по двадцать, потому что авторам лень придумывать новых героев. Могли бы и напрячь мозги…
Несколько законченных гиков оборачиваются и сверлят его недобрыми взглядами. Они же его не убьют, правда?
– Не знаю. По крайней мере, эти толстосумы всегда дорисовывают комиксы до конца. А вот я…
– Ты нарисовал комикс?
– Он не продается.
– Где его найти?
– Здесь его точно нет.
– А можно почитать?
– Он еще в работе.
– И что?
– Тебе не понравится.
– И что? Слушай, Длинный, я позволил тебе привести девчонку ко мне на крышу! С тебя причитается.
– Мы вроде договорились, что я помогу тебе найти себя.
– Ну дай почитать комикс!
– Ладно. Скоро дам.
Я вспоминаю, где остановился: Хранитель Солнца пытается выбрать, кто не пойдет на корм дракону, девушка или лучший друг. Если бы меня спросили, кого я спасу: Женевьев или Томаса, – я бы скорее бросился в пасть дракона сам. Я собираюсь уже сказать, что со смерти отца почти не рисовал, но вдруг замечаю своего одноклассника Колина. Он тоже меня заметил.
Как-то мне неловко. Когда он рассказал, что Николь беременна, я мог бы получше его поддержать и проявить больше симпатии. Но, будем честны, закон секса прост: в презервативе риск заделать ребенка снижается, а без презерватива обычно рано или поздно появляются дети. И я не должен хреново себя чувствовать из-за того, что он не спрятал свой хрен в резинку. И хотя я твердо верю, что все в мире рано или поздно перестанут трындеть и будут просто кивать друг другу при встрече, не тратя свою бесценную жизнь на светские беседы, – совсем промолчать я не могу.
Я подхожу к Колину. От него пахнет дешевым одеколоном из аптеки.
– Привет, чувак, как лето? Тебя во дворе не хватает. – Тут я немного приврал: он всегда считал «Дикую охоту» детской игрой. Так-то оно так, но он никогда не выкладывался по полной, как все мы. Он предпочитал спорт, особенно баскетбол.
У Колина красные глаза. Не от травки. У меня бывает такой вид, когда я очень усталый, очень задолбанный или отчаянно пытаюсь не взорваться. Неудивительно: я слышал, чтобы прокормить будущего ребенка, он пашет на двух работах, хотя становиться отцом не хотел и явно не готов. Я сделал глупость, напомнив ему, сколько веселья он упускает. У него в руках шестой выпуск «Темных сторон». Я эту серию толком и не читал, я больше фанат Скорпиуса Готорна.
Он не отвечает, и я решаю попробовать еще разок:
– Как тебе эта серия?
– Отстань, пожалуйста, – не поднимая головы, произносит Колин. – Серьезно, отвали. – Не успеваю я извиниться, он швыряет комикс на пол и почти выбегает из магазина.
Я оборачиваюсь. Томас снова надел плащ Супермена.
– Видел? – спрашиваю я.
– Не. А что, кто-то выпускал из пальцев паутину, а я проглядел?
– Нет, и, кстати, Спайдермен выпускает ее из запястья, – поправляю я (это очень важное уточнение). – Я с этим недоумком вместе учился, а он взял и просто так меня послал.
– Расскажи мне про него.
– Он трахался без презерватива и скоро станет отцом. Конец.
– Наверно, психует. – Томас еще некоторое время изучает полки с товарами, стучит пальцами по камину. – Классное место, мне нравится.
– Спасибо. Кстати, если ты выбрал, куда пойдем, я готов.
– Я выбрал. Ты же не против пробежаться? – спрашивает он, направляясь к выходу.
– Томас…
– Чего?
– Может, повесишь плащ на место?
Мы стоим на стадионе у его школы.
Ворота нараспашку, и, судя по всему, все лето сюда может ходить кто угодно. Сейчас по кругу бегут шесть человек. Двое в наушниках, остальным приходится слушать грохот проносящихся мимо поездов двух линий надземного метро. Поскольку это школьный стадион, тут занимаются и всеми остальными видами спорта, например футболом. Поле неплохо продувается, и вдвойне классно прийти сюда, когда все вокруг задыхается от жары.
– Ты в сборной по легкой атлетике?
– Пробовался, скорости не хватило, – отвечает Томас. – Но спорим, я все равно быстрее тебя?
– Ага, конечно. Видел я, как ты носишься на «Дикой охоте».
– Тогда я спасался от погони, а тут можно побегать наперегонки. Разница есть.
– По мне, никакой разницы, я всегда первый.
– Проигравший покупает нам по мороженому!
Мы отмечаем старт и финиш и скрючиваемся, как настоящие спортсмены.
– Если что, – сообщаю я, – я люблю фисташковое.
Три, два, один, марш!
Томас вырывается вперед, явно стараясь за первые несколько секунд выложиться по полной. Я бегу довольно быстро, но берегу силы. Секунд через десять он начинает сдуваться. У него, конечно, через месяц-другой будет шесть кубиков, зато я все детство бегал с Бренданом эстафеты. Ноги стучат по прорезиненной поверхности стадиона, кроссовки слишком жмут, но я бегу, бегу, бегу, обгоняю Томаса и торможу, только перепрыгнув через выброшенную кем-то бутылку, которой мы отметили финиш. Томас туда даже не добегает, валится в траву.
Я прыгаю на месте, пока не начинает ломить ребра:
– Я тебя уделал!
– Нечестно, – рвано выдыхает Томас. – Ты меня выше. И ноги у тебя длиннее!
– Ого, ты побил рекорд по бредовым отмазкам! – Я валюсь на живот рядом, на коленях джинсов остаются пятна травы. – В следующий раз подумай и выбери место, где тебе не надерут задницу. Кстати, почему мы пришли именно сюда?
– Ну, я привык все бросать…
– Да ладно? – Я пихаю его в плечо. Он отвечает тем же.
– Я серьезно. Но здесь, на этом поле, я бросил бегать, потому что меня не взяли, а не потому что надоело. Такого со мной еще не бывало.
– Ну вот, теперь мне стыдно, что я напомнил тебе, как ты плохо бегаешь.
– Да ладно, ерунда. Я же не собирался становиться профессиональным атлетом и не умер от разочарования. Зато узнал, что ты не всегда сам решаешь, кем хочешь быть. Ты можешь быстро бегать и пройти в команду. А можешь не пройти. – Он закладывает руки за голову, все еще пытаясь отдышаться. – Ну и вообще, тут спокойно, прохладно. Хорошо думается обо всяком, понимаешь?
– Теперь понимаю.
Мороженое мы в этот день так и не покупаем. Лежим, считаем проходящие над головой поезда, пока ребра не перестают разрываться, потом гоняемся друг за другом вверх-вниз по зрительским трибунам и снова валимся на траву.
Наконец я возвращаюсь к себе. Друзья сидят за коричневым столом для пикника, вокруг свалены велики. В детстве мы играли здесь в «акулу». В начале игры кто-то один («акула») пытается за ноги стащить кого-нибудь со стола («плота»). Если тебя стащили, ты тоже становишься «акулой».