При этом нельзя сказать, что комментарии противников оппозиции и/или сторонников существующей власти подвергались тотальной цензуре и уничтожению – в случае, если такой критик придерживался норм вежливости и не проявлял излишней настойчивости (говоря другими словами, если на него не жаловался никто из остальных участников обсуждения), то его комментарии оставались доступными для чтения.
В качестве базы для анализа мы использовали все публикации, размещенные на главной странице данной группы с начала ее существования (10 декабря) и до конца месяца и года, 31 декабря 2011 г., включая сюда все посты модераторов и комментарии к ним, доступные нам на момент исследования[191].
При анализе публикаций в этой группе нас интересовали в первую очередь не мотивы участия в протестной активности и не стратегии протестующих – их анализ лежит в области исследования общественных движений и в целом выходит за рамки задач данной статьи, – а именно та роль, которую сыграла данная интернет-площадка как «место протеста» (по аналогии с «местами памяти») в организации протестной активности, обсуждении ее форм, артикуляции мотивов, коммуникации между протестующими.
Материалы офлайновых уличных интервью, проведенных участниками Независимой исследовательской инициативы (НИИ митингов), однозначно указывают на то, что первичным источником информации, побудившей большинство участников протестных митингов выйти на площади, были многочисленные свидетельства о массовых фальсификациях выборов, размещенные в Интернете. «Интервьюер: От кого и как вы узнали информацию об этом митинге? Информант: Конечно же, Фейсбук. Интернет» (мужчина, около 25 лет, высшее образование, фрилансер)[192]. Тема противопоставления «свободной информации» из Фейсбука и Интернета и цензурированной информации и государственно регулируемого телевидения возникала во многих интервью. Таким образом, в многоголосом, сложно организованном пространстве Интернета пользователи образуют свои «круги доверия», которые отчасти (но не полностью) совпадают с границами их сетевых сообществ и, видимо, в значительной степени формируют их актуальную картину мира, в данном случае – политическую. Как сформулировал один из участников митинга, «это выбор с уже сформировавшимся институтом того же Фейсбука, и так далее, тут очень много людей, которые пришли, узнав это именно оттуда. И мы бы никогда не пришли, если это было бы согласовано КПРФ или каким-то политическим движением. Интервьюер: То есть вы поддерживаете скорее либеральную оппозицию? Информант: Я вообще не поддерживаю никакую оппозицию» (мужчина, около 25 лет, высшее образование, фрилансер). В этой, очень характерной цитате «институт Фейсбука» четко противопоставляется всем политическим партиям, даже всей оппозиции, не заслуживающей, по мнению информанта, никакого доверия. А вот Фейсбук заслуживает доверия, потому что там пользователь окружен «френдами», людьми, с которыми его связывают личные отношения, не опосредованные никакими формальными структурами.
Какие функции выполняет тогда общение в рамках группы, в данном случае – Фейсбук-группы «Мы были на Болотной и придем еще»? Если провести поверхностный количественный анализ всех комментариев, сделанных к публикациям модераторов за декабрь 2012 г. (всего к 79 публикациям было сделано 2117 комментариев), то можно отметить, что 706 из них составляют эмоциональные высказывания, отражающие реакции участников группы на текущие политические события, – например: «Как им не стыдно? Это же наглая ложь… Они врут глядя в лицо народу. Плюнул бы им в лицо» (М.К., 25.12.11)[193]. Большая часть эмоциональных высказываний, однако, выражает не гнев, а позитивные эмоции, связанные с ощущением солидарности и радости от общения с единомышленниками – как онлайн, так и непосредственно на митингах: «Почитал коменты – с таким народом сам черт не страшен. Я в восторге, что живу среди вас – живите как можно дольше» (А.Ф., 19.12.11). Несомненно, подобные высказывания играют значительную роль в «эмоциональной мобилизации»[194] участников протестов, превращая чувство гнева от ощущения обмана со стороны властей в позитивные эмоции, укрепляющие их групповую солидарность.
