Читать интересную книгу Контраходцы (ЛП) - Дамасио Ален

) У фреолов — благодарная публика, — улыбки уже сменяются смешками. В них, стоило им собраться на своих трибунах, пробудились рефлексы болельщиков, и они пускают по кругу фляжки, тыча пальцем в нас — то в одного, то в другого.

— Мы никогда их не выставим на полпути… Мы их подбираем в деревнях и в деревнях выкидываем! Мы их упрятываем назад, чтобы свалить на них груз... Они наш Хвост, наша собачья упряжка — наши пахари. Те, без которых не было бы с нами ни одежды, ни посуды, ни инструментов, ни спальных мешков, ни бурдючишка с винишком, ни бочоночка с водичкой. Я выкликаю — боль, я выкликаю — пыль, я выкликаю вас — крюки!

π Барбак со своим огромным торсом бурлака выдвигается первым. Он наполовину закрывает Свезьеста, краснеющего от оказанной чести, и Кориолис, чей выход на палубу вызывает неистовый восхищенный свист.

— По крайней мере, они понимают, как набирать себе женщин! — бросает фреол между двумя глотками хмельного.

— Это ты еще не видел аэромэтрису!

— Перед ними, дамы и господа, прикрыты от ветра в шестой по счету шеренге, но первейшие по талантам, — наши четверо мастеров. Первый работает с деревом, второй с железом, третья с огнем. Как их зовут? Силамфр, Леарх и Каллироэ. И четвертый: скажете ли мне, кто следует за ними? Четвертый — ловец надежды. Он великолепен, этот рыбак, чья леска зависла над вашими головами, чьи рыбы — облака, чье море — в небе. Много дней он спасал нас, когда не залаживалась охота. Ему мы обязаны лучшими нашими завтраками, когда он выпускает своих воздушных змеев парить под покровом звезд, чтобы вернуть их утром. Его зовут под настроение то облачным браконьером, то побирушкой лазури, то воздушным старателем. Поприветствуйте его как следует: Ларко Эоло Скарса!

¬ Взволнованный Ларко шагает вперед, его летающая клетка реет среди мачт на конце бечевки. Фреолы поражены, обнаружив эту функцию, которой не было в предыдущих ордах. И есть от чего: Ларко не обучался в Аберлаасе, как мы. Он Косой, который присоединился к нам и сумел изобрести нечто полезное. За ним шагнула моя маленькая Каллироэ.

— Наша мастерица-костерица: стряпня, пирожки и глиняные горшки, — изрекает Караколь.

«Наш кузнец, молотит все и всех» — и Леарх следом кланяется. «Наш спец по дровам» — это Силамфр, который весело машет рукой, вынимая из сумки миски и бумеры, резные лопасти, крохотные разметчики, флюгеры…

— Но перейдем к пятому ряду, в котором числится, как положено...

— Пятеро человек!

— Да. А в четвертом ряду?

— Четыре!

— Третьем?

— Три!

— Я вижу, считать вы умеете. Я тоже, но вернемся к рассказу...

Итак, пятый… Вот братья, и более того: близнецы! Они явились с ледяной кромки пояса мира. Они выросли сами по себе и куда успешнее прочих — ввысь, вбок, поперек! В Орде они зачем: первое! чтобы таскать; второе! чтобы поддержать тех, кто таскает; третье! чтобы полностью встретить всей грудью порывы с боков и прикрыть Хвост ширью своих плеч... Без них никуда, знаете ли — Хорст слева, Карст справа — два наших прославленных фланговых: братья Дубка!

Братья покладисто спускаются с яруса, и, положив друг другу руку на плечи, покачиваются перед фреолами. Открытые мордахи вечных детей, непривередливых, предельно добродушных. Как я восторгаюсь этой парочкой! Если за каждое доброе дело им давали бы по камню, а они бы складывали их в башню, сегодня она достала бы до неба.

— Сжались тесно между Дубок, сжались в самом сердце Стаи, как цыплята при наседке, наше хрупкое богатство, наши три, да… три фемины! Мало того, первая – не просто женщина: это незамутненный ручеек. Она наш сборщик и лозоискатель, единственная, без кого нам никак не обойтись, единственная любовь моя: Аой Нан!

