Я подняла корзинку и бросила поверх кореньев кожаные чуньки и мокрую рубаху. Охотник сжал в кулаке монету:
— Твой… рехомпенса… э-э… награда. Я хотеть… хочу наградать… награхать… тьфу!
Попросить шиповниковый цветок тоже было бы неплохо, но вознаграждение не должно быть для парня удовлетворительным, то есть, оно не должно быть материальным. Я сказала:
— Улыбнись, господин мой. Твоя улыбка лучше всякого серебра.
Наверное, тот заезжий арфист с городской площади был бы мной доволен. Юный аристократ только головой покачал. И улыбнулся, как просили. Улыбнулся своей ошеломляюще яркой улыбкой — и я подумала: а ведь она и вправду лучше всякого серебра. Я бы сама деньги платила, лишь бы видеть эту улыбку почаще.
Ну все, надо идти. Поворачиваться и идти прочь, хоть сердце накрепко прикипело к этому принцу сказочному.
— Прощай, господин мой. Пусть тебе во всем сопутствует удача. Вьена суэрта, доминио.
— Эй, ты… уходить… уходишь?
— Ухожу, господин. Мне уже давно пора быть дома.
— Где твоя… твой дом, араньика?
— В лесу.
— Как твой… твое имя?
О, уже что-то.
— Леста. Леста Омела из Кустового Кута.
Пауза. Он прижал кулак с ахентой к подбородку. Нахмурился. Я вежливо поклонилась, перехватила поудобнее корзину и пошла прочь.
Я уже поднялась по косогору наверх, когда он меня окликнул:
— Лехта! Араньика!
Я обернулась — он лез за мной по крутой тропинке, цепляясь за все ветки роскошным плащом. От кудрей его разлетались голубые искры.
— Э аи! Вот это. Вот это тебе.
Сейчас он мне насильно что-нибудь всучит. Этого еще не хватало.
— Что это?
— Тебе. Твое. Смотри.
Это оказалась брошка — фибула, которой он скалывал ворот рубахи. Небольшая, без самоцветов, зато с эмалевым бело-зеленым узором. Какие-то непонятные знаки и буковки на фоне завитушек.
— Я не могу это взять, господин.
— Возьми. Это сигна. Моя сигна. Эхто бохке… — он широко повел рукой, — Этот лес… держать… владеть Леогерт Морао. Ты, — он ткнул в меня пальцем, — ты здесь син пермихо… ты нельзя здесь. Это, — обвиняющий палец ткнулся в мою корзинку, — эх робо! Бери! — он сунул мне в ладонь фибулу, — Говори: эхто эх сигна де Аракарна. Ты… тебя не сделают зло.
— Аракарна? — прошептала я, не веря своим ушам.
— Моя имя. Аракарна. Каланда Аракарна. Фуф! Что опять? Моя голова… лох квернох… рога растет?
Я онемела. Я молча смотрела в смеющиеся глаза заморской принцессы, которую, вернувшись с войны, привез из далекого Андалана славный король наш Леогерт Морао, чтобы сделать ее своей королевой. Я ведь слышала об этом! Я слышала, что принцесса капризная, нравная и своевольная, но даже помыслить не могла, что настолько. Нарядиться в мужской костюм! В одиночестве носиться по лесам! Отдать свой значок какой-то крестьянке, подворовывающей в королевском заповеднике! Высокое небо! А я-то растаяла — прекрасный, наивный незнакомец, почти ребенок… Надеюсь, она не поняла, что я приняла ее за мальчика. Хотя я назвала ее «доминио» — господин…
Теперь я видела, что это не мальчик. Она моя ровесница, может, даже и постарше. А что до голоса — голос у нее и в самом деле низкий. Низкий, звучный, сильный голос. Но это голос женский, а не голос подростка.
Это голос моей будущей королевы…)
Я остановилась, потому что передо мной была яма. Яма с обвалившимися краями, заросшая крапивой и ежевикой. Я удивленно огляделась. Куда это меня занесло?
Лес здесь уже заметно поредел, и впереди, между сосновых стволов, виднелись каменистые бока ближайшего холма. Ага, это я шла к востоку, сначала по тропинке, потом зачем-то свернула в лес… Тропинка, скорее всего, вела к деревне. Но я свернула. И пошла напрямик?
Я обошла яму, путаясь в мусорном подлеске, спотыкаясь о какие-то черные камни и черные трухлявые бревна. Тропинки не было. Я в самом деле пришла сюда без дороги. Еще раз огляделась.
На краю зрения вспыхнуло что-то белое — я присмотрелась. Белое светилось среди веток здоровенной липы, так высоко, что и не разглядеть. Я снова принялась бродить по подлеску, чтобы найти место, откуда это белое можно рассмотреть. Липа росла шагах в десяти от ямы, и я подумала: липа не то дерево, чтобы расти в глухом лесу. По крайней мере, в тесноте ей до таких размеров не вымахать. Значит — тут когда-то была поляна или расчищенное место. А яма — это все, что осталось от дома.
Наконец я разглядела белое пятно среди ветвей. Даже не то, чтобы разглядела. Просто болезненная догадка, проклюнувшаяся в сердце в момент, когда я увидела яму, развернула жгучие листья и хлестнула меня по глазам. Там, высоко, в развилке ветвей, светился под солнцем коровий череп — знак того, что в доме поблизости живет знахарь. Липа выросла с той поры, и череп вознесся почти в небеса.
И я снова подошла к яме.
— Здравствуй, Кустовый Кут. Здравствуй, Левкоя.
"Здравствуй"! Кому тут здравствовать? Крапива вон здравствует благополучно, экие заросли вокруг… Птички свиристят. Мураши ползают. Ежевика сизая, крупная, смотрит из тени как глаз, бельмом затянутый. Шла бы ты отсюда, Леста Омела, не твой это дом.
— Простите меня, — сказала я.
И почувствовала, что и эти слова не к месту. Здесь не тот берег и не этот. Здесь просто небытие.
Я повернулась и пошла прочь.
Глава 6
Принцесса Мораг
На рынке в городе я купила два шерстяных одеяла, суконный плащ цвета еловой хвои, клетчатую шаль в два оттенка серого, мягкие сапожки, на размер больше чем мне требовалось и благоухающий сандаловый гребешок. Еще я купила зеркало — такое, как мне хотелось. Хрустальную пластину, запаянную в серебряную рамку, с решетчатой ручкой, украшенную кораллами и бирюзой. Одно это зеркало стоило в три раза дороже всех остальных моих покупок вместе взятых, включая комнату и обед в трактире "Королевское колесо".
Теперь же, сидя на постели в запертой комнате, я смотрелась в зеркало. Искала в отраженном лице следы того, что так пугало беднягу Кайна, но ничего подозрительного и беспокоящего не углядела. Лицо как лицо, обычное простоватое лицо амалерской девушки. Вот только кожа не тронута даже тенью загара — это в конце лета! И веснушки как-то выцвели, стерлись, словно от многочисленных стирок. И губы побледнели — я помнила точно, что рот у меня был яркий, большой, Каланда все надо мной посмеивалась — а теперь губы сделались совсем бескровными. Словом, бледная моль смотрела на меня из зеркала. Выполосканная в воде и вылинявшая до полной прозрачности.
Гадость какая. Может, купить румян и сурьмы и накрасится как те девочки что сидят внизу, в трактирном зале?
Далеко, в Бронзовом замке на скале, ударили колокола. Звон поплыл волнами, сверху вниз, перекатываясь через крыши. Пошла четвертая четверть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});