дыма.
– Да, – говорю. – Боюсь, для начала я заработал ему неважную репутацию. Я не хотел, но так уж оно само получилось, что из-за меня у здешних хозяек сложилось о нем мнение как о гробе повапленном, которые водят публику за нос, притворяясь, будто не пьют ничего, кроме апельсинового сока, а чуть только публика повернется спиной, накачиваются портвейном до полной потери памяти. Правда, у меня есть некоторые оправдания. Эсмонд Хаддок подсунул мне графин, а я просто умирал от жажды и соблазнился. Не станете же вы винить засыпанного снежной лавиной альпиниста за то, что он принял глоток бренди из рук откопавшей его собаки сенбернара. Но будем по крайней мере надеяться, что старушки не проболтаются и слух о дурном поведении Гасси не дойдет до мисс Бассет. Не хотелось бы, чтобы их любви совали палки в колеса.
Мы оба помолчали минутку, задумавшись о том, что произойдет, если Мадлен Бассет лишится своего Гасси и вырвется на свободу. Потом, с моей подачи, оставили эту убийственную тему.
– Кстати о превратностях любви, Китекэт насчет своих превратностей с вами, наверно, поделился?
– Да, сэр.
– Так я и думал. Удивительно, как вся эта влюбленная публика, чуть что, бежит к вам, чтобы выплакать свои страдания на вашей груди.
– Мне это очень приятно, сэр, и я всегда рад оказать каждому помощь по мере моих сил и возможностей. Сознание выполненного долга доставляет положительные эмоции. Вчера вскоре после вашего отбытия мистер Перебрайт уделил некоторое время изложению своих проблем. И только узнав все обстоятельства, я рискнул предложить, чтобы он занял в мое отсутствие место вашего слуги.
– Жаль только, что ни один из вас не догадался отбить мне предупредительную телеграмму. А то я испытал крайне неприятное потрясение. Кому приятно в завершение основательной попойки вдруг обнаружить у себя в комнате нежданного гостя-оборотня? Вы бы тоже, я думаю, имели довольно глупый вид, если бы в одно прекрасное утро после бурной ночи вошли ко мне в спальню с чашкой чаю и застали сидящим в подушках, скажем, Эрни Бевина[20]. А когда вы сейчас разговаривали с Китекэтом, он сообщил вам последние новости?
– Новости, сэр?
– Насчет Эсмонда Хаддока и Коротышки.
– Ах это. Да, сэр. Он информировал меня о том, что вы ему рассказали про неизменность чувств мистера Хаддока к мисс Перебрайт. Для него это большое облегчение, сэр. Он полагает, что теперь главное препятствие на его пути к счастью устранено.
– Да, у Китекэта теперь все в ажуре. Жаль, что нельзя сказать того же о бедняге Эсмонде.
– Вы полагаете, сэр, что мисс Перебрайт не отвечает взаимностью на чувства мистера Хаддока?
– Взаимностью-то она отвечает. Она сама открыто признала, что он – путеводная звезда ее жизни. Вы, наверное, думаете, что раз так, значит, нет никаких проблем. Ведь если она – путеводная звезда его жизни, а он – ее, то и все дело в шляпе, так? Но вы не правы, и Эсмонд Хаддок – тоже. Он решил, бедная обманутая овечка, что произведет своим выступлением в концерте такой фурор, что Коротышка только воскликнет: «О, Эсмонд!» – и бросится ему на шею. Безнадежное дело.
– Безнадежное, сэр?
– Совершенно безнадежное. И есть еще одна серьезная закавыка. Коротышка не согласна даже слышать о свадьбе, пока он не бросит вызов своим теткам, а ему, естественно, и подумать об этом страшно. И получается нечто вроде того самого, как бишь говорят в таких случаях? Ни тпру ни ну.
– Но почему молодая леди хочет, чтобы мистер Хаддок бросил вызов своим тетушкам?
– Она говорит, что он позволял им угнетать себя с самого детства и пора наконец сбросить иго. Она хочет, чтобы он выказал себя мужчиной, не ведающим страха. Старая история про дракона. В давние времена, когда рыцари были храбрыми, как вам, конечно, хорошо известно, девушки имели обыкновение выгонять парней на битву с драконами. Ваш друг рыцарь Роланд, я думаю, раз двадцать попадал в такие переделки. Но драконы – это одно, а тетки – совсем другое. Я убежден, что Эсмонд Хаддок не убоялся бы помериться силами с огнедышащим драконом, но нечего и мечтать, чтобы он вышел против леди Дафны Винкворт да еще против четырех мисс: Шарлотты, Эммелины, Гарриет и Мертл Деверил в придачу.
– А что, если, сэр?…
– Как это понимать: «Что, если, сэр»?
– Мне пришла в голову вот какая возможность, сэр. Если выступление мистера Хаддока будет иметь успех, на который он рассчитывает, не исключено, что это подействует на него и придаст ему храбрости. Мне лично не приходилось изучать психологию этого молодого джентльмена, но по рассказам дяди Чарли у меня сложилось убеждение, что мистер Хаддок как раз из тех людей, на которых общественная поддержка может оказать сильное воздействие. Он, как вы говорите, всю жизнь прожил в подчинении, и у него наверняка развился значительный комплекс неполноценности. А на молодых джентльменов с комплексом неполноценности восторги толпы часто действуют как сильный стимулятор.
Я начинал кое-что соображать.
– То есть если у него будет успех, то ему ударит в голову до такой степени, что он сможет прямо взглянуть своим теткам в лицо и они затрепещут?
– Именно, сэр. Вспомните случай с мистером Литтлом.
– Точно! Это правда, Бинго стал совсем другим человеком. Дживс, по-моему, в ваших словах что-то есть.
– Во всяком случае, предложенная мною теория, на мой взгляд, не лишена правдоподобия, сэр.
– Очень даже не лишена, Дживс. Самое оно. А раз так, наша задача – навалиться хорошенько и обеспечить ему, это самое, триумф. Как называется то, что бывает у людей?
– Сэр?
– Ну, у оперных певцов и вообще?
– Вы имеете в виду клаки, сэр?
– Верно. Вертелось у меня на кончике языка. Мистеру Хаддоку нужна клака. Ваша задача, Дживс, прохаживаясь по деревне, здесь подбросить словцо, там поставить выпивку, так чтобы в конце концов все жители прониклись желанием аплодировать песне Эсмонда Хаддока до полного посинения. Я могу в этом на вас