Читать интересную книгу Происшествие в Утиноозерске - Леонид Треер

Если этот случай Вас заинтересует, готовы встретиться и поделиться впечатлениями.»

Дальше шли три подписи и телефон Сафьянова В. Д.

Из любопытства Бандуилов набрал указанный номер. К его удивлению, трубку действительно взял Сафьянов Владимир Дмитриевич. Они договорились о встрече в редакции.

Гость пришел минута в минуту. У завмага было мужественное лицо горнолыжника и манеры жизнерадостного итальянца. Меньше всего он походил на деятеля прилавка. О ящерах Сафьянов рассказывал слишком красочно и подробно. «Врет», — с тоской подумал журналист и стал задавать вопросы «на засыпку».

Сафьянов начал путаться и противоречить тому, что рассказал раньше. В одном случае он указывал на длинный хвост, в другом — утверждал, что хвоста у ящера не было. Окончательно запутавшись, Владимир Дмитриевич весело признался, что на озере не был и никаких ящеров не видел… После этого он напрямик изложил цель своей странной затеи.

— Надо учесть мое особое положение, — рассуждал Сафьянов. — Магазин у меня рыбный, фирменный. Возможности, сами понимаете, богатейшие. Любой дефицит, какой пожелаю. Как говорится, город мною схвачен крепко. Имею связи от и до! — он вздохнул. — Вроде все есть, и в то же время чего-то не хватает. Раньше, скажем, купец мог купить дворянский титул или бароном стать. Только не подумайте, что меня в бароны потянуло. А вот связать свое имя с каким-нибудь историческим событием — этого захотелось. Врать не буду! Сегодня, понятно, Сафьянова в городе знают, а умри я завтра — ни одна собака не вспомнит. Правильно?

Бандуилов промолчал.

— Обидно… — продолжал Владимир Дмитриевич. — Хочется фигурировать в истории и после некролога. Вот я прикинул: ящер шуму наделает на века, и всех очевидцев зарегистрируют для грядущих поколений, — завмаг вдруг тихо засмеялся. — Вы ведь, наверное, писать будете о ящере?

— Собираюсь…

— Уделите мне пару строк, для вас это пара пустяков. Не пожалеете, честное слово. Благодарить я умею! Дачу построить, лучшего хирурга достать, в институт устроить, путевку любую, место на кладбище, среди академиков лежать будете — все, что пожелаете! Кстати, мебельный гарнитурчик для вас организовал я, а не Жгульев…

— Вон! — прервал его Бандуилов.

— То есть? — не понял Сафьянов.

— Вон отсюда! — крикнул журналист, багровея.

— Не надо нервничать, — гость улыбался, показывая, что ему плевать на гнев Бандуилова. — Я прошу меньше, чем даю. Подумайте на досуге. Вот мои телефоны…

Он положил на угол стола визитную карточку и удалился, уверенный в себе, как Ален Делон.

Бандуилов швырнул визитную карточку в корзину и мрачно уставился в чистый лист бумаги. В голову лезли гнетущие мысли о проклятом гарнитуре, о прохвосте Жгульеве и о прочих неприятностях. Но главная причина его раздражения заключалась в другом: роман не получался…

По вечерам Алексей оставался в редакции и пытался писать. Он придумал сюжет, составил подробный план по главам. Он даже знал, чем закончился будущий роман: в финале, когда отчаявшиеся ученые так и не смогут найти животное, ящер вдруг сам выйдет на берег, и все, кто окажется вблизи, побегут прочь. Лишь пятилетний мальчик останется на месте, не испытывая страха. Он протянет ящеру свое яблоко, и древний гигант будет есть его прямо из рук ребенка…

Если с сюжетом особых проблем не было, то с «художественным воплощением» дело обстояло гораздо хуже. Алексея преследовали расхожие штампы и лоснящиеся от частого употребления слова. Он считал, что язык задуманной вещи должен быть ярким и необычным, ибо в самом появлении ящера было нечто фантастическое. Но сравнения у него выходили громоздкими, неестественными. Кроме того, он постоянно сбивался на привычный стиль, которым писал свои журнальные очерки, а это его никак не устраивало.

— Послушай, — говорил он жене, — как тебе такое предложение: «Шайтанов проснулся тогда, когда первая птица бросила в форточку мажорную трель»?