Для многих участников сообщества включение в протестную активность послужило возможностью удовлетворить дефицит гражданских переживаний и гражданского действия, сложившийся из-за дистанцирования от предшествующих протестам политических и общественных процессов. 687 комментариев содержат либо призывы к определенным действиям оф– или онлайн, либо предложения о том, как лучше предпринимать и координировать эти действия. Спектр предлагаемых активностей самый широкий: от предложений перепостить и распространить как можно шире информацию о митингах до создания оппозиционных организационных центров.
К особой форме гражданской активности в рамках группы можно отнести и многочисленные попытки организации электронного голосования – как по списку желаемых выступающих на будущем митинге, так и по более частным вопросам. Эти попытки говорят в пользу гипотезы о востребованности «электронной демократии» как одной из важных несущих конструкций современного гражданского общества[195] – если пока еще не как реально действующего института (в частности, голосование в группе показало, насколько сложно осуществить этот проект, не вызывая недовольства многих участников), то хотя бы как вектора желательного развития. По сути, речь идет о поиске способов реализации протестного движения как системы горизонтальных связей, с высокой степенью участия рядовых членов. Такие же интенции можно было обнаружить при осуществлении ассамблей и прочих форм самоуправления в активистском лагере «Оккупай Абай»[196]. Эти попытки не привели к успеху, но в данном случае очень важна сама интенция, и здесь мы снова видим пересечение и взаимопроникновение он– и офлайновых практик. Такая демократия, по мнению членов группы, подразумевает не только голосование за лидеров, но и электронную отчетность организаторов перед всеми членами сообщества. Когда обсуждалась, в частности, сумма, которую необходимо собрать для организационного обеспечения митинга, то многими участниками было выдвинуто требование полной финансовой открытости.
Вообще, для участников группы оказалось очень важно создать свою систему принятия решений, максимально дистанцированную от любых существующих политических структур. Многими исследователями отмечалась демонстративная аполитичность протестующих, предпочитающих говорить о своих целях именно в этических, а не политических терминах[197]. За таким странным, казалось бы, феноменом, как аполитичность политического действия, стоит очень стойкое недоверие к существующим политическим движениям и их лидерам, даже активно участвующим в протестах, разделяемое большинством участников группы. «Политика» осмысляется участниками группы как заведомо скомпрометированная, «грязная» сфера деятельности, противостоящая их «чистым» эмоциям и идеалам, а политики – как люди, преследующие свои корыстные цели. Участие в сообществе дает его членам иллюзию возможности честной и открытой общественной деятельности, не пересекающейся с «грязной» зоной политики, своего рода параллельного публичного пространства, базой которого может быть только интернет-платформа.
В то же время идиллическое единство «честных граждан», объединившихся в свое альтернативное политическим партиям сообщество, очень быстро оказывается нарушенным. Общение в группе делает видимыми множественные расколы среди «единомышленников», объединенных недоверием к режиму и недовольством нечестными выборами. Эти расколы имеют несколько оснований. Во-первых, они относятся к различным общественным фигурам, выступающим от имени протестующих.
Другим серьезным поводом для острых дискуссий служит допустимая мера радикальности либо, напротив, «законопослушности» протеста. Эти же мотивы можно в явной форме проследить и среди участников исследуемого сообщества: «не надо вешать на нас ярлыки революционеров, ок?» (А.С., 21.12.11). Однако другим участникам такое поведение сразу стало казаться беспомощным и соглашательским. Для одних из них коммуникация в сообществе и собственно выходы на митинги являются способом мирного протеста, направленного на возможный диалог с властью, которая должна же заметить, «как нас много», и одновременно – возможностью получить положительные эмоции от переживания солидарности с другими протестующими. Для других – это начало серьезного политического противостояния с непроговариваемыми пока силовыми перспективами, и им такая позиция кажется невыносимо соглашательской.