Читать интересную книгу Пляжная музыка - Пэт Конрой

— Разве он не научил тебя боевой песне Уотерфорда? — притворно удивилась Ледар. — Это самое настоящее нарушение родительского долга.

— Я и не знала, что у вас была боевая песня! — воскликнула Ли.

— Посмотри на свою маму. Вот здесь, на фотографии. На вершине пирамиды. — Ледар указала на группу из девяти девочек, вставших на плечи друг другу. — Как только пирамида рассыпáлась, это означало, что сейчас прозвучит боевая песня.

— Дрянная песня, — скривился я. — Не знаю ничего хуже боевых песен американского Юга.

— Успокойся, Джек. Тебя это не касается, — заявила Ледар. — Ли, подойди ко мне. Подними руки, вот так. Это сражало наших парней наповал. Теперь мы трижды повернемся вокруг собственной оси и посмотрим на флаг средней школы Уотерфорда.

Ледар покрутилась, и Ли неуклюже последовала ее примеру.

— А теперь поднимем помпоны и помашем ими, а оркестр сыграет боевую песню. Давай маши, детка.

И, встав посреди кухни, они замахали воображаемыми помпонами, а я в это время прокатывал через машинку для пасты тесто, пока оно не обрело яркий льняной оттенок. И когда я уже начал нарезать тесто длинными полосками, мы с Ледар запели песню, которую я оставил в далеком прошлом:

Вперед, вперед, отважные Дельфины,Идите в бой за наш прекрасный городок!Еще один рывок, и мы непобедимы,Никто не сможет сбить нас с ног.

Вперед, вперед, отважные Дельфины,Честь нашей школы ни за что не посрамим!Бей громче, барабан. Звените, тамбурины,На поле, где стеною мы стоим.

— И все же это худшая из когда-либо написанных песен, — заявил я.

— Твоему отцу всегда недоставало настоящего школьного духа, — прокомментировала мою реплику Ледар. — Зато у твоей мамы его было хоть отбавляй.

— Даже тогда благодаря обостренному чувству справедливости я выделялся на фоне своих беспомощных одноклассников, — сказал я, открывая бутылку «Бароло», чтобы дать вину подышать.

— Это правда? — спросила Ли.

— Мы все задним умом крепки, — заметила Ледар. — Твой отец был просто смешным подростком, как и остальные.

— Вы ходили на похороны моей мамы? — вдруг спросила Ли.

— Конечно ходила. Солнышко, это было самое печальное событие в моей жизни.

— А правда, что маму все любили?

— Мы обожали эту девчонку, — ответила Ледар.

— Я опускаю пасту в воду, — объявил я. — Готовьтесь к королевскому угощению.

— Как только папочка хочет изменить тему, он тут же опускает пасту в воду, — объяснила Ли.

Я почувствовал запах красного вина, придающего нежность шелка ароматам, витающим над кастрюлей, где, смешавшись с остальными ингредиентами, вино еще больше подчеркнуло гармоничное сочетание помидоров и чеснока с базиликом, дарящего нам свою зеленую улыбку.

Мы приступили к пасте. После того как мы покончили с пастой, я в живописном беспорядке разложил на тарелке разнообразную зелень. Оливковое масло было холодного отжима, из Лукки, а уксус — бальзамический, черный, заботливо выдержанный в бочонках с ободом. Вскоре от всех этих запахов у меня закружилась голова, и тогда я расцеловал двух женщин всей моей жизни, налил вина и провозгласил тост за нас троих.

— Папочка, а можно мне попробовать вина? — попросила Ли.

— Только глоточек. Итальянские власти с подозрением относятся к отцам, маленькие дочки которых умирают от цирроза печени.

— Слишком винный вкус, — сморщила хорошенький носик Ли, попробовав вино.

Вечер был безветренным, и в воздухе запахло розмарином, когда Ледар зажгла восемь свечей, расставив их по краям террасы, а я подал десерт. Мы сели под решеткой, увитой желтыми розами, и я срезал по розе для Ли и Ледар. Понюхав цветы, вспомнил о Южной Каролине и быстро отставил их. Шершни уже отправились на покой, в невидимых гнездах на крышах стонали голуби, по улицам вдоль реки с монотонным воем неслась машина «скорой помощи».

— Ой, папочка! — вдруг воскликнула Ли и в испуге прикрыла руками рот. — Совсем забыла. Тебе телеграмма. Антонио принес Марии, а Мария, перед тем как уйти домой, дала ее мне.

— Я рад, что ты забыла. От телеграмм ничего хорошего ждать не приходится. Что бы там ни было написано, ужин она нам точно испортила бы. Только несварение желудка заработали бы. Назовите хоть одну причину, почему мы должны прервать ужин, чтобы прочесть что-то, явно сулящее неприятности.

— Джек, — сказала Ледар, — а если там что-то срочное?

