Кстати, оставшиеся от поездки деньги Костя мне так и не вернул. «У тебя не последние, а мне жить на что-то надо, — заявил он. — Верну, когда наследство получим. К тому же твоя квартира больше, и я на нее не претендую».
«Неужели тебе не хватает того, что тебе твои бабы дают?» — возмутилась я.
«Но надо ведь и свою копеечку в кармане иметь, разве нет?»
Впрочем, я не стала требовать и настаивать. Мне все стало безразлично. Я вспоминала последние строчки дневника дяди Паши. Он писал именно об этом. Из жизни ушли вкус и аромат. Ушла радость.
Я вышла на работу. Просыпаясь утром, я лежала, смотрела в потолок и думала, что впереди еще один длинный бессмысленный день. Все одно и то же. С трудом заставив себя встать, я автоматически проделывала все то, что входило в ежедневный утренний ритуал, потом ехала на работу. Отсиживала положенные часы, так же на автомате выполняя свои обязанности, возвращалась домой и часами лежала на диване перед телевизором, даже не понимая, что смотрю — да и смотрю ли вообще. Я перестала общаться с подругами, заниматься любимым прежде фитнесом, читать, ходить куда-либо — мне это было больше неинтересно. Даже Интернет, в котором раньше я могла проводить по полночи, больше не привлекал. После приезда я ни разу не включила компьютер. Комнатные растения, с которыми я возилась, как с детьми, погибли одно за другим — я просто перестала за ними ухаживать. К счастью, у меня не было собаки или кошки, иначе им тоже пришлось бы несладко.
Иногда я пыталась уговорить себя встряхнуться — ведь не могло же это продолжаться до бесконечности. Сходить в парикмахерскую, купить новых тряпок, закатиться в бар — чем там еще женщины лечат затянувшуюся депрессию? Но вся беда была в том, что это не было депрессией. Чем? Я не могла найти этому названия.
Просто я не видела больше в жизни никакого смысла. Дом, работа, друзья, хобби — все это была лишь мелкая мышиная возня. Суета. Любовь, семья, дети? Смешно. Любовь проходит, супруги разводятся, дети вырастают, уходят и приходят лишь затем, чтобы попросить денег. И вообще все умрут. Бог? Загробная жизнь? Тут у меня сомнений не было — участь моя уже решена. Я ведь отдала себя дьяволу. Вот так просто, ни за что. Отдала, чтобы избавиться от его же, дьявольского, наваждения. Ну, и чтобы увидеть то, чего видеть не должна была. Любопытство Евы неистребимо. Яблоко с древа познания когда-то лишило людей рая. Теперь все повторилось для нас с Костей и дядей Пашей. А может, и для кого-то еще. Откуда мне знать, со сколькими еще людьми дьявол проделывал эту шутку.
Почему я была так уверена, что исправить ничего нельзя? Не знаю. Но уверенность эта была просто железобетонной. Наверняка это тоже было от лукавого: ты погибла, и сделать уже ничего невозможно, не стоит и пытаться. Я и не пыталась.
Как-то незаметно пробежали полгода со дня смерти дяди Паши. Теперь мы могли снять деньги с его счетов. Я бы не стала этого делать — мне и свою-то зарплату не на что теперь было тратить, за исключением оплаты коммунальных услуг и самого необходимого. Но нам надо было закрыть дядины счета, поэтому мне пришлось поехать с Костей в несколько банков по очереди. Свою часть я сразу положила в те же самые банки на свое имя, не взяв даже немного.
Я была уверена, что Костя даже не вспомнит о своем долге, но, когда мы приехали к нему, в квартиру дяди Паши, он выложил передо мной на стол несколько толстых пачек.
— Забирай, — сказал он. — Может, тебе куда-нибудь съездить, развеяться? В круиз какой-нибудь. Познакомишься с кем-нибудь. Ты паршиво выглядишь.
— На себя посмотри! — вяло огрызнулась я.
Да, мы оба выглядели не лучшим образом. Уставший, постаревший Костя с потухшим взглядом — и я, которую все кому не лень донимали вопросами: «Что с тобой? Ты не больна? У тебя ничего не случилось?». По правде говоря, мне не хотелось смотреть в зеркало, чтобы не видеть эту пожилую унылую тетку с запавшими глазами, бледной до синевы кожей и тусклыми волосами. Я похудела — одежда висела на мне мешком. Когда-то борьба с лишним весом была одной из составляющих моей жизни, теперь это мне тоже было безразлично. Я просто забывала поесть, и напоминал о прошедшем обеде или ужине только обиженно скулящий желудок.
— Не хочу я ни в какой круиз, — прошелестела я, наглаживая «погремушку», отзывающуюся на мои прикосновения тихим звоном. — Я вообще ничего не хочу больше, понимаешь ты или нет?
— Тогда, может, в ресторан сходим? Ты похожа на узницу Освенцима. Я за тебя беспокоюсь.
Наверно, где-то подох медведь! Чтобы Костя сказал что-то подобное! Это означало, что все действительно настолько плохо, что дальше ехать некуда.
— Хорошо, пошли, — сдалась я. — Но только прямо сейчас, пока я не передумала.
Эх, мне б задуматься, почему я вдруг согласилась после стольких недель ничегонежелания. Но мысль о дьявольской подоплеке этого согласия в мою пребывающую в перманентной летаргии голову даже не закралась.
— Прямо сейчас? — удивился Костя. — Ты не хочешь переодеться, привести себя в порядок?
— Не хочу. Или мы едем сейчас, или отвези меня домой, пожалуйста.
— Ладно, как скажешь.
Он тоже не стал особо прихорашиваться, и мы как были, в джинсах и свитерах, заявились в роскошный ресторан на Невском. Охранник посмотрел на нас с большим сомнением, но все же пропустил в зал, где похожий на пингвина метрдотель с брезгливой миной указал на самый неудобный столик — в углу, за колонной.
— Ты выбрала? — спросил Костя после того, как я минут десять бездумно листала меню.
— Не знаю, что выбрать, — вздохнула я. — Закажи сам. Мне все равно.
Он покачал головой, подозвал официанта, заказал закуски, мясо себе и рыбу мне, вино и кофе с мороженым.
Вина было много. Слишком много. А может, все дело в том, что я давно не пила и мало ела в последнее время. Уже с первого бокала меня повело, а когда подали кофе, я окрысилась на какую-то неловкую Костину фразу. Короче, мы поругались. Точнее, разругались вдрызг. Бросив на стол пару тысячных купюр, я вылетела из ресторана, как настеганная, и пошла куда глаза глядят. Или куда невидимая сила заставляла меня глядеть.
Пройдя по Невскому, я свернула на Литейный, с Литейного на Пестеля и вдруг обнаружила, что стою перед входом в церковь. Бывать в ней мне ни разу не доводилось, но я знала, что это церковь святого великомученика Пантелеимона.
В последний раз я была в церкви перед отлетом в Красноярск. После возвращения я ни разу больше не молилась, и у меня даже мысли такой ни разу не возникло — зайти в храм, поставить свечи. А тут вдруг захотелось. Очень сильно захотелось. И даже то, что я была нетрезва, в джинсах и без платка, меня не остановило.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});