ни матери.
С одной стороны, никто не читает многочасовые нудные нотации, а с другой стороны, Ирочке было его жалко. Как так – в первый класс тебя ведет не мама, а на выпускном вечере папа не смотрит восхищенными глазами, как три недели назад на нее?
Соседи болтали, что Женькина мать, бабкина дочка, умерла третьими родами, непонятно в каком по счету браке, а отцу сын и с рождения не был нужен. Да и неважно, главное, что бабке Ирочка нравилась. Она «такая высокая, изящная, с длинными золотыми волосами», и «вежливая», как баб-Аня заметила. Не то, что «прошмы его, с пакетами все ходют-ходют, а в них бутылки звяк-звяк».
Ирочка мечтательно зажмурилась. А вдруг ей даже повезет? Так повезет, что Женька на ней женится. Хотя… Через три-четыре месяца Женьку должны были забрать служить в армию.
Бабка каким-то образом смогла на год устроить ему отсрочку – видимо, сунула бывшему военкому сверточек, а новый начальник сверточек-то не принял, и носить теперь Женьке два года кирзовые сапоги и суконную шинель.
Но ничего, Ирочка решила, она подождет, письма будет писать, на присягу съездит даже. Пусть все видят – невеста у Женьки есть!
* * *
Мечту от цели отделяли несколько шагов, по крайней мере, Ирочка свято в это верила. Остаток лета незаметно исчез. Ирочка тем временем поступила в Челябинский государственный технический университет.
«В нашей семье все девушки с высшим образованием», – поставила точку в споре мать Ирочки, Лидия Викторовна. Вместо гранита науки на парах Ирочка, скучая, грызла ручку – встречи с Женькой проходили куда интереснее лекций по начертательной геометрии.
Военкомовские «письма счастья», то бишь повестки, уже получил весь двор, и красавчик Женька не стал исключением.
Проводы назначили на пятнадцатое октября, народ созвали. В автомастерской призывника ценили и ждали обратно, как только он дембельнется.
Бабка бесконечно плакала и жалела «свою сиротинушку», бесконечно перекрещивала его щепотью сухих пальцев «хоть бы не в Чечню».
– Мама, не занимай телефон, пожалуйста, – умоляюще кинулась Ирочка наперерез матери, держащей в руках телефонную книжку.
– Я уже час не могу позвонить мастеру, наша «Сибирь» белье выжимать перестала, центрифуга, что ли, полетела, – озабоченно произнесла мать.
– Как ты можешь в такой день думать о какой-то стиральной машинке! – негодующе крикнула Ирочка. – У меня жизнь рушится, а ты!
– Ирина, вернется твой Женька, даже и не заметишь, – успокаивающе произнесла мать.
Но Ирочка рыдала. Часы показывали восемь вечера, а проводы начинались в шесть. Ирочка договорилась с Женькой, что он придет за ней и они вместе начнут встречать приглашенных друзей. Телефон, стоящий в прихожей Ирочки, не звонил.
А бабка Женьки не захотела платить «чертовы тысячи рублев» каждый месяц за домашний телефон – «роскошь, не нужон он нам».
Как хорошая и воспитанная девочка, Ира ждала, вслушиваясь в каждый шорох. Пришел с работы отец. На кухне звенели тарелки и вилки, мать с отцом о чем-то весело переговаривались.
Женя не пришел ни в девять, ни в одиннадцать вечера, ни в час ночи. Уставшая от слез Ирочка уснула.
Разбудил ее строгий голос матери.
– Ирина, а что, сегодня в институте нет пар? – вопросительно вскинула брови родительница. – Десятый час утра, между прочим.
– Как десятый? Женька! – вспомнила Ирина. Сорвав с вешалки пуховик и забыв про гордость, ринулась прочь из квартиры.
– Баб-Ань, это я, Ира, – барабанила в дверь, обитую черным кожзамом девушка, – баб-Ань, откройте!
Наконец зазвенела дверная цепочка, по очереди открылись изнутри два замка.
– Так ты выздоровела уже, Ирочка? Температура спала-то? – подслеповато вглядывалась в лицо девушки бабка. – На поезд посадили мы его в шесть утра, и усе, поехал мой внучек, чеченцев бить, точно я тебе говорю, сердце чует мое, а оно всегда все чует-то. Хоть и пообещал Иван Петрович мне, что не к чеченцам, но я-то знаю, Баб-Аня все знает…
Ира не смогла дослушать жалобные всхлипывания бабки до конца и опять убежала из ставшего за пять месяцев родным Женькиного подъезда. Сколько вечеров провели они здесь, на последнем этаже. Даже надпись осталась: «Ира, я тебя люблю», размашисто выведенная ржавым гвоздем на стене.
* * *
– Ирка, третий день ревешь, так и ослепнуть можно, глаза вытекут, хватит уже, а. – Маша не успевала подавать наглаженные Лидией Викторовной носовые платки безутешной подруге. – Вот видишь, поматросил и бросил, – почти торжествующе утвердила экс-возлюбленная Женьки.
– И ни-че-го не бро-сил, он не та-кой, прос-то слу-жить у-шел, – всхлипывала слогами Ирочка. – Он вер-нет-ся, я зна-ю, че-рез два го-да.
Маша только вздохнула.
– А может, и раньше! Жениться приедет, да! А вдруг я беременная? Мы не всегда успевали, это самое, предохраниться, – смущенно хихикнула Ирочка. – Ирина Орлова. Красиво же звучит?
Маша задумалась.
– Знаешь, я бы особо не рассчитывала. Помнишь Ольку Золотухину из «Б» класса? Ходили слухи, что этой зимой она залетела от него и он ей деньги на аборт дал. Баб-Аня жаловалась тогда, что внук в день получки всю зарплату потерял, но бабка решила, что украли, и сокрушалась, что Женька заявление в милицию писать не хочет.
– Врешь ты все, не мог он так с Олькой поступить! Не такой он! Как-то раз он котенка с высоченного дерева снял, помнишь? Все только стояли и смотрели, а он спас Танькиного Пушка! А дворовую собаку Гришка запинал до смерти, так самого Гришку за гаражами Юрка блаженный нашел, всего в крови. Все знают: Женька за собаку ему отомстил. И за жену дядь-Васину он вступился, когда тот с ножом на нее прыгал. А бабка Женькина, как внук подрос, тяжелее булки хлеба в руки ничего не брала – все Женька. И в магазин мотался, и с огорода огурцы таскал, и бутылки сам сдавал, с семи лет!
– В общем, Ира, – подытожила Маша, вставая с продавленного кресла. – Кошки и собаки – это прекрасно, но с девками он никогда не церемонился. В передаче, которую я на ОРТ недавно видела, психолог говорил, что мужчина, воспитанный в неполной семье, без отца, никогда не сможет свою семью создать – нет примера, как отношения надо выстраивать. А Женька и без отца, и без матери рос, сама делай выводы. Советую тебе вытереть сопли и оглядеться по сторонам. В универе много достойных парней и умных, не то, что этот автослесарь без образования.
– Ирочка, может, Маша права, – умоляюще вставила Лидия Викторовна, стоявшая под дверьми комнат. – Я вот тоже считаю, что не пара он тебе. Любовь любовью, я все понимаю, особенно первая, но жизнь продолжается.
Ира молча сверкала глазами.
– Это пройдет, Лидия Викторовна, не переживайте, еще месяца три – и точно пройдет, – ободрила Маша подружкину