— Угу.
— Сделай это.
Рыцари и дамы с интересом смотрели на паука. Двигая челюстями, тот перетирал что-то, чмокал и чавкал. Готовил, видимо, паутину. И вдруг лапой вытянул откуда-то из себя серебристую тонкую нить и подбросил ее вверх. Нить прилипла к высокому своду зала. Паук живо взобрался по ней к потолку, потом спустился по другой, уже новой паутинке. И замелькал паук вверх и вниз, как челнок в ткацком станке. В середине решетки он закружился сужающимися кругами. И паутина готова.
— Молодец, — похвалил старпом и показал на капитана. — А теперь накинь эту сеточку на него. Он в ней овеществится и станет вкусным.
— Вкусным. Очень вкусным, — радостно заурчал паук.
Не успел капитан опомниться, как очутился в липкой паутине. Я пытался освободить его, но упругая и липкая паутина оказалась крепче стальной проволоки. Капитан извивался, но его отчаянные усилия ни к чему не привели.
— А ты сбрось ложноматериальное обличье, — посоветовал я. — Стань свободной мыслью. Исчезни.
— В том-то и дело, что не могу. Тут что-то новое. А ты беги. Видишь, паук готовит еще одну паутину.
— Не оставлю я тебя.
— Я все еще командир фрегата. — В голосе капитана зазвенели повелительные нотки. — Приказываю немедленно бежать.
— Кеша, художник может сбежать. Оплети его скорей. Не мешкай. Ну, скорее же!
Паук, перестав чавкать, недовольно проурчал:
— Не торопи… Подонок.
Старпом опешил. Он покраснел, с накипающим гневом стиснул кулаки и вдруг расхохотался:
— Ну умора! Ну ты и откалываешь номера, Кеша. Да с тобой весело!
Но рыцари и дамы выскочили из-за стола, окружили паука и кричали:
— Он оскорбил герцога! Наказать его!
— Господа! — Старпом поднял руку. — Это он по глупости ляпнул. Он хороший. И смотрите, какой проворный. Художник уже трепыхается в сетке.
Захмелевшие рыцари и дамы, хохоча и приплясывая, завертелись вокруг нас подобно нечистой силе. В этом шабаше Великий Вычислитель участия не принимал. Он стоял в сторонке, внимательно рассматривая старпома, меня с капитаном, паука и плел свою «паутину» — что-то вычислял, на его светящемся экране скакали формулы и цифры.
А рыцари и дамы плясали, вертелись вокруг нас и кричали:
— В темницу их! Пытать их!
— Господа, — сказал старпом. — Сейчас они неуязвимы. Но может быть, Кеша сумеет овеществить их и скушать? А, Кеша? Подумай. А пока отведите их в темницу.
В углу зала рыцари открыли люк и по выщербленным ступеням стащили нас вниз. В стене, в расщелине между камнями, они закрепили два факела. Осветилась страшная картина: сырые неровные стены, топоры, клещи, крючья и другие орудия пыток, человеческие кости на полу. Паук сплел еще две сетки и еще крепче опутал нас. Рыцари полюбовались, как мы с капитаном болтаемся под потолком, похохотали и ушли, тщательно закрыв люк.
Мухи в липкой паутине — так мы выглядели с капитаном, когда еще какое-то время отчаян барахтались, пытаясь вырваться на свободу.
— Бесполезно, — сказал капитан и, желая подбодрить меня, добавил: — Пока бесполезно.
— А сумеет паук овеществить нас?
— Вот это уж никак. Старпом просто пугает.
Мы замолчали. Тишина. Лишь с потолка изредка падали капли воды, да сверху, из зала, доносился еле слышный гул: пир продолжался.
Стена перед нами неожиданно затуманилась, и сквозь нее просочился Великий Вычислитель. Глядя на капитана, он заполыхал на своем экране разноцветными кругами. Капитан жестами показал, что ничего не понимает.
— Ах да! — заговорила жаба. — Забыл, что ты звуко-говорящий. Я ведь узнал тебя, профессор Рум. Слышал на галактическом симпозиуме твой доклад о единстве идеального и материального. Так себе теорийка. Не убеждает.
— Ты все еще вульгарный материалист? — удивился капитан.
— Не вульгарный, а последовательный, — обиделась жаба.
— А как же расцениваешь наше нынешнее идеальное состояние?
Этот вопрос поставил Вычислителя в тупик. Он хмурился и с натугой напряженно размышлял, что было видно по лихорадочно скачущим формулам и цифрам.
— Признаюсь, не могу понять, — выдавила из себя жаба. — Тысячи лет пытаюсь осмыслить и вычислить. Не получается.
— В том-то и дело, что не все поддается вычислениям. Своими абстрактными категориями, формулами ты разрушаешь живую ткань природы и получаешь мертвые структуры. И сокровенная тайна ускользает, уходит, как вода сквозь песок. Нет, душу Вселенной можно почувствовать только душой.
— Ну и мастак ты поговорить, — проворчала жаба. — А я ведь пришел не для диспутов. Я пришел освободить вас.
— Ты же рыцарь зла. Ты с ними. Слышишь, пируют?
— Ах, эти… — Вычислитель презрительно махнул лапой. — Дурачье. Только один там выделяется. У, как крупно выделяется, негодяй. Этот… Как вы его называете?
— Старпом.
— Умен, каналья. Очень умен. Но непонятный.
— Не вычисляется? — насмешливо спросил капитан.
— Да, сложный тип. Вот художник, — жаба показала лапой на меня, — считает его злым как дьявол.
«Угадал, мерзавец», — пронеслась у меня неприязненная мысль.
— Не угадал, а вычислил. — Жаба нахмурилась, что было видно по серым, мрачным тучам на ее лбу-экране. — И не называй меня мерзавцем. Я пришел с добром, а вы…
— А ты поклянись, что вычислил нам добро, — вмешался капитан. — Поклянись!
— Клянусь Великим и Святым Болотом! — вскинув лапу, торжественно произнесла жаба и вдруг спохватилась.
— А, попался, голубчик. Клятва произнесена, и отступать уже нельзя, — рассмеялся капитан и, обратившись ко мне, пояснил: — Более святой-клятвы у него нет. Это его слабость.
— Не слабость, а принцип, — возразила жаба. — Тебе, профессор Рум, я вычислил счастливую судьбу на счастливой планете. И мне там будет хорошо. Ах, какое там чудное болото! Ко мне сквозь все времена и пространства из всех уголков Вселенной текут, так и текут гравитационные и другие волны. И я вижу сквозь мглу веков и пространств, пока неясно, эту чудесную планету. Художник попадет туда не сразу. Но попадет и найдет то, что давно ищет, — покой, домашний уют, своего рода тепленькое болото! Хе! Хе! Хе! — Жаба затряслась то ли в ироническом, то ли в одобрительном хохотке. — Мне там будет вроде ничего, приятно. Пока не пойму. А ты, художник, не заскучаешь там? Да уж ладно. Ты давно жаждешь уюта и покоя. Вот и получишь сладенькую жизнь. Хе! Хе! Хе! И не бойся, художник, нет на твоем пути никаких вселенских катастроф, потому что ты сам… — Жаба на минуту задумалась и озадаченно произнесла: — Странно, ты сам — катастрофа.
— Какая чепуха, — сказал я вслух, зная, что мою тайную мысль жаба все равно вычислит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});