Читать интересную книгу Тиран духа - Присцилла Ройал

С обследованием трупа или всплывут новые вопросы, или найдут ответ какие-то из уже имеющихся. Барон Адам велел перенести тело в часовню и лично забрал взятый из руки Роберта кинжал, чтобы сберечь его для шерифа: ведь когда-то за ним придется послать, и тогда нужны будут доказательства. То обстоятельство, что сэр Джеффри не стал возражать, чтобы кинжал остался у отца Роберта — а ведь его родной сын обвиняется в убийстве сына сэра Джеффри, — показалось Томасу интересным.

— Но если задуматься, возможно, не так уж это и странно, — пробормотал Томас. — Когда слуги привели сэра Джеффри из казарм, мысль, что это Роберт убил Генри, казалось, расстроила его не меньше, чем смерть собственного сына.

По-видимому, годы дружбы, связывавшей этих двух человек, позволяли одному чувствовать боль другого так же остро, как горечь от собственной утраты. Предположение, что это может быть так, тронуло Томаса.

Неожиданно он услышал легкий шорох позади себя и обернулся. На верхней ступеньке лестницы он разглядел едва различимый в полумраке тонкий силуэт настоятельницы. Томас спросил себя, сколько времени она уже стоит там и что могла подслушать из его мыслей вслух.

— Миледи? — он поклонился.

— Я шла побеседовать с леди Исабель, брат Томас, но я рада, что встретила вас одного. Мне нужно кое-что с вами обсудить, и я прошу вас ответить мне прямо на два важных вопроса. Этот разговор должен остаться между нами.

Он замялся, поскольку догадывался, о чем именно она собирается его спросить. Ответ на один из этих вопросов явно будет стоить ему немалых усилий, но Томас уже принял решение, скорее послушавшись того, что подсказывало сердце, чем основываясь на логике.

— Клянусь своей надеждой на райское блаженство, я сохраню нашу беседу в тайне и честно скажу вам все, что думаю, миледи.

— Кроме того, мне еще придется попросить вас об услуге.

— Я готов оказать вам любую услугу. Это не только удовольствие, но и честь для меня.

— За все это примите от меня самую искреннюю благодарность. — Она сделала шаг из темноты. Теперь на ее лицо падал бледный луч света. — Как вы, наверное, знаете, я люблю своего брата так, как только может любить сестра, и думаю, что хорошо его знаю. Знаю, на что он способен и на что нет. Однако при всем при том я лишь сестра, слабое смертное создание, и мое суждение может оказаться ошибочным. — Она указала рукой в сторону пятен на полу: — Тут нет ничего, что бы оправдывало Роберта. Не сомневаюсь, вы сами пришли к тому же выводу. Я боюсь, что судьи посмотрят на доказательства, которые у нас сейчас есть, и повесят его.

Томас грустно кивнул.

— Да, миледи.

Глаза Элинор в обрамлении красных от слез век напоминали цветом грозовые тучи. Она была слишком горда, чтобы плакать на виду у других, в этом он был уверен.

— Тогда мой первый вопрос будет такой: кажется ли вам, что брат сказал нам всю правду?

Именно этого вопроса он больше всего и боялся. Томас опустил голову, чтобы не видеть ее глаз, и ответил:

— Нет, миледи, — его голос едва можно было расслышать, — я так не думаю.

— Мой второй вопрос: верите ли вы, что он и в самом деле невиновен?

— Да, безусловно, — сказал он, потому что именно так и думал, и снова посмотрел ей в глаза, — и нам нужно найти того, кто сделал это страшное дело. Как можно скорее.

— Тогда вы согласитесь выполнить то, о чем я вас попрошу?

Томас кивнул.

— Вам придется со всем должным тщанием обследовать тело Генри и сообщить мне о результатах, равно как и о своих выводах.

— Миледи, я сделаю это, раз обещал, но моих скромных знаний может не хватить и я упущу самое главное. Вне всяких сомнений, сестра Анна тут гораздо сильнее меня…

— Сестре Анне запретили это делать. Ваше же имя не было названо, а значит, поскольку никто не сказал ни да ни нет, я не вижу, что могло бы вам помешать выполнить эту задачу. Чтобы вам было легче, когда придет время выслушать ваш отчет, сестра Анна будет вместе со мной.

Томас взглянул в серые глаза настоятельницы и спросил себя, понимали ли те, кто думал, что может ей помешать, насколько она их превосходит. Уже не в первый раз он почувствовал благодарность за то, что ему никогда не придется видеть в этой женщине противника.

— Я исполню вашу просьбу, миледи.

