Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Фельдшера надо, — сказал он после долгого молчания.
— Вот и я говорю. Отвези. У тебя олени.
— Отвезу. Человек помирать может.
В тот же день Тимофей Васильевич явился к нам на стан с двумя упряжками оленей. Мне запомнились его меховые одежды, расшитые красивым орнаментом из белых, светло-коричневых, оранжевых и бирюзовых полосок и нитей. Таким же узором были отделаны его оленьи унты.
Мы укутали больного товарища в тулуп, положили на нарты, снабдили продуктами и проводили в дальнюю дорогу.
Дней через десять сосед благополучно возвратился и доложил, что фельдшер нашего товарища «маленько резал» и что он, наверное, останется живой…
Вскоре Тимофей Васильевич откочевал на новое место, и мы, потеряли друг друга из виду — тайга и тундра беспредельны!
Лет пятнадцать спустя, уже после войны, ехал я отдыхать на курорт Талая. Дорога моя пролегала через те же маяканские места, где обосновался орочельский колхоз. Я попросил показать мне дом председателя. Орочонок — круглый, как шар, в расшитой шубке, в теплой меховой шапке, в беспалых рукавицах на помочах, чтобы не потерял, — привел меня к высокому крыльцу деревянной избы, стоящей на подклети, забранной тесом. Добрая эта изба была мастерски срублена в лапу, проконопачена, надежно покрыта дранью по крутой кровле. Светлее окна плотники изукрасили наличниками. Видно, русские мастера рубили эту ладную избу.
Хозяином ее оказался мой давний знакомый Тимофей Васильевич Акимов. Оба мы за полтора десятка лет не стали моложе, загрубели на колымском ветру и солнце, но сразу узнали друг друга и очень обрадовались встрече.
— Удружил! Спасибо, — говорил Тимофей Васильевич. — Как же, как же — председатель. Помаленьку хорошо живем. Анюта, картошечки нам на сальце… Своя, своя. Три гектара сеем, — многозначительно подчеркнул хозяин. — Своя картошка у нас теперь…
Три гектара посевной площади на целый колхоз, по нашим степным понятиям, могут вызвать улыбку. Огород! Но если эти три гектара отвоеваны у вечной мерзлоты, если каждый корень долгие недели выращивали под теплой крышей в глиняном горшочке, если в грунт с наступлением тепла картошку высаживали рассадой, если у людей здесь на земледелие в запасе три относительно теплых месяца, а у них еще стадо оленей в 3000 голов, кочующее в тундре, бригада охотников, промышляющая пушнину в тайге, рыбаки, добывающие рыбу из-подо льда, — тогда эти три гектара собственного картофельного поля — заслуженная гордость приполярного колхоза.
Жена Тимофея Васильевича молчаливо, но приветливо и улыбчиво поливала мне на руки теплую воду над большим эмалированным тазом; дала чистое полотенце. А потом втроем мы сели за стол. Дети председателя учились в школе-интернате.
Сразу после ужина хозяйка ушла отдыхать. Она спала за перегородкой на широкой кровати, под теплым заячьим одеялом, на высокой подушке в пестрой ситцевой наволочке. Анна Трофимовна уже несколько лет работала на колхозной ферме телятницей. Нелегкое это на Севере дело. Сильно устала за день. Спала крепким сном.
А мы с Тимофеем Васильевичем проговорили до утра, вспомнили кочевье в тундре, давнюю нашу разведку. Гостеприимный хозяин весело посмеивался, похлопывал меня по коленям и все повторял:
— Было, всё было!
«Тайга отступает»
Отступает враг. А тайга? Враг ли она человеку? Почему ей суждено отступать под его натиском?
Слова «тайга отступает» стали на Колыме чем-то вроде победного клича. А мне всегда грустно было их слышать…
Русские люди разведали этот край лет триста тому назад, когда в 1638 году сотник Иван Постник с казачьей ватагой проник к верховьям Индигирки.
Советская власть утвердилась на окраинном Северо-Востоке России году в двадцать четвертом. К этому времени «туземцы» задолжали русским и американским хищникам и своим доморощенным «князьям» за боеприпасы сорок тысяч белок.
Списание этого «долга» стало одним из первых государственных актов новой власти в Колымском крае. Видно, могучие силы развязала Советская власть на Колыме. Началось ее стремительное развитие.
Сегодня Колыма с юга на север и дальше двумя разветвленными нитями на запад до Индигирки и на восток до Чукотки расчерчена властными линиями знаменитой Колымской трассы — ее главного нерва, ее артерии, ее жизни и силы.
