Майкл, как завороженный, следил безумным взглядом за полетом пчел на груди Кэтрин, но она, к счастью, настолько сильно была охвачена яростью, что не заметила, как Майкл сверлит глазами ее грудь. А ведь он хорошо помнил сладостный аромат этой груди и неуемное желание, возникающее при прикосновении к ней.
Позже Майкл признался себе, что его последующие реплики были, возможно, своего рода словесной приманкой, но тогда...
— А ты ничего не упустила из списка моих преступлений?
Его мягкий тон застал Кэтрин врасплох. Она не могла понять, да и не хотела вникать, почему вид обнаженных мускулистых рук Майкла, скрещенных на груди, вызывает приятную дрожь в ее теле и заставляет сжиматься мышцы живота. Было что-то сексуально-притягательное в руках Майкла. Они были сильными, когда требовалась защита и поддержка, чуткими и нежными, когда он обнимал ее. Эти руки напомнили Кэтрин, как...
Тряхнув головой, она попыталась вникнуть в слова, сказанные Майклом: какое-то преступление, о котором она не упомянула. Но не успела Кэтрин спросить, что он конкретно имеет в виду, как Майкл пояснил:
— Что переспал с тобой.
Переспал с ней? Значит, он так воспринимает то, что случилось между ними на ферме? Как преступление? У Кэтрин сжалось сердце, хотя она обещала себе не реагировать болезненно на воспоминания о тех событиях. Ладно, если Майкл так считает, то она тоже даст ему понять, что их занятия любовью — нет, их секс, вот более подходящее слово — для нее ничего не значили!
Изобразив безразличие, Кэтрин пожала плечами и отвернулась. Лгать Майклу, не глядя в лицо, — это одно; лгать ему же, когда его взгляд словно пронзает ее насквозь, — совсем другое.
— Я уже совершеннолетняя и могу спать, с кем мне нравится.
— С кем нравится?! — вспылил Майкл. Кэтрин, покраснев, бросила с вызовом:
— Никто не говорил, что у нас был плохой секс!
Майкл напрягся, стараясь не двинуться с места. Если он приблизится к Кэтрин хоть на дюйм, то не выдержит, возьмет ее в свои объятия, и тогда...
— В любом случае, я приехала сюда не для того, чтобы разговаривать о сексе, — сказала Кэтрин, чувствуя с раздражением, как покраснела еще сильнее. Она заметила, что глаза Майкла тоже как-то странно блестят.
— Пусть так. Говорить на эту тему — пустая трата времени, — согласился он, стараясь оставаться внешне спокойным, — особенно когда...
Представляет ли Кэтрин, какой привлекательной она сейчас выглядит: этот гнев, смешанный с трогательным смущением, возбуждающая желание интонация речи. Ни одна женщина не заставляла его...
— Я приехала сюда поговорить о твоем письме, — резко сказала Кэтрин. — Как ты осмелился оказывать мне снисхождение, предлагая снять Гринфилд за смехотворно низкую плату! Я не нуждаюсь в твоих подачках. Я вполне могу оплачивать свои расходы и...
— А я это делаю не для тебя, а для твоего деда, — перебил ее Майкл. — Ты-то можешь себе позволить любую арендную плату, но я подозреваю, что у твоего деда дела обстоят иначе. — Майкл поднял руку, не давая себя перебить. — Да, я знаю, что ты будешь платить за него, но если твой дед является типичным представителем своего поколения, а я думаю, что это так, — ведь должна же была его внучка унаследовать от кого-то эту тягу к независимости, — то он захочет платить за себя сам.
Кэтрин знала, что Майкл прав. У нее появилось странное чувство вины за собственную бестактность, которую она чуть не допустила и на которую ей указал Майкл. Как же получилось, что Майкл обнаружил в ее плане существенный недостаток, который ускользнул от нее? Почему Майкл лучше почувствовал характер ее деда?
Она не могла понять, что ей более неприятно: признать за Майклом чуткость по отношению к пожилому человеку, которого он даже не знает, или ощущение вины, вызванное ее собственным непониманием истинных желаний своего деда. Но ведь Джордж Форестер — ее дед, а не Майкла.
— Я могу найти и другой дом, — с вызовом сказала Кэтрин.
Майкл посмотрел на нее так, что у нее сердце запрыгало в груди как резиновый мячик.
— Да, это ты можешь сделать. Но, как я понимаю, основная причина, почему ты хотела купить этот дом, состоит в том, что твой дедушка связывает свое счастливое прошлое именно с ним. Но конечно же в течение долгой совместной жизни с твоей бабушкой он, я думаю, поменял не один дом...
— Гринфилд был первым домом, где они начали жить вместе, — неохотно пробурчала Кэтрин.
Майкл вдруг почувствовал, как нежность к Кэтрин тонкой нитью начинает опутывать его сердце. Ему захотелось схватить ее покрепче и вытряхнуть из нее это глупое упрямство, но одновременно он почувствовал непреодолимое желание обнять ее и утешить - в глазах и в голосе Кэтрин читались боль и тоска.
— Ты ведь была очень близка с бабушкой и дедушкой? — спросил он.
— Да, — коротко ответила Кэтрин. И, к своему ужасу, дрогнувшим голосом призналась: — Они дали мне все: дом, уют, защиту, заботу, любовь, когда как мои собственные родители...
Кэтрин умолкла и затрясла головой. По ее плотно сжатым губам и по выражению лица было понятно, как она сожалеет о том, что начала говорить об этом.
Но Майкл решил не обращать внимания на эмоциональный барьер, который пыталась создать Кэтрин. Эта женщина его интриговала, ставила в тупик, приводила в ярость, возбуждала в нем желание, заставляла его испытывать самые сильные переживания и эмоции. Он должен выяснить, что именно ее гложет, почему у нее такая враждебность по отношению к нему.
— Когда твои родители что? — спросил Майкл.
Кэтрин закрыла глаза. Лучше бы она вообще не затрагивала эту тему. Она ни с кем не обсуждала своих родителей, даже с лучшими подругами, которые и не подозревали о тех потрясениях, страхе и унижениях, что ей пришлось испытать в детстве из-за отсутствия родительской любви.
Она до сих пор словно наяву видела раздраженное лицо матери, когда та, несмотря на жалостливые уговоры дочери, отказывалась прийти на школьный спектакль.
— Нет, дорогая, я не пойду. Мы сегодня с Кевином ужинаем. А ты же знаешь, что мне на детском спектакле будет скучно...
О да, Кэтрин хорошо это помнила. Матери всегда с ней было скучно.
— Ничего! — яростно ответила Кэтрин на вопрос Майкла.
Она отвернулась, чтобы он не видел выражения ее лица, и поэтому не заметила, как Майкл вдруг сделал резкое движение, подошел к ней и стиснул своими руками ее плечи, прежде чем Кэтрин смогла увернуться.
— Они заставляли тебя страдать, — догадался Майкл, — они...
— Нет! — выкрикнула Кэтрин, но почувствовала, что боль и страх, явно слышимые в ее голосе, подтверждают предположение Майкла.