Когда Элинор, настоятельница Тиндальская, протянула руку и, ни слова не говоря, нежно сжала его пальцы, Томасу могло бы показаться, что глаза ее светятся любовью.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Элинор один раз стукнула в дверь. Однако никакая служанка не вышла ей открыть. Она помедлила в нерешительности, но тут услышала, что из-за двери доносятся какие-то нечленораздельные звуки. Она снова постучала, на этот раз дважды.

— Если ты не черт с рогами, заходи и прекрати шуметь!

Элинор открыла дверь.

Потерявшая пасынка мачеха сидела, развалясь на стуле, широко расставив ноги. Платье задралось до колен, спиной она привалилась к кровати. Компанию ей в этой комнате составляли разве что большой кувшин и резная чаша, стоявшие на деревянном сундуке рядом. Жена сэра Джеффри, без сомнения, была совершенно пьяна.

— Я пришла поддержать вас, — сказала Элинор, — я могу прийти попозже.

Исабель попыталась подняться ей навстречу и ухватилась за сундук. Ее рука сорвалась, и пустой деревянный кубок полетел на пол. От удара он подпрыгнул и закатился под стул.

— Все из-за вас, — осуждающе заявила женщина. Она нагнулась, желая достать непослушный кубок, не смогла, потом со второй попытки сумела-таки его ухватить. — Вина? — предложила она, желая выказать гостеприимство.

Элинор покачала головой.

— Да, понимаю. Очередной обет.

Элинор уклончиво пожала плечами.

— Холод сегодня пробирает насквозь. В такой день вино согревает и тело, и душу, — а еще отлично развязывает язык, добавила она про себя. Еще кубок-другой, и ты скорее мне все расскажешь, чем согласилась бы рассказать на трезвую голову.

— Обеты — сущая ерунда.

— А вы никогда не давали обета, Исабель? — спросила настоятельница, внимательно глядя на женщину, сидящую перед ней.

Подруге ее игр в более невинные времена сейчас нелегко было сосредоточить на чем-то взгляд, но в ее мутных глазах Элинор разглядела вполне явственную враждебность. Неужели это Исабель, которую она когда-то знала, сидела сейчас перед ней или это демон в ее обличье? Настолько разительной была перемена.

Женщина откинулась назад, махнув Элинор рукой на второй стул.

— А вы никогда не давали обета, Исабель? — писклявым голосом зло передразнила ее супруга сэра Джеффри. — Как мы всегда надменны, как заносчиво выражаемся! Давала ли я когда-нибудь обет, спрашиваете вы? А перед алтарем что, не в счет?

Говоря это, Исабель помотала головой и скривила губы.

— Для вас, наверное, не в счет. От женитьбы несет вожделением, разве нет? А от этого вы уж, конечно, зареклись каким-нибудь обетом. Как сильно вы изменились с тех пор, как мы вместе весело проводили время — в то последнее лето, прежде чем вы вернулись назад в Эймсбери.

— Мы все с тех пор изменились. — Элинор старалась говорить ровно. Она, казалось, носом чуяла враждебность, которая исходила от этой женщины вместе с едким запахом пота и винных паров.

— Кто-то больше. Кто-то меньше. — Исабель подняла палец и помахала им перед лицом настоятельницы. — Сейчас вы замужем за Сыном Божиим, но знал ли ваш жених, прежде чем вы дали обеты, что вы достались ему не такой уж непорочной девицей?

Элинор понимала, что разумнее всего будет промолчать.

— Я знаю ваш секрет! — проговорила Исабель громким шепотом. — Я что, не видела ваших с Джорджем игр в то лето, перед тем как вы дали эти свои обеты? Думаете, я забыла? — Ее взгляд потемнел и она наклонилась к Элинор. — Что, не вы давали ему сосать свои соски летним вечерком, словно он был голодный младенец, а его пальцы не сновали, словно мелкие рыбешки, в самых заповедных уголках?

Элинор побледнела от злобы.

— Это Джордж рассказывал вам такие сказки?

— Нет, он слишком благородный рыцарь, чтобы болтать о ваших уединенных часах на лесной полянке, но я-то знаю, как проводят время мужчины и женщины. Может быть, он не залезал на тебя и не делал все, как положено, но готова поклясться: ты билась под его рукой, пока не успокаивалась.

Она налила себе из кувшина и залпом выпила до дна.

— Ты уверена, что не хочешь согреться? Сегодня такой промозглый день.

Элинор откинулась на спинку стула и на мгновение закрыла глаза, чтобы вернуть душевное равновесие. Обнаружить гнев значило пойти на поводу у Исабель, оставив в стороне истинную причину, по которой эта женщина провоцировала ее.

— Игры, на которые в юности нас толкает горячая кровь, — не более чем игры, — сказала она наконец. — Мне помнится, немало пчел летело и на ваш мед, но от этого не вышло беды. Какой же тогда грех в том, что все мы делали в то лето?