Мудрость — не знает, но освещает глубочайший мрак. Дух не выясняет, но отзывается на требования данного момента. Поскольку дух не рассчитывает, он сияет в одинокой славе там, за гранью мира. Благодаря тому, что не знает, Мудрость озаряет Тайну (сюань) за гранью мирских дел. Но хотя Мудрость лежит вне мирских дел, все они в её власти. Хотя Дух находится вне мира, мир всегда остаётся внутри него.[36] [50, с. 71–72]
Ещё ближе к позиции Дзэн друг Сен-Чжао — Дао-шен (360–434), первый явный и несомненный сторонник доктрины мгновенного пробуждения. Если нирваной нельзя овладеть, не может быть и речи о том, чтобы достигнуть её постепенно, путём долгого накопления знаний. Она должна открываться вспышкой интуиции, которая называется дунь-у, или, по-японски, сатори, — известный термин Дзэн, обозначающий внезапное пробуждение. Обсуждая эту мысль Дао-шена, Ся Лин-юнь[37] выдвигает предположение, что идея мгновенного пробуждения соответствует китайскому складу ума больше, чем индийскому. Это подкрепляет точку зрения Судзуки, который вообще рассматривает Дзэн как китайскую «революцию» против индийского буддизма. Несмотря на свою пугающую новизну, это учение Дао-шена, видимо, нашло широкое признание. Более чем столетие спустя о нём упоминает в своём сочинении Хуэй-юань (523-92 гг.). Связано с этой доктриной также имя учителя Хуэй-таня, который жил до 627 года.
Значение этих ранних предшественников Дзэн в том, что с их помощью складывается историческая картина возникновения Дзэн даже в том случае, если мы отвергаем традиционную версию, согласно которой Дзэн появился в Китае в 520 году, принесённый индийским монахом Бодхидхармой. Дело в том, что современные исследователи, такие как Фунь Ю-лань и Пеллио, подвергают сомнению достоверность этого предания. Они считают, что легенда о Бодхидхарме — продукт благочестивого рвения позднейших времён, когда Дзэн, объявляя себя непосредственным продолжателем опыта, полученного прямо от Будды, минуя сутры, нуждался для обоснования этих притязаний в историческом авторитете. А Бодхидхарма стоял двадцать восьмым в легендарном списке индийских патриархов, расположенных в порядке «апостольского наследования», которое восходило к самому Гаутаме.[38]
На данной стадии исследования трудно сказать, следует ли принять критику этих авторов или отбросить её как ещё одну попытку академической моды подвергать сомнению историческое существование религиозных реформаторов. Что же касается традиционной версии школы Дзэн, то она гласит, что где-то около 520 г. Бодхидхарма прибыл из Индии в Кантон и появился при дворе императора Лянг-У, страстного поклонника буддизма. Однако и учение Бодхидхармы, и его грубые манеры не понравились императору, и учитель удалился в монастырь в княжество Вэй, где и пробыл несколько лет, «уставившись взглядом в стену», пока, наконец, не нашёл себе подходящего ученика в лице Хуэй-ко, который впоследствии стал Вторым Китайским Патриархом Дзэн[39].
Конечно, нет ничего невероятного в том, что буддийский учитель из Индии появился в эти годы в Китае. Незадолго до этого, в 400 г. в Китай прибыл Кумараджива, после 500 г. — Бодхиручи, а Параматтха находился при Лянском дворе почти в одно время с Бодхидхармой. Не вызывает удивления и то, что первые дошедшие до нас сведения о Бодхидхарме относятся к периоду ста с лишним лет спустя после его смерти. Ведь в те времена не существовало ни газет, ни справочников «Кто есть кто». Да и в наше, уж на что с избытком документированное время, бывает, что люди, сделавшие важный вклад в мировую культуру и науку, остаются неизвестными много лет после смерти. Так что представляется справедливым принимать легенду о Бодхидхарме, пока не появятся действительно убедительные данные, свидетельствующие против неё. Одновременно следует принять, что идеи, которые внесли Сен-Чжао, Дао-шен и другие, также обогатили традицию Дзэн.
