Дымоход, к слову, вообще не спасал ни от чада, ни от зловония. Глаза слезились, из носа текло. Я все ждала, что сейчас объявят пожарную тревогу, а сосед попытается взломать опечатанную дверь, чтобы вынести невесту из смертоносного пламени.
Повязав на лицо платок, я бросилась открывать окна. Быть точнее, одно окно. Остальные напрочь прикипели. Рамы было страшно трясти, чтобы те не вывалились наружу. Пришлось наколдовать сквозняк. В отместку портьера начала раздуваться парусом, а в итоге вылетела наружу и там билась в воздушных волнах, словно реющий над Истваном родовой стяг.
Стараясь не вдыхать глубоко, я помешала в котелке варево, не удержалась и чихнула. Громко, звонко и неожиданно даже для себя. Воздух вдруг взъерошился. Портьера с хрустом сорвалась с петель и вырвалась на свободу!
— Ничего себе чихнула! — вытаращилась я на оголенное слепое окно, в которое уходили клубы розового дыма.
К середине ночи я почти уверовала, что проще самой выйти замуж за Калеба Грэма, чем женить его на кузине Люсиль. Очевидным этот факт стал в тот страшный момент, когда светлые мужские волосы не упали в зелье, а принялись летать над котелком, подхваченные теплым воздухом. Чуть сердце не остановилось! Наконец «часть светлого мага» окунулась в варево. Приворот мигом просветлел, зазолотился и начал походить на прозрачный куриный бульон. Вернее, на четверть поварешки куриного бульона, оставшегося после мощного бурления.
Переливать было собственно нечего. Серебряной ложечкой я выскребла снадобье из глубокого котелка и каплю за каплей отправила во флакон. Под конец рука дрогнула, на столешницу выплеснулась лужица.
— Да пропади все пропадом! — выругалась я, с тоской посмотрев за окно, где уже занимался рассвет. В серых сумерках было видно, как сбежавшая занавеска уныло висела на шпиле учебной башни. Натянув рукав платья на ладонь, я протерла стол, заткнула флакончик пробкой и, наплевав на бардак, завалилась в постель прямо в одежде.
— Эннари Истван! — ворвался в сон без сновидений чей-то противный ревущий голос.
Я резко крутанулась на кровати и визгом рухнула на пол, уже с коврика обнаружив, что спала практически на краешке. Цепляясь за одеяло, вкарабкалась обратно на матрац, перевернулась на спину и раскинула руки. Голова гудела, как похмельная, во рту стояла сухость, в теле ломило каждую мышцу. До сегодняшнего дня я вообще не догадывалась, что у человека может болеть все и сразу. Обычно у меня болело что-то одно или вообще по очереди.
— Эннари! — откуда сверху бухнул возмущенный голос Парнаса. — Не смей спать в середине дня!
— Дедушка, вас Догер достал? — вслух поинтересовалась я у фиолетового балдахина над головой. — Он выпил ваш столетний виски?
— Спустись в холл!
— Бегу и теряю по дороге тапки…
Перевернувшись на бок, я подложила под щеку сложенные ладошки и блаженно закрыла глаза. Только-только начала качаться на волнах сладкой дремы, как в дверь заколотили. Громко, мощно, без жалости к старушке-двери и к хозяйке покоев. В общем, в плане сна в замке Истван царил настоящий ад.
Спотыкаясь и действительно теряя тапки, я зашаркала к двери, по дороге подивилась тому, как ещё вчера приличная, обезличенная гостиная превратилось в паршивое ведьмовское логово. Пахла она, к слову, соответственно. Человек снаружи громыхал, и дверь не выпадала плашмя исключительно за счет магической печати.
— Не сотрясайте! — крикнула я, снимая ту самую печать.
От очередного удара дверь стремительно распахнулась, едва не вдарив мне в лоб острым ребром. В коридоре улыбалась тетушка Летисия.
— Добрый день, Эннари, — улыбнулась она.
— Вы одна? — изумленно моргнула я и высунулась из комнаты, желая проверить, куда хрупкая чародейка спрятала могучего, пахучего, волосатого варвара, тараном выносившего дверь.
— Я умею будить людей. Арветта всегда поздно вставала, — коротко пояснила она, делая вид, будто моя ошарашенная, помятая физиономия ее вообще не смущает. — Тебе нужно спуститься в холл, в замок пришли люди.