Ли соскочила со стула и опрометью бросилась в другую комнату. Когда я окликнул ее, она уже спускалась по винтовой лестнице. Мы слышали, как она бежит по длинному коридору к своей спальне, а затем возвращается обратно под аккомпанемент мелодии «К Элизе», которую скрипач исполнял для ранних посетителей ресторана «Джиджетто».

— Вот, — заявила Ли, положив передо мной телеграмму. — Специальная доставка.

Я с нехорошим предчувствием смотрел на желтый конверт с похожим на катаракту тусклым окошком и снова вдохнул аромат желтых роз.

— Открою после ужина.

— Как ты можешь спокойно есть? Может, что-то случилось? — спросила Ледар.

— Может, кто-то оставил тебе миллион долларов, — предположила Ли.

— Ты слишком много смотришь телевизор, дорогая.

— Это тебе не телевизионное шоу, — возмутилась Ледар. — Это настоящая жизнь. Настоящая телеграмма. Прочти ее.

Я осторожно открыл конверт и прочитал:

ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ. МАМА УМИРАЕТ ОТ РАКА. ДЮПРИ.

Я поднялся, подошел к краю террасы, посмотрел на темную полосу реки и на огни на холме над Трастевере. Ледар взяла телеграмму, прочла ее и охнула.

И тут, к собственному удивлению, я разразился идиотским смехом, который никак не мог подавить. Похоже, вырвалось наружу все, что я так долго держал в себе и что непосредственно касалось тех семи слов, которые, как запретный плод, были спрятаны в телеграмме. Я даже стонал от смеха, одновременно беспомощного и полного боли.

— Джек, — взмолилась Ледар, — пожалуйста, объясни, что тут смешного. На такую телеграмму можно отреагировать по-разному. Но только не смехом.

— Думаю, мама жива-здорова, — сказал я. — Она что-то задумала. Что-то грандиозное. Люси — великий стратег.

— Папочка, откуда ты знаешь? — поинтересовалась Ли, взяв у Ледар телеграмму.

Прочла ее, расплакалась и бросилась к Ледар за утешением. Телеграмма вскрыла старую семейную рану, о которой я давно забыл. Я не знал, как объяснить Ледар или дочке сцены из моей жизни с участием матери, когда та постоянно пугала, что вот-вот умрет.

— Мама делает это, чтобы привлечь к себе внимание, — сказал я и увидел, что никого не убедил. — Старая песня.

— Может, лучше позвонить брату и выяснить? — предложила Ледар.

— Папочка, если бы ты прислал мне телеграмму, что болен, — всхлипнула Ли, — я сразу к тебе приехала бы.

— А твой идиотский смех… Уж чего-чего, а вот этого я от тебя не ожидала, — заявила Ледар. — Люси, может, и не идеальная женщина, но точно заслуживает, чтобы о ней поплакали.

— Да говорю же тебе, не умирает она ни от какого рака. Сейчас я, наверное, кажусь со стороны очень плохим, но пройдет время, и моя реакция покажется вполне нормальной и даже предсказуемой.

— Как ты можешь смеяться, когда моя бабушка умирает? Тебе понравилось бы, если бы я засмеялась, услышав, что ты умираешь? — возмутилась Ли.

Она снова тихо заплакала, и Ледар прижала ее к себе. Я пристально на них посмотрел и наконец произнес:

— Ли, я не слишком хорошо подготовил тебя для этого момента, так как не думал, что все произойдет так быстро. Я надеялся, что мои родители умрут, их похоронят, а семья не станет меня доставать. Мое самое страстное желание, чтобы родители, а также братья и другие родственники навсегда оставили в покое мою несчастную задницу. Но похоже, я ошибался.

— Папочка, но это ведь и моя семья тоже!

— Чисто абстрактно. Ты много лет их не видела и абсолютно ничего о них не помнишь. Моя мать не умирает. Она явно играет. Она втихаря готовит какое-то театральное зрелище.

— Джек, а что, по-твоему, рак недостаточно зрелищный? — нахмурилась Ледар, гладя Ли по длинным черным волосам.

— Слушай ее больше. Если моя мать скажет, что выдался хороший день, то я поверю в это только после того, как она пройдет проверку на детекторе лжи и представит заверенную у нотариуса сводку погоды. Послушайте, мама и раньше говорила, будто умирает от рака. Это ее старый трюк. Она из тех женщин, кто таким способом хочет вызвать сочувствие своих бессердечных и неблагодарных детей.

— Неужто ни у кого из вас нет ни капли сочувствия к бедной умирающей женщине? — изумилась Ледар.

— Похоже, ты меня плохо слушала. То же самое она проделывала пятнадцать лет назад. Я и раньше видел этот спектакль. Так же как и все мои братья. Давай я тебе докажу. Пойдем в гостиную, я позвоню своему брату Дюпри, и ты, Ли, послушаешь разговор по параллельному телефону. А ты, Ледар, постоишь рядом со мной и послушаешь наш семейный добродушный треп. Мы, Макколлы из Уотерфорда, славимся своими семейными закидонами и бьющим через край остроумием.