Одним из доводов, подрывающих веру в легенду о Бодхидхарме, является чисто китайский дух Дзэн, который вынуждает усомниться в его индийском происхождении. Однако даже такой типичный даос, как Шен-Чжао, был, как и Дао-шен, учеником Кумарадживы; и сочинения, приписываемые Бодхидхарме и его последователям вплоть до Хуэй-нена (638–713), обнаруживают явный сдвиг от индийских воззрений на дхьяну к характерно китайским.[40]
Отсутствие каких-либо упоминаний о школе Дхьяны и о Бодхидхарме в индийской буддийской литературе можно объяснить тем, что сами термины, школа Дхьяны, или Дзэн, даже в Китае появились лишь 200 лет спустя после смерти Бодхидхармы. С другой стороны, упражнения в дхьяне, цо-чань[41] (японское дза-дзэн), т. е. ‘медитации сидя’, всегда были широко распространены среди буддийских монахов, и специальные наставники, обучавшие их, назывались учителями Дхьяны вне зависимости от их школы или секты. Параллельно существовали учителя винайи, обучавшие монашеской дисциплине, и учителя дхармы, преподававшие само учение. Дзэн отделился как школа только тогда, когда провозгласил своё собственное понимание дхьяны, сильно отличающееся от общераспространённой практики.
Дзэн-буддийская традиция изображает Бодхидхарму как свирепого с виду человека, с густой бородой и проницательным взглядом широко открытых глаз, которые, однако, кажется, готовы мигнуть. Легенда рассказывает, что однажды он уснул во время медитации и так рассердился на себя потом, что вырвал себе ресницы; упав на землю, они проросли первым чайным кустом. С тех пор дзэн-буддийские монахи употребляют чай как средство против сна. Он так хорошо проясняет и укрепляет сознание, что есть поговорка: «У Дзэн (чань) и чая (ча) — один и тот же вкус». Другая легенда гласит, что у Бодхидхармы от долгого сидения в медитации отсохли ноги. Отсюда те очаровательные японские символические куклы Дарума, которые изображают Бодхидхарму в виде безногого ваньки-встаньки, с центром тяжести, расположенным так, что, как его ни толкай, он встаёт. Японское стихотворение о куклах Дарума гласит:
Jinsei nana korobi Ya oki. Такова жизнь. Семь раз вниз, Восемь раз вверх!
Легендарная беседа Бодхидхармы с императором Лянг-У даёт представление о резком и прямом характере учителя. Император подробно описал всё, что он сделал для распространения буддизма в своей стране, и спросил, что заслужил он своими деяниями. При этом он исходил из распространённого мнения, что постепенное накопление заслуг, порождённых добрыми делами, ведёт ко всё лучшему существованию в будущих жизнях и будет увенчано достижением нирваны. Но Бодхидхарма в ответ сказал: «Ровно ничего!» Такой ответ подорвал веру императора в буддизм, и он спросил: «Каков же в таком случае основной принцип святого учения?» Бодхидхарма ответил: «Да оно пусто, в нём нет ничего святого», — «Кто же тогда ты, кто стоит перед нами?» — «Я не знаю», — был ответ. [2, с. З]
После этой беседы, которая весьма разочаровала императора, Бодхидхарма удалился в монастырь в Вэй, где по преданию провёл девять лет в пещере, ‘уставившись в стену’ (пигуань). Судзуки считает, что это выражение не следует понимать буквально, что оно описывает внутреннее состояние Бодхидхармы, который освободил свой ум от всех понятийных представлений. [74, т.1, с.170–171] Так он жил, пока однажды к нему не пришёл монах Шень-гуан, а вслед за ним и Хуэй-ко (ок. 486-593), который впоследствии и стал его преемником в качестве Второго Патриарха.