Читать интересную книгу Мастер карнавала - Крейг Расселл

Клиент дрожащими пальцами провел по ее телу. Не по груди или гениталиям, а по рукам, животу и бедрам. Она стояла — непреклонная и бесстрастная. На самом деле Андреа любила свою работу: ей нравилось чувствовать, что она олицетворяет власть и силу. Она знала, что в Кёльне немало влиятельных и властных женщин, специализирующихся в садомазохистских играх, но здесь было нечто другое. Ее же клиенты не удивлялись, выполняя приказы, предписывающие отмыть унитаз или почистить обувь. Она делала расчет скорее не на психологию, а на физиологию. Ее клиенты жаждали ее тела, возможности прикоснуться к нему. Иногда это заканчивалось совокуплением. В большинстве же случаев, как, например, в этом, клиент просил исполнить нечто очень особенное.

Мужчина опустил руки, но глазами по-прежнему жадно ощупывал ее тело.

— Ты готов? — спросила она.

Он кивнул.

— Только не по лицу… — попросил он.

— Разумеется, — согласилась она. — Я знаю.

Андреа на мгновение представила прыщавого подонка, устроившего скандал в кафе, и с размаху нанесла мужчине удар кулаком в солнечное сплетение. Тот охнул и слегка согнулся. Андреа поняла, что приложила клиента недостаточно сильно, что он заплатил за большее. Тогда ее посетило другое воспоминание — из далекого прошлого. Она нанесла новый удар, и мужчина сложился вдвое, с трудом подавив крик боли.

Андреа опрокинула его на кровать, уселась верхом и нанесла новый удар. А потом еще и еще.

9

Поездка от Гамбурга до Нордиха заняла у Фабеля чуть больше обычного — почти четыре часа. Зимой такого рода путешествия он предпочитал совершать на поезде. Но, принимая во внимание последний сердечный приступ матери и ее возраст, он чувствовал себя обязанным навещать ее чаще, да и перспектива провести шесть часов за рулем в одиночестве при поездке туда и обратно ему понравилась. Можно было спокойно подумать. Однако, видя, как быстро темнеет небо, он начал сомневаться в том, насколько правильно поступил, сев за руль. Фризляндия представляет собой плоскую равнину, абсолютно не защищенную от резких перемен погоды, обусловленных воздействием бурного Северного моря. Фабель ехал по знакомым с детства местам, как вдруг налетел шквальный западный ветер и, не встречая никаких преград, обрушился на машину потоками дождя со снегом.

Фабель двигался, хмуро вглядываясь в серую ленту автострады и не включая ни радио, ни проигрывателя. Ему действительно нужно подумать. Он решил смоделировать в своем воображении два возможных варианта дальнейшего жизненного пути. Первый, предложенный Барцем, позволял полнее удовлетворять материальные потребности и изолировал его от мира ужаса и насилия. Однако предложение ван Хайдена и БКА привлекало его гораздо больше, хотя он и боялся в этом признаться даже самому себе. Как ни крути, а стать ведущим специалистом страны в своей области было более чем лестно. Фабель искренне пытался взвесить все «за» и «против» объективно и не думать ни о чем другом, но выкинуть из головы кёльнское дело не получалось и мысленно он постоянно к нему возвращался.

Неожиданно Фабель понял, что последние полчаса ехал на автопилоте, полностью отвлекшись от дороги и погрузившись в размышления о будущем, об отношениях с Сюзанной, не забывая и безликого убийцу, орудующего в мало знакомом ему городе. Пейзаж вокруг становился все более монотонным, по мере того как он продолжал путь в сторону Северного моря, туда, где живет его мать.

10

Мария Клее снова прошлась мимо ресторана. За последние два дня она проделала это уже больше десяти раз, не забывая полностью изменять свой облик. В ход пошли даже неряшливые джинсы и затасканный пуховик, а волосы она убрала под вязаную шапочку, прикупленную по случаю в «Карштадте». Она извлекла уроки из прошлых ошибок. Даже если федеральные агенты продолжали следить за рестораном, ее частое появление около него останется незамеченным.