Есть у нас все основания гордиться теперешней Колымой. Прииски и рудники, фабрики и заводы, включая литейное, электротермическое и мартеновское производство, угольные шахты и карьеры, автомобильные шоссе, морские порты и речные пристани, всеобъемлющая почтовая, телефонная и телеграфная связь, рыбные промыслы и пушные фактории, оленьи стада и северные огороды колхозов и совхозов, пищевые и витаминные комбинаты, исследовательские институты, школы и техникумы, пединститут, свое издательство и десятки газет, больницы и санатории, Дома и Дворцы культуры, стадионы и яхт-клубы, уникальный Магаданский краеведческий музей, театры и кинематографы, города и поселки — вот что такое сегодняшняя Колыма.
Будучи в тех краях, мы читали «Советскую Чукотку» и знали, что набирала ее чукчанка. Мы входили в рубленую якутскую избу и видели накрытые одеялами кровати и электрические лампочки. В амбулатории нам лечила обмороженные пальцы орочонка в ослепительно белом халате. Эвенки и камчадалы учились по своим национальным букварям… Спасено от вымирания множество маленьких народов Севера. В короткий срок, в миг истории удалось приобщить их ко всему достоянию современной цивилизации, вплоть до телевизора! Я не знаю чуда чудесней!
Вся обжитая Колыма пропитана смоляным духом окантованных лиственниц, прокурена жарким дымком кедрового стланика. Вся она покоится на оттаянной или, наоборот, законсервированной мерзлоте. Вся она жмется к своей трассе. Вся она на месте вырубленной и раскорчеванной тайги.
Я любил бывать в тех местах, жизнь которым дала наша разведка. Однако всегда с тоской и тревогой замечал исчезновение тайги далеко окрест: лес сведен, ключи и речки обмелели, зверя, рыбы и птицы стало намного меньше.
Конечно, колымская тайга — зеленый океан. Овладели мы в нем пока только узенькой придорожной полоской. Тайги на Колыме много. И все-таки не нарушить бы нам равновесия колымской природы, не обратить бы отступление тайги в ее паническое бегство, не оголить бы край, не опустынить его. Не забыть бы нам Марксовой тревоги о том, что если культура развивается стихийно, она оставляет после себя пустыню.
Все страшно убыстрилось в наши дни. Триста лет дремала Колыма с того времени, как открыли ее русские люди. А нам не понадобилось и десяти лет, чтобы взять в крае доступное золото, разведать и обжить на западе студеную Индигирку и на востоке еще более суровую Чукотку.
Сегодня мы и вооружены по-другому. На месте кайла и тачки — гидромонитор и драга. На месте крошечных электростанций, движимых дизельным топливом или напором ледяных речушек, забранных в бесконечные деревянные лотки, — Билибинская атомная электростанция и Вилюйский гидроузел в зоне вечной мерзлоты по ту сторону Лены. А теперь вот и Колымская ГЭС. Вместо маломощных полуторатонок с газогенераторами на древесной чурке — грузовые вертолеты и могучие автопоезда на особой резине, словно не замечающей страшной зимней стужи.
Неосторожное обращение с такой техникой (при наших невообразимо высоких темпах) может нанести тайге урон.
И поэтому мы всегда должны помнить, что Колыма — это не только богатые недра, но и не сравнимый ни с чем по красоте и снежно-зеленой мощи своей российский край. И пусть энергичная разработка недр этого края идет рядом с неусыпной охраной его природы.
О книге и ее авторе
Книга «Поклонитесь колымскому солнцу» — это романтический разговор о Севере, а точнее о Колыме. Писатель с читателями разговаривает, отбирая слова броские, а характеристики краткие, удачно находит нужные художественные детали, стремится раскрыть суть явления.
Поэтому так глубоко западают в душу и надолго сохраняются в памяти чарующее своеобразием колымское небо, колымский снег и весенние паводки. Здесь благотворно слились в одно целое описательно-очерковое. устремление автора с его тягой к публицистическому психологизму. И получилась хорошая, ясная, содержательная проза.
Гавриил Семенович Колесников родился в 1907 году в Самаре, на Волге. Очень рано, с десяти лет, начал работать. В 1925 году он окончил школу фабрично-заводского ученичества, стал слесарем по ремонту пароходных машин.
Вскоре Г. Колесникова послали в деревню на комсомольскую работу. Три года он прожил в селах Пугачевского уезда.
В 1933 году Г. Колесников окончил Московский нефтяной институт имени академика Губкина. Несколько лет проработал специалистом нефтяной промышленности. Затем работа на долгие годы связала его с Крайним Севером. Край вечной мерзлоты и несметных богатств оставил неизгладимое впечатление. На вею жизнь он полюбил и запомнил его.
- Повесть о карте - Аскольд Львович Шейкин - География / Детская образовательная литература / Советская классическая проза
- Особое задание - Юрий Колесников - Советская классическая проза
- Изотопы для Алтунина - Михаил Колесников - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в трех томах. Том 2. - Гавриил Троепольский - Советская классическая проза
- Мы были мальчишками - Юрий Владимирович Пермяков - Детская проза / Советская классическая проза