана Чиликина из соседнего отделения таким, каким он увидел его впервые? Что случилось тогда с ним? Ведь Чиликина он встретил совсем недавно, когда они с Родькой смотрели какой-то фильм. «Доживем до понедельника» или «Друг мой Колька»? Олег напрягся, силясь восстановить подробности обхода. Если он прав относительно сцеплений, — он все вспомнит. Осматривал ли Олег Чиликина в тот далекий апрельский день?

Да, да, конечно. Он тогда еще отметил необычайную красоту бульдозериста. Атлетическое телосложение, кудрявую русую голову и прозрачные глаза. С такими лицами соединяется представление о героях былин. Чистота, сила. Любуясь им, Олег еще подумал, что красота Чиликину дана словно в насмешку. Но что поделаешь, когда именно людей атлетического облика поражала болезнь мышц, атрофия определенных участков тела.

И все же это был совсем иной случай. Здесь диктовали свои законы гены.

Если бы те, кто отрицал в свое время наследственность, переход из поколения в поколение определенных признаков и генов, формирующих живую клетку, увидели брата и трех сестер Чиликиных, они поняли бы абсурдность своего утверждения.

Незадолго до этого Олег был в командировке в городе Горьком. Горьковский мединститут пригласил его оппонировать на защите диссертации, связанной с наследственными болезнями нервной системы. Диссертация делалась на местном клиническом материале. Заодно кафедра попросила Олега проконсультировать двух больных. Одним из них был Чиликин.

Через две недели, уже по возвращении в Москву, Олег положил его к себе в клинику, а несколько дней спустя сюда же без всякого вызова приехали три сестры Чиликина. Одну, тяжело страдавшую, он тоже госпитализировал, две другие жили у родственников и наблюдались амбулаторно.

Удивительнее всего было то, что брат и сестры были различные. Он — подтянутый, стройный, светлоглазый, они — полные, с карими глазами, с апатичными несхожими лицами.

Сходной была только болезнь.

Всех четверых мучило дрожание ног и головы, с годами усиливающаяся монотонность речи и скованность мышц. Поражение подкорковых узлов полушария головного мозга вело ко все более интенсивному разрушению нервных клеток, их гибели.

К обходу Инна Самсоновна начертила всю схему заболевания рода Чиликиных, представив Олегу результаты подробного обследования Руслана.

Его уже начали лечить, но сдвигов пока не было. Лишь во сне или в момент, когда он был чем-то захвачен, дрожание пропадало. Днем же все начиналось снова, изматывая, не позволяя забыться ни на минуту. Особенно усиливалась вибрация, когда Руслан волновался.

Вот и сейчас, пока его осматривали, руки, вытянутые перед собой, были спокойны, лицо безмятежно открыто им навстречу, а ноги ходили ходуном. И глаза перемещались за предметом, как у куклы. «Кукольный рефлекс глаз».

Он тогда все же доискался до причины общесемейного заболевания, его далекого источника. Энцефалит. Если бы это знать с самого начала, лечение могло быть намного эффективней. А сейчас конечным пунктом, обозначенным на карте истории болезни Руслана и его сестер, скорее всего должна была быть операция мозга. Впоследствии ее успешно и сделали в нейрохирургической клинике Эд. Канделя.

Тогда на обходе у него была другая задача.

— Что поделываете в больнице? — спросил он Чиликина.

— Сплю... — заторможенно ответил тот. — Или читаю... Когда книга есть... — Он наморщил лоб, глаза смотрели не мигая.

— Что читаете? — поинтересовался Олег.

— Про Сибирь... как лес сплавляют, — уточнил тот после длинной паузы.

Олег обернулся на койку, книга была открыта.

— Кончишь про Сибирь, освой «Спутник кинолюбителя». Поучись, как кино показывают. Это дело интересное и очень перспективное... Юрий Павлович, — обратился он к Мышкину, — добудем «Спутник кинолюбителя»?

Мышкин кивнул.

— Глядишь, через год Чиликин нас в кино пригласит. Что-нибудь такое про сладкую жизнь или Карамазовых. Не все же на бульдозере ворочать.

— Хорошо бы, — пожал плечами Мышкин.

Он был строг и к вольности профессора по части личной жизни пациентов относился неодобрительно.

Они двинулись из палаты.

Да, на бульдозере не придется тебе, Руслан, ворочать, думал Олег. Это уж точно. Отзвенела роща. Чем на инвалидность садиться, лучше ролики перематывать — кино дело увлекательное, и дрожание будет меньше.