‹› Я так удивлена, что спотыкаюсь, обозначая свой реверанс. Фреолы удваивают силу аплодисментов, свистят на пронзительных тонах, раздевают меня глазами... Мое существование для них сводится к четырем секундам...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Слева от нее, друзья мои с сопливыми носами, друзья с горлом, откашливающимся чем угодно кроме стихов, — это по вашу душу, мы вам ее уступим, и по сходной цене...

— Да забирайте ее, даром не нужна! — хрипит Голгот.

— Наша попечительница душевных и телесных ран, психолог и врач, ветеринар нашей своры[21], при случае увещевательница, представляю вам нашу, сиротинушек, мамочку: Альме Капи!

Ω Мертвый груз в команде, ага, бесполезнее саней, эта Капи: максимум — дойная корова. Причем без молока. И уродина. На что она годится, этакая куча? Сроду не понимал этих ордонаторов. Лечить от чего? Лечить кого? Если ты болен, если ты в ранен бою, — ты не станешь ныть в юбку женщинке, которая даст тебе тарелку бульона и кофеек из ивовых листьев, чтоб тебя всю ночь рвало зеленью из носа! И эта вертит перед матросами своим мешком с картошкой, она воображает, там есть на что смотреть… Увольте меня от этой тушки…

‹› Какая она хорошенькая сегодня при свете масляных фонарей... Она нашла время полностью вымыться, и ее светло-каштановые волосы, еще влажные, вьются. Длинное нефритово-зеленое платье, которое она надела, подчеркивает ее глаза и формы. Она улыбается расшалившимся фреолам: «Мамочка, мне больно!», «Я палец вывихнул, подойди глянь!» Степ смотрит на нее (и это забавно), как будто впервые открывает для себя эту милую пышечку.

— Пятая и последняя из женщин, которым я имею честь и удовольствие предоставить шанс блеснуть на этом паркете, вам всем известна — по меньшей мере, понаслышке. Ее мать знаменита повсюду в кругах Контраветра; ее бабушка — вообще легенда. Эти трое, они вместе заложили семейную линию Мелисерт, задавшись интеллектуальной задачей не менее престижной — если не более — чем у Писцов. В десять лет она выжила при посвящении фурвентом. Множество раз она уберегала нас от смерти – чисто по дружбе! Она входит в число элиты — двадцати аэромастеров, имена которых высечены на мраморе Ордена. Вдобавок к тому она элегантна, она благородна, и от ее восхитительной и изумительной интуиции захватывает дух. Я представляю вам внучку Мацуказе: Ороши Мелисерт!

) Последовавшие аплодисменты звучат в иной тональности, немного глуше по сравнению с предыдущими. Это прежде всего форма торжественности, которую любая суета может принизить, с особой манерой держать ладони и запястья, выражающей уважение. Сугубое уважение. Ороши спустилась по ступенькам с такой характерной для нее неизменно горделивой осанкой, и с таким взглядом, какого я у нее не припомню за тридцать лет жизни бок о бок. Эта девочка вечно ищет, она будет искать без устали, до самого конца, смысл всего этого. Как я сам. Нас связывает не звание и не интеллект: поиск понимания. Мы задаемся вопросами больше всех прочих. Откуда приходит ветер, где он родится? Нет, это ордонаторы хотят, чтобы мы задавались этим вопросом, ждут, чтобы мы притащили на него ответ, как бравые щенята. (Или чтобы похоронить его вместе с нами, чтобы сохранить нетронутой надежду? Если, конечно, они не знают. Если они не знают давным-давно — что там, в Конце, но они посылали Орды веками…) Скорее, задаемся неподатливо трудным вопросом: к чему контрить? Отчего мы соглашаемся посвятить свою жизнь поиску истока, которого никто никогда не мог достичь? Потому что мы думаем, что нужновсего лишь попасть туда — это еще не тот ответ. Решительно нет. Что хуже: это опять еще не тот вопрос, еще не он. Ищи дальше, детка-писец, ищи, щеночек, ищи...

≈ Она-то себя дерьмом собачьим никогда не считала, эта Ороши, вы на нее только гляньте. Она поглядывает на нас свысока, с ее ветрифлюшками в волосах и холодной улыбкой. Может, и элита аэромастеров, но не помешало бы ей вести себя попроще. Хотела бы я видеть, как она потащит в хвосте мои санки! Караколь слишком распинается о своей цаце. Здесь незаменимы совершенно все, Аой или Свезьест, ровно как и она! Она делает свою работу, только и всего!