к работе команды экспертов ведомства и честно поделились с комиссией всей той информацией, которой располагали, включая сведения, полученные в разные периоды от немецких, чешских и польских друзей по линии представительств КГБ при органах безопасности этих стран.
Но уже на самом раннем этапе работы депутатской комиссии наши сотрудники стали все чаще информировать руководство о фактах, которые вызывали растущие сомнения в объективности руководства комиссии и в чистоте помыслов ряда наиболее активных ее участников. Вызывали, в частности, удивление и даже недоумение некоторые «установочные вводные» экспертам, поступавшие от руководителя комиссии А. Н. Яковлева и от его заместителей, особенно в части порядка проведения научных и технических экспертиз по представленным на исследование документам. Стало далее нетерпимым и то очевидное пренебрежение, с которым руководство комиссии относилось к труду группы наших экспертов и к тем выводам, к которым они пришли по итогам проведенной ими напряженной и очень кропотливой работы.
Сама комиссия работала бессистемно, неорганизованно и абсолютно непоследовательно. Работа была «пущена на самотёк», в ней явно отсутствовала планомерность, все происходило какими-то «наскоками и зигзагами». Наметился очевидный перекос в сторону приоритетной востребованности для подготовки заключения прежде всего достаточно произвольных, я бы даже сказал – досужих, высказываний и мнений ряда весьма ангажированных советских и зарубежных историков, не буду сейчас обозначать их пофамильно, они и так получили благодаря этому эпизоду поистине планетарную известность.
Их оценки и выводы вставлялись в заключение целыми кусками и даже блоками, причем без должного критического подхода и без всестороннего анализа. Даже дипломаты, бывшие и действующие, играли в комиссии далеко не первую скрипку. Это хорошо видно хотя бы на примере того же В. М. Фалина, который внезапно «прозрел» лишь после развала СССР, хотя в самой депутатской комиссии был заместителем ее председателя и активно подыгрывал Яковлеву. Что же касается выводов разведки, в том числе ее специализированного подразделения, которое отслеживало и анализировало активные мероприятия спецслужб противника, то они вообще были, по существу, проигнорированы Комиссией.
В этих условиях руководство КГБ сочло для себя излишним «ломать копья» по поводу критики организационной и содержательной сторон работы Комиссии, чтобы не «нарываться» на возможные несправедливые обвинения в попытках противодействовать ее работе. Но и подыгрывать разворачиваемому на публике политическому спектаклю по сценарному плану Яковлева, Шеварднадзе и его первого заместителя в МИДе А. Г. Ковалева оно не стало, хотя побудительные импульсы со стороны отдельных работников ЦК, в основном его информационно-пропагандистских звеньев, в ведомство поступали, причем неоднократно, со всех сторон, по разным каналам и с различной степенью воздействия «на мозги» упорствующих, иногда даже с неприкрытым нажимом.
В своих статьях в журнале «Обозреватель-Observer» – «Еще раз о пакте Риббентропа – Молотова» и «Оригиналы секретных протоколов – на стол!» я достаточно подробно писал о моих личных ощущениях от работы самой комиссии и от итогов ее деятельности. Процитирую лишь два пассажа из этих статей.
«…На II съезде народных депутатов СССР лукавый А. Н. Яковлев сломал упорство не шибко грамотных нардепов, сунув им в нос в качестве “важнейшего вещественного доказательства” существования “секретного дополнительного протокола к пакту Риббентропа – Молотова” якобы случайно обнаруженную в архиве карту разграничения новой границы с личными (!) автографами И. В. Сталина и И. Риббентропа. Хотя на деле эта карта дипломатам и историкам давно и хорошо известна как составная и неотъемлемая часть подписанного в сентябре 1939 года Договора о дружбе и границе между Германией и СССР. Она была официально опубликована в газете “Правда” в том же далеком 1939 году, и никто из нее никогда и никакого секрета не делал.
Казалось бы, ну чего стоят подобные “свидетельства”, равно как и воспоминания открыто и скрыто ненавидевших И. В. Сталина некоторых его современников и продолжающих ненавидеть “кремлевского тирана” их потомков. А ведь действуют же их россказни на простодушную публику. Так же, как и вымыслы о графологичнской экспертизе документов и подписи В. М. Молотова, якобы проведенной сотрудниками МУРа в пику специалистам научно-исследовательского института КГБ, действительного отказавшимися, несмотря на давление председателя Комиссии Съезда народных депутатов СССР А. Н. Яковлева, признать достоверность материалов по фотокопиям.
К сожалению, не вняли, в своей массе, народные депутаты СССР страстному призыву к разуму своего коллеги и моего земляка пенсионера В. С. Образа и 1435 голосами “за” при 251 “против” и 266 “воздержавшихся” приняли постановление Съезда “О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года”. Между прочим, депутат В. И. Алкснис также поддержал это постановление, вместе с М. С. Горбачевым, Б. Н. Ельциным и А. Н. Яковлевым»[36].
«– Еще один вопрос, связанный с нашей беседой, опубликованной в “Правде” в позапрошлом году. Как откликнулись на ваши исследования те, кто страдает безоговорочной верой в истинность “секретных протоколов”?
– Для меня действительно было интересным посмотреть на реакцию ряда “специалистов”, в течение многих лет откровенно паразитирующих на непростых, неоднозначных проблемах советско-германских отношений довоенного периода. Поэтому год назад я опубликовал статью на эту тему в солидном журнале “Обсервер (Обозреватель)” с общепринятыми в научном мире ссылками на источники информации, а также ее сокращенный вариант в “Экономической и философской газете”. Реакция “специалистов” весьма показательна – полный молчок, ни похвалы, ни ругани. Одним словом, не хотят замечать.
В этой связи хотел бы процитировать известного немецкого философа Освальда Шпенглера. В своем труде “Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории” он отмечал: “Всякому позволено говорить, что хочет; однако пресса также свободна выбирать, обращать ей внимание на это или нет. Она способна приговорить к смерти всякую «истину», если не возьмет на себя сообщение ее миру, – поистине жуткая цензура молчания, которая тем более всесильная, что рабская толпа читателей газет ее наличия абсолютно не замечает”»[37].
До 2009 года мне не приходилось выступать публично по данной теме. Я ограничивался статьями в ряде научных изданий и периодическими беседами с политическим обозревателем газеты «Правда», моим старым, испытанным соратником и верным, надежным товарищем доктором философских наук В. В. Трушковым, который все тянул меня «за уши» на защиту под его чутким руководством кандидатской диссертации по теме глобализации. Благо публикаций по данной теме и в российской, и в зарубежной печати у меня к тому времени уже накопилось немало.
Так уж вышло, что моя основная, «забойная» статья из двух частей, уже прошедшая редактирование и находившаяся в типографском наборе в редакции газеты «Правда», была в последнюю минуту снята с публикации ввиду внезапного появления из-под пера Г. А. Зюганова «программной» статьи на аналогичную тему. В какой-то мере именно по причине столь пикантного «временного совпадения» у меня совершенно не лежала душа к этой откровенно конъюнктурной теме, слишком уж много «попрыгунчиков» стало пастись на этой благодатной ниве за последние пару десятилетий. Один первооткрыватель «единой теории глобализации»,