Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ушах звенело, болел прикушенный язык. Ирина провела пальцем по дёснам, слюна была с краснотой. Ну, это понятно почему. Плохо инструктаж слушала, вот и клацнула зубами до крови. Наконец кресло спустилось. Подошёл «доктор». Спрашивает, хватит или ещё раз. И тут Ирина поняла, что хватит. Дело сделано: под задницей у неё, похоже, стало мокро. Отстегнули ремни, Ирина извинилась перед добродетелей за неприличный жест и засунула руку себе под юбку. Точно не моча. Кровь!
И тут она осознала всю глупость своего положения. Она не взяла с собой ни ваты, ни тряпочек-подкладушек. Было крайне неудобно, но пришлось сказать об этом «доктору». Те тряпки, что нашлись у него, подкладывать было страшно — в саже и масле. Ещё порылись в поисках чего-либо подходящего и наконец нашли кусок грубой дерюги. Кровь она впитывала плохо, но тут прапорщик наткнулся на пачку старых растрёпанных листков. За неимением лучшего она попыталась подложить один из них под трусики. Все же не так быстро потечёт, когда дерюга напитается.
Прапорщик спросил, как она себя чувствует, тошнит ли её, кружится ли голова и не охота ли блевать. Ничего такого не было. Значит, сотрясения нет, можно спокойно проводить её за ворота, а уж до станции сама дойдёт.
Ирина около часа прождала электричку на Лугу. Потом в самой электричке надо тащиться больше трёх часов... Она села в уголочек почти пустого вагона и почувствовала, что смертельно устала. Особой боли в матке не было, просто кровь начинала идти всё сильнее и сильнее. Поезд тронулся, и вскоре от железнодорожного мелькания и легкой тряски ей стало плохо. Пыталась сидеть прямо и не смотреть в окно, но это не помогло. Ирина отключилась. Всем проходящим мимо пассажирам казалось, что девушка просто спит. Щели в деревянной реечной лавке спокойно пропускали кровь. На полу кровавой лужи не было — под этим угловым местом как раз находится какой-то непонятный металлический ящик, своей глубиной уходящий под вагон. Ничто не насторожило окружающих. Её труп обнаружил машинист, обходя пустой состав перед тем, как поставить его в депо.
Мы, конечно, думали как могли: синяки на плечах — от каких-то ремней, похоже, язык прикушен... Но унесла бы Ирина тайну своего аборта с собой в могилу, если бы не её подкладушка. На пропитанном кровью потрёпанном листке было написано: «Памятка-инструкция по обслуживанию лётного тренажёра-катапульты».
Необычный криминальный аборт
Труп этой девушки привезли из села со звучным старым финским названием Араппакози. Это с полсотни километров от Ленинграда. Село небольшое, была там хорошая молочная ферма. На ферме работал один пожилой зоотехник с образованием семь классов. При обыске у этого зоотехника нашли атлас по оперативной гинекологии. Знаете, кабы не этот атлас, я бы сто лет гадал, какой садист, зачем и как такое с девушкой сделал.
Девушке, а скорее, девочке было всего пятнадцать лет. Причина смерти ясна сразу — острая кровопотеря. Но такой причины кровопотери я ни в одном атласе не видел — у этой девочки кто-то самым садистским образом через задний проход полностью вырезал ампулу прямой кишки.
Интересно было и то, что вокруг ануса имелись многочисленные следы инъекций, а пробы тканей показали громадное содержание новокаина. Всё остальное было в норме, за исключением разве что двухмесячной беременности. Но ни спермы во влагалище, ни каких-либо иных признаков насилия. Вроде как пришла девочка куда-то и попросила себе изнутри задницу вырезать. Обезболили и просьбу удовлетворили. Потом девочка с вырезанной попой отправилась до- мой, да по дороге потеряла сознание, а вскоре и скончалась. Чушь, думаете? Вот-вот, и я так думал.
Зоотехник Вячеслав Полторак никогда женат не был и, судя по всему, в свои пятьдесят лет всё ещё оставался девственником. Атлас по оперативной гинекологии к нему попал случайно — кто-то забыл его в электричке, когда Вячеслав вёз свой крыжовник на базар в Ленинград. Набор хирургических инструментов, несколько напоминающих абортные, достался в наследство от деревенского ветеринара, который, выйдя из длительного запоя, что-то там делал в коровнике, когда его настигла белая горячка. Вячеслав с доярками кое-как скрутили ветеринара, снесли его в сельсовет, где и вызвали «скорую». Так как это был не первый заезд на «белом коне» у коровьего доктора, то попал он на полгода в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий для алкоголиков). Ну а инструментарий долгое время оставался в коровнике, пока его Полторак к себе домой не унёс. Там же в сумке была полулитровая градуированная банка с новокаином и шприцы. И кюретки тоже были. Правда, коровьи кюретки много больше женских, но выглядят похоже.