Хотя украинцы не являлись владельцами ресторана «Биарриц», это заведение фигурировало в двадцатистраничном списке мест, предоставлявших, согласно досье БКА, работу нелегальным иммигрантам, переправленным в Германию людьми Витренко. В Кёльне Марии приходилось непросто. В Гамбурге — и даже в Ганновере — она знала каждую улочку, но здесь совсем не ориентировалась и чувствовала себя совершенно беспомощной. Она выслеживала опасного зверя и в любой момент могла сама оказаться уже не охотником, а добычей. Походив по узким переулкам, она выбралась к служебному входу в «Биарриц». Она знала, что здесь работает «по-черному» какой-то украинец — время от времени он выносил мусор из кухни. Мария наблюдала за черным ходом ресторана с проулка, заставленного мусорными бачками. На первом этаже задней стены «Биаррица» окон не было, а пожарный выход закрывала массивная дверь, обшитая металлическими пластинами. Она не сомневалась, что администрация считала эти меры предосторожности вполне достаточными и не сочла нужным установить здесь камеры наружного наблюдения. Это позволяло Марии пообщаться с украинцем, не опасаясь, что их встречу кто-то запишет или вообще заметит. Украинец разговорится, только чувствуя себя в безопасности. Если, конечно, ей вообще удастся заставить его пооткровенничать.

Было холодно, и Мария постаралась одеться потеплее. Последнее время она стала с трудом переносить холод, хотя раньше, до той роковой ночи, этот фактор вообще не учитывался в ее деятельности. Тогда, лежа в высокой траве и глядя на лицо склонившегося над ней Фабеля, она чувствовала такой леденящий холод, о существовании которого даже не подозревала. Она изо всех сил старалась не впасть в обморочное состояние, дышала часто и неглубоко. Ощущая теплое дыхание Фабеля на своей холодной щеке, Мария поняла: холод — это и есть смерть. С тех пор она старалась никогда не мерзнуть.

Дверь служебного входа открылась, и на улицу вышел худощавый парень лет двадцати с небольшим. На нем была белая футболка и заляпанный передник до колен. Он бросил через плечо взгляд на кухню и, облокотившись о стену, закурил. Парень, выглядевший усталым и изможденным, курил с таким видом, будто испытывал необыкновенное и долгожданное удовольствие. Увидев приближавшуюся Марию, он выпрямился и повернулся, явно намереваясь уйти.

— Постой! — окликнула его Мария и показала бронзовый жетон уголовной полиции. — Полиция…

Она рассчитывала на то, что украинец не станет требовать предъявления удостоверения, ей не хотелось бы, чтобы у него возник вопрос в связи с тем, что она осуществляет свою бурную деятельность за сотни километров от подведомственной ей территории. Украинец замер. Испугался.

— Успокойся, — продолжила Мария с усталой улыбкой. — Меня не интересует, на каком основании ты находишься в стране. Я хочу всего лишь задать пару вопросов.

Украинец напряженно кивнул. Мария достала из кармана плаща толстый черный блокнот.

— Тебя зовут… — Мария сделала вид, что ищет имя в блокноте, как будто оно там было записано.

— Славко Дмитрук, — ответил молодой человек, явно проявляя готовность к сотрудничеству.

Он снова бросил взгляд в сторону кухни, желая, видимо, убедиться в том, что их никто не видит. Выйдя из дверного проема и закрыв за собой дверь, он покопался в кармане, извлек свое удостоверение личности и протянул Марии. Стало окончательно ясно, что его пребывание в стране лишено каких-либо законных оснований. Все надписи вокруг фотографии были на кириллице, а желтый трезубец на голубом фоне ясно указывал на страну происхождения.

— Я не сделал ничего плохого, — начал оправдываться Славко на правильном немецком. — Я хочу остаться в Германии. Я хороший рабочий.

— Я не утверждаю, что ты сделал что-то плохое, — я просто хочу задать несколько вопросов.

— О чем?

— О том, как ты сюда попал.

На лице Славко отразился настоящий ужас.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Как тебя занесло сюда из Украины, — пояснила Мария, стараясь говорить как можно спокойнее. Она видела, что парень нервничает все больше и больше, и пожалела об отсутствии у нее таланта Фабеля успокаивать. — Тебе не надо ничего бояться, Славко. Никто не узнает о том, что ты мне расскажешь. Обещаю. Но если откажешься сотрудничать, мне придется обратиться в иммиграционную службу. — Мария старалась говорить медленно и просто, чтобы он понял каждое слово. — Ты меня понимаешь, Славко? Мне надо знать, кто организовал твой приезд сюда, устроил на работу, подыскал жилье…

— Я не знаю… это очень опасный человек. Очень опасные люди. — Молодой украинец снова бросил взгляд на дверь.

— Я тебя понимаю. Но я должна знать, кто устроил тебя на работу.

— Я много работаю. — В глазах Славко стояли слезы. — Я так много работаю! Я хочу посылать деньги своей семье в Украину. Но не могу. Я работаю целый день и часть ночи, а половину денег приходится отдавать человеку, привезшему меня сюда. А вторую половину он забирает за жилье, где я сплю. Это несправедливо. Совсем несправедливо.