– Давай спать.
«Быстро же парень возбудился, как жаренным запахло. Никто не хочет нести ответственности, ни Макар, ни он, ни фирма… Трусят, гаденько контрактом прикрываются» … Завтра он повернет на Сосновку – или пешком – компас есть, или обратно и автобусом. Ходят же туда какие-никакие автобусы. А остальное его уже мало заботило.
Макс заворочался, стараясь поудобнее лечь. Протянул руку, чтобы похлопать лежащего рядом Барбоса, желая ему спокойной ночи. Но место, где тот находился еще совсем недавно, оказалось пустым. Макс забеспокоился: куда тот мог подеваться? Может, его заинтересовали звуки леса? Он даже не заметил, как пес выскочил на улицу. Макс вышел из палатки. Проводника возле костра уже не было.
– Барбос! Ко мне! – и посвистел. Но собака не отзывалась. Ни звука. Макс не хотел кричать и будить только полчаса назад угомонившихся иностранцев. Экстремалы всех мастей еще в первый день спелись, спились – дорогой и дешевый коньяк тут тек рекой, и все рвались идти на охоту. У всех были ружья, всем хотелось палить. Птицы уже покинули насиженное болото, стрелять оказалось особо не по кому – это был последний тур в сезоне. И иностранцы начинали скучать. Макс их понимал – ехать с такими неудобствами, за границу, оформлять визы, разрешения на оружие, и так далее через дебри бюрократии, для того, чтобы испытать экстаз охоты, ощутить щемящий страх и испробовать восторг выживания… Кто-то опускается в пещеры, кто-то лезет в горы, кто-то ныряет на глубины, а им захотелось рискнуть среди трясин. Мужики хотели пощекотать нервы, что для некоторых типов естественно. А ничего этого нет. Увы. Травки только для гербария.
А собаки все не было. Макс снова нырнул в палатку, взял с собой нож, сунув его за пояс – так спокойнее, и Славкин фонарик. Он отошел от лагеря на несколько метров. В отблесках костра корявый лес выглядел еще страшнее. Под каждой елкой и березкой так и чудился чертик, гномик… Обычная игра света, – пояснил сам себе Макс. А вот эта кучка под деревом – муравейник, – догадался он. С глазами. Почему с глазами? Макс начал приглядываться. Точно, на кучке муравейника ясно проглядывали чьи-то глаза. Жуть! Макс забыл, зачем сюда пришел.
А кучка муравейника начала шевелиться и приобретать кошачьи очертания. Макс включил фонарик и осветил зверя. Большая кошка, зажмурив глаза от яркого света, недовольно махнула хвостом и убежала в темноту леса. Оттуда послышался вопль, который они слышали часом раньше. Так вот кто это кричал. А проводник: выпь, выпь! Сам он выпь!
Макс рассмеялся сам себе, и посвистел:
– Барбос! Эй, ты, уважаемое животное… где ты?..
И ему ответил далекий лай. Макс вздрогнул. Звал, ждал ответа и все равно не ожидал. Лай повторился, но слышался он уже тише. Где он? Зачем туда забрался? «Барбос! Ко мне!» Лай становился все глуше. Казалось, что Барбос убегал все глубже в лес.
– Дурачок! Потеряешься!
Макс не на шутку испугался за пса. Освещая себе дорогу фонариком, он побежал на лай, время от времени выкрикивая имя своего питомца. Вдруг собака завизжала и заскулила, как от боли. Макс похолодел. Если Барбос попал в какой-нибудь капкан? Он побежал еще быстрее. Сейчас, сейчас. Скоро он освободит друга. Но тут Барбос взвизгнул в последний раз и замолчал. Наступила тишина. Макс бежал еще какое-то время, но потом остановился, не зная в какую сторону двигаться. Над головой зловеще заухал филин. Макс пошарил лучом фонаря в окрестной растительности – собаки нигде не было видно. Он завертелся волчком, метнулся туда-сюда, призывая друга. В ответ – тишина. Жуткая, полная невидимой жизни тишина.
Надо возвращаться в лагерь, сейчас все поиски бесполезны – говорил разум. Утром он попросит помощи проводника и иностранцев, и тогда… Макс чувствовал отвращение к самому себе, как будто он предает самого близкого и дорогого ему человека. Так и было. В последнее время Барбос стал для него чуть ли не единственным родным существом, связывающим его с Настей. И если он погибнет…
– Барбос, – еще раз крикнул Макс, – Барбосушка! – повторил тихо и без всякой надежды. И вдруг заметил какое-то движение, выхваченное краешком света от фонарика. Макс вернул луч, остановил на объекте и почувствовал, как на голове зашевелились волосы – прямо перед ним в луже плавал полуразвалившийся труп мужчины. В области сердца зияла огромная дыра. Лица было уже не разглядеть, животные и птицы-падальщики растаскали большую часть плоти, черви ели изнутри.
Макс не заорал только потому, что ужас застрял в горле. Он отступил на шаг, оступился, чуть не упал и тут же устыдился собственного страха. Ну, труп и что? По крайней мере, он материален и его можно потрогать. Хотя трогать, конечно, не хотелось. Макс разглядывал коротко стриженые волосы и хорошо сохранившуюся одежду покойника, сильно напоминающие униформу лесника. И сами собой в памяти всплыли слова тетки Бурдюковой про ее мужа – проводника, пропавшего месяц назад. Она была уверена, что его убили. Неужели, это он и есть? Ветер переменил направление, и трупный запах заполнил поляну и ударил в нос. Макса затошнило.
Преодолевая брезгливость, он полез в карман покойника, пошарил двумя пальцами, второй рукой зажав себе нос, вытащил книжку – разрешение на ношение оружия. Книжка насквозь промокла, но дерматиновая корочка позволила открыть документ без особых повреждений. Макс направил свет фонарика на исписанные вкладки, пытаясь разобрать расплывшиеся от воды буквы. Неожиданно рука мертвеца легла на его запястье, обдав ее холодом, а взгляд пустых глазниц вперился в него с осмысленной настойчивостью. На несколько секунд Макс просто завис. Закостенелое сознание прагматика никак не хотело идентифицировать происходящее с реальным миром. Оно пыталось найти какое-то логическое оправдание, но все варианты были как один – неубедительны. Ужас победил, плюнув в лицо упертому сознанию, и полез через волосяные мешочки на коже, покатился ледяными мурашками по спине. Макс заорал дурнинушкой, бросил все, что было в руках – книжку и фонарик, и в панике помчался по лесу, не разбирая дороги. Как он не заблудился – для него оставалось загадкой.
Затормозил он только когда увидел сквозь редкие голые деревья спасительный огонь костра и темные очертания палаток. Но многое переменилось в лагере с тех пор, как он ушел – там не спали. Огонь костра освещал хаотичное движение людей, до слуха доносились голоса, еще непонятно, о чем говорившие. Отдышавшись и откашлявшись, Макс потихоньку стал приходить в себя. Ему вдруг стало неудобно за собственный глупый страх. Конечно же, все ему показалось: и взгляд, и рукопожатие мертвеца. Просто разыгралось больное воображение. Но труп – был. Это Максу не могло привидеться. А значит – было убийство.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});