Читать интересную книгу Ход белой королевы - Лев Кассиль

Тут я решил, что самая пора вмешаться.

- Эй ты, спасенный,- начал я, подойдя вплотную к палисаду.- Во-первых, здравствуй, приятель. Иди-ка сюда.

- Здравствуйте, я вас знаю. Вы тоже из Москвы, редактор.

- Правильно, почти так. Иди-ка ко мне.- Я обнял его у калитки и вывел на улицу.- Слушай, друг милый, что это ты пуговицей какой-то хвастаешь? Почему дяде Степану не отдал? Ходит из-за тебя человек расстегнутый.

- А чего он не признается, что спасал! Он насупился и высвободил свое плечо из-под моей руки.

- Погоди, не об этом сейчас речь. Как тебя зовут? Сергун?

- Сергун. Сергей я.

- Ну вот, Сергей, можно с тобой поговорить по-взрослому, как мужчина с мужчиной?

- Это как два товарища промеж собой?

- Вот-вот, именно.

Я взял его под руку, и мы с ним степенно прогуливались вдоль палисада, ведя спокойный, солидный мужской разговор.

- Понимаешь, дружок, нечего шуметь. Ну, спасли тебя, скажи спасибо. Все уж про то забыли, а ты тут булгу поднимаешь, тетю Наташу только зря волнуешь. Они начали заниматься с дядей Степаном, а тут ты со своей пуговицей. Он не признается, вот у них ничего и не получится. Она ведь гордая, тетя Наташа, думает: "Ах, он считает, верно, надо поблагодарить его, я ему обязана, что спасал", и всякое такое. Знаешь, она... как тебе сказать... они все, тетеньки, такие...- Я тоже был не мастер разговаривать с ребятами, а этот круглолобый чертенок вообще-то был не из болтливых. Хмыкал, отмалчивался или отвечал односложно своим хрипловатым баском.- Верно, ведь все тетеньки такие? повторил я.

- Понятно, женщины,- подтвердил Сергунок.

- Молодец, умница! Все понимаешь.

Поощренный похвалой, Сергунок решил развить мою мысль:

- Она еще возьмет да и сообразит: "Надо, мол, однако, пожениться на нем" и уедет.

- Слушай, Сергей... Кх...- Я закашлялся.- Ты поначалу так умненько все и хорошо говорил, а теперь уж болтаешь пустое. Но одно запомни: я вот скоро уеду в Москву обратно, а ты тут про все цыц, молчок. Пусть тетя Наташа хорошо-хорошо потренируется с дядей Степаном, пока в будущем году на спартакиаде всех не победит. А потом мы вместе с тобой все докажем и пуговицу предъявим. Ты про нее, я надеюсь, тете Наташе ничего еще пока не говорил? Правильно! А то отняла бы непременно. Ну, потерпи немножко еще, я тебя как человека прошу.

- По-товарищески? - переспросил Сергунок.

- Вот именно, как товарищ товарища. Сергунок задумался:

- А если я потерплю, не скажу, вы меня на тот год возьмете с тетей Наташей на спартакиаду?

- Далеко глядишь. Ну, обещаю.

- И билет дадите?

- Договорились,- заверил я его.

На окраине Зимогорска, где сквозь заснеженные ели видны были корпуса обогатительной фабрики и металлические фермы эстакады, по которой подвозили руду, Чу-динов тренировал группу местных лыжниц общества "Маяк".

Неудобно было уже теперь отказываться. Получилось бы, что из-за какого-то личного пристрастия Скуратову он взялся тренировать, а других не желает...

Наташа на тренировки больше не приходила. Чуди-нов мрачнел, но не желал сам сделать первый шаг. Зато Маша Богданова стала с первой же тренировки радовать Чудинова незаурядными успехами. Да и среди подруг ее оказалось немало способных спортсменок.

- Здравствуйте, Степан Михайлович,- приветствовал тренера дядя Федя, явившийся взглянуть на занятия.- Ну, как дела, подвигаются? Ворохтин сегодня звонил, интересовался. Сказал я ему, что все хорошо, только Скуратова опять на дыбы встала. Он сказал, если надо - повлияет.

- Нет уж,- испугался Чудинов,- обойдемся как-нибудь без вмешательства высоких властей. Так дело не пойдет. Подождем - сама явится. Девка неглупая, сообразит.

- Ну, а остальные как? Характер-то не у всех Скуратовский.

- Материал благодатный, Хвастаться не буду, но через годик, думаю, мы с вами на спартакиаде выпустим таких лыжниц, что другим жмуриться придется. Наши их снежком накормят на лыжне. Вот поглядите сами. Ну-ка, девушки, еще раз сделаем прикидочку на прямой. Вы, Маша, немножко на спусках посмелее, делайте разгон крупнее! Веселей, девушки, глядеть у меня! Устали? Ничего, держитесь. Мы с вами еще всем Скуратовым да Бабуриным сто очков вперед дадим, уверяю вас.

Маленькая Маша Богданова тряхнула заиндевевшими кудряшками:

- Ой, Степан Михайлович, однако Наташу не обойдешь. Ведь у нее природный-то ход какой!

- "Ход, ход"! - мрачно передразнил Чудинов. - Разве я сам не знаю. При ее данных да подходящий бы характер! Эх, да что говорить! Хоть бы вы на нее, что ли, повлияли, подруга ведь.

