Подробное описание плотов, принадлежавших жителям приморья Эквадора и Северного Перу, оставили современники Писарро – Овьедо (1535 год), Андагоя (1541 год) и прибывший в Перу в 1543 году в качестве королевского казначея Сарате (1555 год).(10) Все они сообщают, что для плотов брали нечетное количество – пять, семь, девять или одиннадцать – «длинных легких бревен» и связывали их вместе поперечинами, на которые настилали палубу; они также указывают, что плоты передвигались с помощью парусов и весел; отмечают способность самых больших плотов перевозить до пятидесяти человек и трех лошадей; упоминают про особое место на плоту для приготовления пищи.
Андагоя, участник первых плаваний на север и на юг вдоль тихоокеанского побережья, особенно высоко оценил качество генекеновых снастей («крепче испанских») и превосходной хлопчатобумажной парусины.
Рассказывая, как искусно аборигены маневрировали нормальными парусами, Сарате подчеркивает, что плотоводы из Тумбеса в Северном Перу – замечательные моряки (грандес маринерос) и что они причиняли серьезные неприятности испанцам, которых перевозили на своих плотах. Перуанцы развязывали веревки, скреплявшие бревна, и испанцы падали в воду и тонули, а хитрые хозяева плотов – отличные пловцы – спасались.
Педро Писарро, сопровождавший своего двоюродного брата в перуанское приморье, рассказывает, как он сам, Алонсо де Меса, капитан Сото и многие другие конкистадоры, заставив аборигенов везти себя на парусных бальсовых плотах, оказались в воде и еле выбрались на берег.
Другие хронисты той поры, в том числе Сьеза де Леон (1553 год), сообщают, что еще до прихода испанцев перуанцы приморья, «плававшие, как рыбы», заманивали горных инков в море на бальсовых плотах, развязывали бревна и топили своих незадачливых пассажиров. А сами весело перекликались друг с другом, держась за бревна, – вода была их стихией.(11) Итальянский путешественник Джироламо Бенсони(12), приехавший в Перу около 1540 года, опубликовал очень примитивную зарисовку небольшого перуанского бальсового плота из семи бревен, с восьмью пассажирами индейцами. В тексте он сообщает, что мореходные плоты делали из девяти и одиннадцати бревен, с парусами, соответствующими размерам судна.
Гарсилассо де ла Вега(13), который выехал из Перу (он был из рода инков) в Испанию в 1560 году, в своих записях уделяет основное внимание рыбачьему судну из тростника или камыша, пропускавшего воду насквозь. Таких судов было много, они, несомненно, преобладали вдоль побережья Перу. Он сообщает, что на них обычно выходили в море на четыре – шесть лиг (пятнадцать – двадцать четыре английских мили), но, если нужно, и дальше. Гарсилассо добавляет, что для перевозки тяжелых грузов применяли деревянные плоты с парусами.
Испанский хронист Реджинальдо де Лисаррага (14), прибывший в Перу в тот год, когда оттуда уехал Инка Гарсилассо, рассказывает о жителях долины Чикама: «Эти индейцы замечательные мореплаватели; у них есть длинные и широкие плоты из легкого дерева, на которых они выходят в океан. Во время рыбной ловли они удаляются от берега на много лиг». Он пишет также, что купцы из долины Чикама поддерживали сношения с расположенным в 500 милях к северу Гуаякилем; на плотах перевозили продукты моря и другой груз.
О том, как далеко ходили на бальсовых плотах, в частности, во времена Тупака Юпанки, мы рассказали выше; они, во всяком случае, достигали Полинезии.
Один из виднейших первых историков Перу, Бернабе Кобо(15), очень подробно описывает достоинства бальсовых бревен, применяемых для мореходных плотов, и называет аборигенов искусными навигаторами и пловцами. Он добавляет:
«Самые большие плоты перуанских индейцев, живущих вблизи лесов, скажем в портах Паита, Манта и Гуаякиль, состоят из семи, девяти и даже большего числа бревен. Вот как их делают: лежащие рядом бревна связывают лианами или веревками, которые захватывают также другие бревна, положенные поперек. Среднее бревно в носовой части длиннее остальных, дальше в обе стороны от него укладывают более короткие бревна, так что видом и соотношением они придают носу плота сходство с пальцами кисти руки, а корма ровная. Поверх бревен кладут настил, чтобы вода, которая проникает снизу в щели между бревнами, не намочила людей и одежду. Этими плотами индейцы управляют в море с помощью парусов и весел; и есть такие большие плоты, что без труда перевозят пятьдесят человек».
Грубая зарисовка бальсового плота под парусами была сделана голландским адмиралом Шпильбергеном(16) во время его кругосветного плавания в 1614-1617 годах. Шпильберген сообщает, что на этом плоту команда из пяти аборигенов выходила на два месяца ловить рыбу. Улова, доставленного в Паиту, что лежит в 120 милях южнее перуанского порта Тумбеса, хватило, чтобы снабдить провиантом все голландские корабли, стоявшие в бухте. Рисунок Шпильбергена интересен тем, что команда показана в работе. Два индейца заняты парусом, остальные трое маневрируют гуарами – широкими досками, просунутыми в щели между бревнами; не видно ни весел, ни какого-либо руля. Такие выдвижные шверты были освоены европейскими судостроителями только в 1870 году, то есть через двести пятьдесят лет.
В тексте Шпильберген ничего не говорит о гуарах, он лишь заключает, что плот оказался превосходным судном.
Прошло сто тридцать лет, прежде чем навигационные приемы индейцев настолько заинтересовали двух испанских морских офицеров, Хуана и Ульоа, что они решили проникнуть в тайну аборигенных гуар. Они опубликовали превосходный рисунок бальсового плота в море, передав такие детали, как устройство двуногой мачты с парусами и такелажем, расположение рубки в средней части судна, «камбуза» с открытым очагом и запасом воды в кувшинах на корме, размещение выдвижных швертов в носовой и кормовой частях. Хуан и Ульоа решительно утверждали, что индейская команда, хорошо усвоившая искусство маневрирования выдвижными швертами, при любом ветре могла вести бальсовый плот, как обычный корабль.
Они писали: «До сих пор мы говорили только о конструкции и применении плотов, но главная особенность этих судов заключается в том, что они ходят, лавируют и приводятся к ветру ничуть не хуже килевых судов и почти не подвержены сносу. Достигается это с помощью не руля, а другого приспособления, а именно досок длиной три-четыре метра и шириной около полуметра, которые устанавливают вертикально между бревнами основания как на носу, так и на корме.
Погружая глубоко в воду одни доски и поднимая другие, они ходят в бакштаг, приводятся к ветру, меняют галс, ложатся в дрейф – короче, выполняют все маневры, доступные обычным судам. Изобретение, до сих пор неизвестное самым просвещенным нациям Европы… Если погрузить в воду гуару на носу, судно приводится к ветру, если ее поднять, оно пойдет в бакштаг или спустится под ветер. И если погрузить в воду гуару на корме, плот пойдет в бакштаг, а если поднять, он приводится и идет круче к ветру.