Жил Полторак весьма тихим одиночкой-бобылём. Ни пьянок, ни гулянок. Втихую гнал самогон, втихую им же приторговывал. Никаких других противоправных действий не совершал. Марина, кумова дочка, частенько захаживала к Полтораку за самогоном. Посылали её в основном родители, Сявины кумовья, как они сами себя в отношении Полторака определяли. Слали обычно под вечер, вручат трёшку и банку, и топай через всё село. Но Маринку эти походы совсем не тяготили, ома сама любила бывать у этого странного деда, как виделись кумовы пятьдесят в девичьи пятнадцать. Полторак Марину не обижал и всегда подносил её чарку первача, малосольный бочковой огурчик или квашеную капустку с клюквой на закусь. Марина залпом пила, кривилась, закусывала, а потом долго просила деда Вячу ничего не говорить родителям. На такие просьбы Полторак отвечал порой весьма резко: «Со мной-то умрёт, сама не сболтни».
Иногда Марина заходила с Гришкой, молодым трактористом, ожидавшим со дня на день призыва в армию. И ему Вячеслав в чарке не отказывал. Пусть пьёт молодёжь, если не наглеет. Наконец Гриша прошёл лысым по центральной улице Араппакози в старенькой фуфайке под звук гармошки и магнитофона одновременно. Половина провожающих орала «Как родная меня мать провожала...», а другая пыталась подпевать «Аббе» с её «Мани-мани...». За призывниками подошёл военкоматовский автобус, и Гришка с подножки долго кричал: «Маринка, ты жди! Я отслужу, а ты школу закончишь!»
А на следующий день Маринка притащилась к Полтораку за своей стопочкой с огурчиком вся в соплях и слезах. Деда Вяча по своей крестьянской простоте стал Маринку ободрять: мол, два года не срок, вон моя крестница, твоя старшая сестра, так из колонии мужа пять лет ждала, и ничего... Марина попросила ещё чарку, захмелела и рассказала свою беду. Гришку она не любит, потому что он дурак и лодырь, да и изо рта у него воняет, и он не только с ней, но и с Зойкой, что возле питомника живёт, спал. А ещё с теми студентками, что недавно к нам приезжали убирать картошку. Только Зойке и им ничего, а она вот беременная! Два месяца, как месячки не идут, уже и солёного хочется, а с жареной картошки рвёт и с дрожжевого запаха тошнит. Дома сказать — так и думать не моги, отец с матерью точно коромыслами позашибают. А если взять и родить, то кому же она с ребёночком нужна потом будет?
Короче, дело такое, хоть в петлю. А если не в петлю, то надо как-то подпольно аборт сделать.
Вообще, Вячеслав Полторак в Араппакози за умного считался. Он смотрел по телевизору программу «Время» и «Международную панораму», выписывал журнал «Огонёк» и газету «Сельская жизнь». На любой вопрос отвечал не привычное: «Дыть, эти говнюки там...», а по существу, например: «А вот агрессивный блок НАТО...» Поэтому, выслушав Марикино откровение, он налил себе и ей самого лучшего самогону и принялся думать над решением проблемы.
Одна рюмка для Вячеслава мало что значила, а вот третья для Маринки значила много — стала она пьяная орать, что пойдёт сейчас же повесится на ближайшем дереве али утопится в ближайшем колодце. Тогда мудрый дед Полторак достал атлас по оперативной гинекологии. Маринка подсела к нему и стала смотреть картинки, несколько успокоившись. Оказалось, что операции делать очень просто — на самые сложные операции было всего каких-нибудь восемь — десять картинок. А на аборт вообще только три.
Убедившись в простоте стоящей перед ним задачи, Полторак открыл ветеринарную сумку и показал инструментарий, поблескивающий белым цветом нержавеющей медицинской стали знаменитой марки 3г13. Там же были и необходимые медикаменты и шприцы. Правда, настойку черемицы, рвотное для коров, Полторак поставил в сторону: похоже, этот медикамент для аборта не подходил. А вот йодовый раствор и новокаин — это уже то что надо.
После принятия решения дело пошло споро. Полторак выпил одну за одной три рюмки своей самопальной водки «для храбрости» и Маринке налил четвёртую, да под край полную, «чтоб не волновалась и больно не было». Затем достали клеёнку, на которой Полторак обычно разделывал хрячков, и покрыли ею кровать, а сверху положили свежую белую простыню. Полторак что-то понимал в дезинфекции, поэтому прогладил простыню утюгом «для стерильности». Коровий инструмент поставили торчком в ведро с водой, но так как ждать, пока оно закипит на печке, было очень долго, Вячеслав вынес его во двор и там быстро вскипятил воду при помощи двух паяльных ламп, которыми обычно осмаливал тех же хрячков. После этого весь инструмент разложил на столе, покрытом махровым китайским полотенцем с аляпистыми птичками и цветами.