- Да, повлияй на нее! У них вся семья такая. Как упрутся - с места не стронешь.

- Ничего, стронем.

Маша вздохнула:

- А вот из меня уж чемпионки никогда не выйдет, верно?

-- Как вам сказать. Вы, Маша, делаете просто отличные...

- Пожалуйста, не утешайте,- перебила его Маша.- Не выйдет. А все-таки я буду ходить на лыжах, буду ходить, буду!

И, рванувшись вперед, старательно и весело выполняя короткими ножками шаги, которым научил теперь местных лыжниц новый тренер, Маша Богданова помчалась по лыжне, и только ветер, несший легкую струистую поземку, растрепал заиндевевшие завитушки волос над ее маленькими розовыми ушами.

За день до моего отъезда из Зимогорска я, закончив все дела в редакции и на руднике, вернулся еще засветло в гостиницу.

Чудинов лежал в нашем номере на постели лицом к стене. Быстрые зимние сумерки наплывали в окно, но Чудинов не зажигал огня.

- Ты что тут, Степан, сумерничаешь? - спросил я, присаживаясь на свою кровать, против Чудинова.- Не в настроении? Что, на строительстве что-нибудь? Там тобой не нахвалятся, настоящий, брат ты мой, авторитет у местных приобрел!.. А ты, если есть какое-нибудь затруднение, скажи, пока не поздно. Может, помочь через центральную печать? Пользуйся, пока я не уехал.

Чудинов приподнял голову с подушки, посмотрел на меня, поморщился, словно попробовал что-то кислое, и снова ткнулся в подушку виском.

- Да нет, тут печатью твоей не поможешь. Ты сам во всем виноват, старик. Да, да, накрутил вот, заставил меня выбрать этот чертов Зимогорск, хотя великолепно знал, какие тут лыжники, подсунул вместо мифической Авдошиной вполне реальную Скуратову. Ну признайся, сам небось нашептал ей, что я ее с мальчишкой спасал и тому подобное...

- Ей-богу, Степан, уж тут вот я ни сном ни духом. Но ты же понимаешь, не у всякого спасенного такой покладистый характер, как у ме... Ладно, ладно, молчу! - поспешил я, так как Чудинов, не отрывая головы от подушки, поднял руку, завел ее себе за плечо и потряс несколько раз передо мной сжатым кулаком.

- Знаем мы вас, молчальников,- промычал он в подушку.- А она задрала нос, упрямится, срывает теперь всю тренировку. Шут меня дернул опять за это дело взяться! Кажется, решил бросить, так нет!

- Ой, Степан,- протянул я с подозрением,- что-то ты больно уж переживаешь крепко. Ты, часом, не того?., а?

- Ну вот, спасибо! Новое экстренное сообщение нашего специального корреспондента! - Степан даже на постели присел.- Ты, по-моему, старик, знаешь мое правило: вышел тренировать на снег, сам - лед.

- Ох, господа присяжные, кажется, лед тронулся. Как бы ты, Степан, подтаивать не начал.

Чудинов одним рывком сгреб меня на груди за лацкан пиджака и сердито потряс одной рукой.

- Чего взъярился? - спросил я.- Девушка действительно стоящая.- Я почувствовал, что рука Чудинова медленно высвобождает меня.- Такое что-то в ней есть настоящее...

Сам не зная почему, я вздохнул, и Чудинов тоже почти одновременно со мной глубоко перевел дух, но сделал вид, что кряхтит, и закашлялся.

- Вот видишь,- сказал я,- в одно дышим, как говорится, душа в душу. Все понимаю, брат. Да, туги твои дела, Степан, я вижу. Но ничего, сдюжишь как-нибудь, я в тебя верю.

- Ты бы с ней, может быть, перед отъездом поговорил, что ли? - неуверенно и просительно начал Чудинов.- Намекнул бы, что, мол, нельзя зарывать талант в землю или в снег, как хочешь. Что тебя учить, ты же причастен к изящной словесности.

- Вот-вот... Такая уж у меня миссия...- не выдержал я.- Мне уже не раз доставалась роль Сирано де Бержерака. Мои красивые, великолепно сложенные друзья-герои изнемогают от нежных чувств, а я, как говорится, мордой не выйдя и фигурой должной не обладая, строчу за них любовные послания, намекаю, объясняюсь в их пользу, составляю речи для публичных выступлений. Иногда даже за них и статейки пишу. А им остается только подписать и прославиться.

- Да ты! чего это взбеленился? - Чудинов был несколько изумлен.- Такая уж у вас, литераторов, планида, как говорится: освещать, растолковывать, а где надо - кое-что и приукрасить или умные мысли свои изложить от имени авторитетного лица. Но что-то ты больно растревожился? Уж не сам ли того?..

Он перескочил со своей постели на мою, сел рядом и, одной рукой обхватив меня за плечи, крепко обнял:

- Не злись, старик, я же пошутил. Ты же знаешь, я литературу и печать вполне уважаю, именно за то, что такие вот, как ты, сами с макушкой в жизнь лезут... Беспокойное вы племя, журналисты. Я это в вас и ценю. Но иногда вы обязаны бороться с немотой жизни и помочь ей, заявить во всеуслышание о том, для чего другой слов не найдет.