— С вилами? — мрачно пошутила я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вообще-то, с вещами, — поправила она.
— Уже?! — охнула я.
— А такое было?
— И не раз, — честно призналась я.
Что, простите? Честно?! Я?!
— Хорошо, не задерживайся, — кивнула тетушка. — Успеешь за пять минут, чтобы не злить деда?
— Конечно, только переоденусь в чистое и умоюсь, — проговорила я. — Вы не чувствуете? Кажется, от меня все ещё пахнет этим дурацким зельем.
— Каким зельем? — не поняла Летисия.
— Любовным, конечно, — ответила я и внутренне ужаснулась тому, как правда катастрофически легко, не задерживаясь ни в горле, ни за зубами, вылетела изо рта. Святые демоны, что за сногсшибательная откровенность?!
— А я думаю, почему у тебя ночью из окон валил дым. Любовное зелье варила для Калеба?
— Да.
Кто ты, девица, ляпнувшая, что всю ночь колдовала над приворотом?! Если у меня поехала крыша, почему я не ощущаю себя сумасшедшей?
— Не то чтобы я следила… просто спускалась в кухню, а из окон видно гостевую башню, — нервно засмеялась Летисия. — Слуги напрасно сплетничают! По ночам я вовсе не граблю продуктовую кладовую. Просто пересчет сырных голов и копченых окороков помогает справляться с бессонницей.
— Угу, — с крепко сжатыми зубами, чтобы не выпалить лишнее слово, промычала я. Наверняка тетушка тоже почувствовала облегчение, когда нас снова разделила дверь.
Похоже, пары приворотного зелья имели побочный эффект. Во мне, умеющей соврать в любой непонятной ситуации, открылся буквально неконтролируемый и не затыкаемый фонтан честности! Лучше бы настигли банальные непристойные видения. Помню, как Холт с приятелями под действием проклятья честности искренне желали мне испытать его действие. Накаркали сволочи!
С этими мыслями, наскоро приведя себя в порядок, я спустилась в холл. Десяток потенциальных темных прислужников с вещами и надеждами сидели на плюшевых диванах перед огромным вычищенным камином, как в зале ожидания на столичном вокзале.
В голове прозвучал голос деканессы Торстен: «Не делай людям добра, не получишь на иждивение темных прислужников». Пресветлый Парнас с Брунгильдой Торстен знаком не был, но, судя по каменной физиономии, полностью разделял ее взгляды на жизнь. Проклятие, да я сама разделяла! Полностью. Столько лет причиняла людям добро маленькими порциями, а вчера не иначе как случилось помутнение рассудка. Или же на меня пагубно влияла смесь истванского воздуха и пресловутая бурлящая энергия родной земли, о которой пафосно рассказывал Холт.
— О, госпожа чародейка, появилась! — Просители заприметили меня вперед деда и принялись вскакивать с насиженных мест. Мое появление словно гарантировало, что никто не выкинет их из замка, а значит, за диваны можно было больше не цепляться.
Дед резко повернул голову, нехорошо сверкнул глазами (в прямом смысле этих слов). Пристукнув посохом, он обдал просителей потоком воздуха и оказался передо мной. Люди, изумленные простым чудом, заохали.
Парнас поставил полог тишины, отчего звуки стихли, а в ушах зазвенело, и принялся распекать нерадивое дитя:
— Эннари Истван, объяснись немедленно! Сначала ты завела в моем кабинете нечисть, а теперь решила завести темных прислужников в моем замке?
— Была бы счастлива вас взбесить, но нет, — правдиво ответила я. — Мне не на что содержать темных прислужников. Матушка оставила слишком скромное наследство, а вы вряд ли захотите растить в светлом замке темный клан.
— Тогда почему эти люди здесь?
— Потому что, как ни крути, я очень хороша в магии.
Кажется, Парнас несколько опешил от обезоруживающей откровенности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Смотрю, ты от скромности-то не страдаешь! — охнул он и зачем-то припечатал вопросом: — Так?
— По сравнению с Вайроном и Люсиль я вообще звезда, — проговорила я и искренне попросила: — Дедушка, у меня сегодня некоторые проблемы с дипломатичностью, поэтому вы можете утверждать, а не спрашивать?