Через несколько секунд в обеих руках начало покалывать. Покалывание постепенно распространилось на запястья, охватило предплечья. Возникла блаженная расслабленность, какая обычно бывает, если опустить озябшие руки в теплую воду. Ушло несколько минут, чтобы понять, что происходит: он впитывал из девушки жизненную энергию.
Тем не менее через несколько секунд подумалось, что действовать надо не совсем так. Чтобы блаженство от перелива энергии ощущалось сполна, тела должны находиться в полном контакте.
Найл освободился от туники и скинул ее на пол, после чего медленно, опираясь весом в основном на локти, улегся на девушку. Ростом он был выше сантиметров на пятнадцать и опасался, что тяжеловат для нее. Однако ничего – вес распределился так ровно, что даже если б она не спала, то наверное не ощутила бы неудобства.
Найл вообще-то готовился к чему-то необычному, но все же случившееся его удивило. Девушка задышала глубже, и вверх из ее тела стало подниматься что-то мягко светящееся. Походило на открытый кран: жизненная энергия обильно сочилась, и через циновку проникала в его тело. Циновка каким-то непостижимым образом всасывала жизненную энергию из тела девушки и передавала ее Найлу. Он попробовал прижаться губами к ее рту, но это только задерживало поток, даже когда он смочил ей губы языком. А девушка дышала глубоко и ровно, словно хорошо привыкла к такому переливанию энергии. Чувствовалось даже, что она наслаждается и рада избавиться от избытка жизненности, скопившегося в теле.
Все эти ощущения были одним из самых необычных, какие только Найлу доводилось испытывать. Отдаленно это напоминало те незабвенные минуты, когда он впервые сжимал в объятиях Мерлью – то же томное вожделение, передающееся от ее тела ему. Но в сравнении с тем, что ощущалось сейчас, даже объятия Мерлью как-то блекли. Теперешние ощущения были гораздо глубже и совершеннее, чем секс; или вернее, секс можно было назвать усеченным вариантом их ощущений. Позволяя Найлу целовать взасос и прижиматься телом, Мерлью отступала в своей сокровенный мир удовольствия, и Найл был лишь механизмом, дающим желанную ласку. Эта же девушка давала ее бескорыстно, доставляя удовольствие лишь потому, что он мужчина и нуждается в ее жизненной энергии; и она давала ласку так же щедро и естественно, как корова молоко.
В Найле поток утолял какую-то потаенную, сугубо мужскую жажду, о наличии которой он всего несколько секунд назад и не подозревал. Ощущение было подобно прохладному напитку для першащей, пересохшей глотки; волны удовольствия расходились по отдаленным уголкам его существа, словно нервы у Найла – телеграфные провода, уходящие в отдаленные районы какой-нибудь неведомой страны.
Вспомнилось вдруг одно из самых памятных впечатлений детства: день, когда на пустыню у подножия плато неожиданно пал проливной дождь. С запада тогда подул стойкий прохладный ветер, пригнавший громады туч, и с неба пошла вдруг хлестать вода, словно какой бог опрокинул огромное ведро или – еще вероятнее – водопад. Когда скопившаяся вода побежала по высохшему руслу ручья, земля вдруг зашевелилась и наружу из слякоти стали выталкиваться крупные лягушки-валы. С треском начали лопаться какие-то пустые горошины, и через полчаса земля оказалась покрыта пестрым ковром из цветов – белых, красных; желтых, синих, оранжевых, розовато-лиловых.
Большие лужи кишели головастиками и водорослями, а кваканье лягушек перекрывало глухой шум дождя. Это было, пожалуй, самое памятное и радостное событие его детства. И теперь, поглощая энергию девушки, Найл чувствовал, как его собственное существо превращается в цветок, внезапно высвечивая равным светом до этой поры и неведомые области сознания.
Минут через пять тело будто отяжелело от избытка удовольствия; кидать ни взять голодный, проглотивший обильный обед. Когда Найл поднялся, его обнаженное тело лучилось, будто над кожей искрились тысячи крохотных точечек света. Он рухнул на стул – старомодный, с изогнутыми ручками и подушкой на сиденьи – и с глубоким вздохом расслабился. Сердце словно замедлилось до половины своей обычной скорости.
По крайней мере теперь он понимал, отчего убийцы взяли с собой девушку. Она была для них источником энергии, обновителем жизненной силы. Находясь с ней в телесном контакте, он, можно сказать, ощущал присутствие тех мужчин, что ему предшествовали. Найл не чувствовал ревности. Давать энергию было предназначением этой девушки, она рада была отдавать ее любому мужчине, который мог бы ее принять.
В эту секунду осенило и то, почему Вайг вел себя так странно в присутствии девушки. Он наверняка как-то подспудно чувствовал, что та способна восстановить его убывающую энергию. От этой мысли душа наполнилась радостной надеждой. Сама лучащаяся жизненность убеждала в том, что девушка способна исцелить недуг Вайга. От брата же требуется единственное – впитывать из ее тела энергию до тех пор, пока не восстановятся собственные жизненные силы.
От этой мысли Найл так взволновался, что вскочив, сделал шаг к двери, прежде чем вспомнил, что гол. И накинув уже было тунику, вспомнил нарекание старца насчет торопливости, за которую именно он сегодня, кстати, уже поплатился. Эта мысль охладила Найла, он бросил тунику на пол и снова сел.
Еще раз пристально посмотрев на спящую девушку, он испытал жалость и благодарность. Она несла в себе тайну жизни; вместе с тем мужчины, держа девушку для своих нужд, превратили ее в своего рода дойную корову. Лежа неподвижно с закрытыми глазами, она походила на покойницу: пятна румянца истаяли со щек, дыхание едва заметное.
Проникновение в мозг равносильно было вхождению в первородный мрак, не было даже разрозненных сполохов-снов. Прощупывая чуть раньше ум девушки в больнице, он воспринимал ее спящее сознание эдакой подрагивающей зарницей на горизонте. Сейчас у нее в уме не было ничего – бескрайняя тьма.
Внезапно Найлом овладело неудержимое желание выразить девушке свою благодарность, возвратив хоть немного своей избыточной жизненности, которую впитал с ее помощью и которая в свою очередь еще выше подняла его жизненный тонус. Циновка из озерной травы наполовину соскользнула, от чего вид у девушки стал какой-то доподлинно несчастный и покинутый, будто ее швырнули сюда с проезжающей мимо повозки.
Найл, наклонившись, поправил циновку, после чего перевернул и опять накрыл ею тело. Затем он снова улегся на девушку, предусмотрительно оперевшись на локти. Вместе с тем теперешняя поза казалась до странности неудобной. Он слез с девушки и лег возле нее на постель. Затем, обняв ее одной рукой за талию, а другой прихватив за ягодицу, поднял ее и взвалил на себя. Она была на удивление легка, но из-за полной расслабленности никак не держалась в таком положении; пришлось сначала, потянувшись, выпрямить ей ноги, затем приспособить между ней и собой циновку, и придерживать девушку за обе ягодицы. Голова у нее была повернута в сторону, так что щека приходилась Найду напротив рта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});