Когда после неудачной попытки Энвера-паши овладеть Тифлисом,[134] мы сами перешли на Кавказе в решительное наступление, для содействия Кавказской армии были посланы три канонерских лодки и как прикрытие старый броненосец «Ростислав». В Батум, служивший им базой, из Севастополя отправили четыре десятка 10-дюймовых орудий, которые и составили сильную береговую батарею. При нашем продвижении вперед эти суда принесли большую пользу, так как всегда стреляли в тыл турецким войскам, атакуемым нашей пехотой с фронта. Обыкновенно после получасовой стрельбы во фланг и в тыл турки не выдерживали и оставляли позиции, которые занимались нашими войсками почти что без потерь.
Однажды крейсер «Бреслау» хотел оказать такую же услугу туркам и неожиданно появился в угрожаемом месте. Наших судов не было, и «Бреслау» обстрелял позиции сильным и метким огнем, но турки его плохо ориентировали, и он подвергнул бомбардировке свои позиции вместо наших. Турки в панике бежали, и наши войска, в полном недоумении, сейчас же заняли покинутые позиции, нашли там много убитых и раненых.
Подводя итоги действий на море наших союзников за 1914 год, следует отметить, несмотря на частичные неуспехи, общее улучшение положения. К началу 1915 года англичанам наконец удалось прилично оборудовать свои маневренные базы Скапа-флоу и Кромарти. До начала войны эти оба порта не имели никакой защиты, никаких мастерских и никаких материалов. Адмирал Джелико[135] в своих записках пишет, что ему приходилось переживать трагические моменты во время вынужденных для погрузок угля и других запасов стоянок в импровизированных базах. Два раза, вследствие фальшивых тревог из-за мнимого появления неприятельских подлодок, внутри порта ему пришлось, бросив все приемки, спешно со всем флотом выходить в море.
Адмирал Джелико предпочитал все время проводить в море, вследствие чего флот не отдыхал, изнашивал свои механизмы и даром тратил запасы. Если бы немцы были лучше осведомлены о состоянии английских маневренных баз, то они могли бы натворить много бед, атаковав базы подводными лодками или ночью миноносцами в начале войны, и вообще они сделали, по-видимому, большую ошибку, не последовав совету адмирала Тирпица и не начав с самого начала активных действий против англичан. К первому января 1915 года английский флот обогатился новыми дредноутами, базы были уже оборудованы и защищены батареями, баками и сетями и представляли вполне спокойную и надежную стоянку для флота. Англичане могли смотреть спокойно на будущее и ожидать дальнейших событий.
К этому же времени почти все германские крейсера, кроме двух или трех вспомогательных, были уже уничтожены, и английская торговля работала почти без помех. Германские подводные лодки в 1914 году, хотя уже имели крупные успехи, но их было еще слишком мало, и потому они еще не внушали опасений. Террор подводных лодок против коммерческих судов начался только в 1915 году. Англичане, со своей стороны, установили морскую блокаду Германии с начала войны, и для ее фактического осуществления установили цепь крейсеров в северной части Немецкого моря. Эти крейсера останавливали все входящие в море суда нейтральных держав, осматривали их и все подозрительные в смысле военной контрабанды отправляли в английские порты для подробного осмотра.
Пролив Ла Манш был совершенно закрыт для торговли. Несмотря на эти меры, немцы обходили их, торгуя через посредство Швеции, Норвегии и Дании, хотя, конечно, платили большой процент комиссионерам.
Французский военный флот в 1914 году главным образом занимался блокадой Адриатического моря, базируясь на Мальту, которую англичане им предоставили как операционную базу. Австрийский флот, базируясь на Полу, не проявлял большой активности, но тем не менее, пользуясь далматинскими шхерами, иногда появлялся в Катарро и оттуда производил вылазки, сильно беспокоившие французов.
Вопрос о командовании между союзниками был решен таким образом, что англичане командовали в Немецком море, а французы в Средиземном. Когда Турция начала военные действия, то англичане и французы организовали отряды судов для блокады Дарданелл и турецких берегов с подчинением всех сил французскому адмиралу. В Адриатическом море за весь 1914 год произошло только одно столкновение, жертвой которого стал устаревший австрийский крейсер «Зента», не успевший уйти от сильного противника.
1915 год
Ставка и бои начала 1915 года на Северо-Западном фронте
Праздники Рождества и новый 1915 год наступили среди всеобщего затишья в боевых действиях. Армии прочно сидели в окопах друг против друга, и Ставка обезлюдела наполовину. Все по очереди после пятимесячного сидения уезжали в недельный отпуск. В личном составе произошли некоторые перемены: кто из полковников получил полк, кто штаб дивизии, и вместо них появились новые лица.
Новый год встречали с шампанским в вагоне-столовой, но веселье как-то не клеилось, точно чувствовалось, что предстоит тяжелый год для России. Мы в своем вагоне иногда собирали своих приятелей и за стаканом вина коротали длинные и скучные зимние вечера. За отсутствием веселых тем в настоящем, обыкновенно вспоминали, кто как проводил праздники в прежние веселые времена. Незадолго перед тем переименовали Петербург в Петроград, и ярые германофобы предлагали завести кружку и брать штрафные деньги со всех, кто будет ошибаться, а так как ошибались все и очень часто, то кружка быстро наполнялась. Деньги решено было расходовать на подарки проезжавшим мимо раненым. Мне лично переименование это не понравилось. Как-никак, а двести лет существования уже составляют традицию, да еще установленную не кем-нибудь, а Петром Великим.
Вскоре мы получили немецкий юмористический журнал «Флигендеблетер» и там была следующая карикатура: нарисован был город, и около него столб с надписью «Петербург», следующая картинка – тот же город и столб, на который лезет русский генерал и заменяет надпись словом «Петроград», следующая картинка – на тот же столб лезет немецкий шуцман и вешает доску с надписью «Гинденбург». С легкой руки у нас стали в шутку переименовывать все немецкие фамилии в русские: так полковника фон Нерике[136] стали называть Фонариков, Альтфатера переименовали в Старопапина и т. д.[137]
Еще был установлен сбор в ту же кружку за каждую тысячу взятых пленных. Платили по желанию: я платил за каждую тысячу австрийцев по рублю, а немцев – по 10 рублей. Это было во время позиционной войны неразорительно, и только один раз после боя под Праснышем с меня взяли сто рублей. Некоторое разнообразие в скучную жизнь Ставки вносил приезд гостей, но большинство из них были обыкновенные смененные с мест генералы, приезжавшие жаловаться и просить новых мест, а потому особого веселья они с собой не приносили. Исключением были два ополченских инспектора – старые генералы Адлерберг[138] и Ольховский,[139] которые ездили по всей России и осматривали ополченские дружины. Время от времени они наезжали в Ставку с докладом и тогда рассказывали смешные истории из того, что видели в глубоких захолустьях. Жили они в своих собственных вагонах и имели своих кухарок.