— Ничего, — как-то неопределенно отзывалась Рита. — А почему бы не сказать проще: «Шайтанов проснулся очень рано»?

Бандуилов снисходительно объяснял супруге, что такая примитивная фраза — первое, что приходит в голову, и потому она не годится.

Хуже всего обстояло дело с главным героем. Бандуилов крутил его, как кубик Рубика, пытаясь сконструировать сложный противоречивый характер, но вместо живого человека получалась холодная конструкция.

Фамилию герою Алексей придумал тяжелую и угловатую — Гломов. Затем он начал подбирать ему внешность, последовательно втискивая своего героя в различные телесные оболочки. Был Гломов и коренастым, и толстым, и лысым, и кучерявым, и рыжим, и брюнетом, и близоруким, и даже одноглазым. В конце концов Бандуилов остановился на худом, слегка сутулом человеке сорока пяти лет. У него были длинные руки, крупный подбородок, впалые щеки, высокий лоб, темные горящие глаза и вздыбленные, с проседью, волосы. Ходил Гломов постоянно в свитере, дешевых брюках и в туристских ботинках. Алексей наградил его упрямством, бескомпромиссностью, требовательностью к себе и к окружающим. Гломов, разумеется, был чертовски талантлив. Он давно уже мог защитить диссертацию, но не хотел терять времени. Он был одержим работой и сидел в лаборатории даже по ночам. Из-за этого от него ушла жена. Другие женщины были от Гломова без ума, но он сторонился их, опасаясь, что они отвлекут его от научных поисков. Гломов говорил только то, что думал, резал правду-матку в глаза, невзирая на чины и звания. У него было много недругов, но это его не беспокоило. Единственное, что мучило Гломова, — боязнь, что он не успеет осуществить при жизни задуманное: он спешил создать принципиально новый аппарат для подводных исследований. Понятно, что этот аппарат должен был сыграть решающую роль в поисках ящера…

Постепенно Алексей привык к Гломову и даже полюбил его, как мать любит самое трудное дитя. Но иногда, засиживаясь за столом допоздна, до тех пор, пока не начинало плыть перед глазами, видел вдруг Бандуилов в углу живого Гломова, который смотрел на него с укором.

«Что ты со мной делаешь? — жалобно спрашивал Гломов. — Зачем ты развел меня с женой? Зачем держишь меня по ночам в лаборатории, заставляешь грубить людям и наживать ежедневно врагов? Я хочу жить нормально. Слышишь, отпусти меня…»

Тогда Бандуилов вздыхал, как бы давая понять, что он сочувствует своему герою, но изменить его судьбу не может, прекращал работу и отправлялся домой…

ПОИСКИ ЯЩЕРА

Обычно в августе жизнь в Институте замирала, но на сей раз в связи с поисками ящера Лавр Григорьевич объявил чрезвычайное положение и отменил все отпуска.

«Отдыхать будем потом, — заявил он, — когда разберемся с животным!» И хотя непосредственно на озере работали лишь две лаборатории, всем остальным было приказано находиться в постоянной готовности.

Бандуилов мотался между лагерями Притальева и Гужевого, боясь прозевать самое главное — момент обнаружения ящера. Дружина Притальева обосновалась на южном берегу озера. Гужевой со своей командой действовал на северном. О сотрудничестве «южан» и «северян» не могло быть и речи: вражда завлабов была глубокой и окончательной.

Поскольку Притальеву не разрешили использовать аппарат «Посейдон», он вел поиск с помощью ультразвуковых эхолотов. Что касается Василия Степановича, то он, так и не дождавшись дельфинов, применил старинный метод «подсадной утки». По его эскизу было построено чучело ящера, которое таскали по дну озера, Гужевой был уверен, что рано или поздно искомое животное проявит интерес к своему «собрату» и подплывет к нему. Камеры, установленные на чучеле, должны были снять на пленку эту волнующую встречу…

Тем временем продолжались поиски Каретника. По телевизору показали фотографию Матвея и обратились к населению с просьбой помочь в розысках научного сотрудника. Тут же в милицию позвонила старушка, пожелавшая остаться неизвестной, и сообщила, что у Штучкиной Лизы, улица Гаражная, 8, кв. 41, скрывается такой же бородатый, «вроде цыгана». Сигнал подтвердился наполовину: по указанному адресу действительно нашли бородатого мужчину, который при виде милиционера попытался выпрыгнуть в окно, но к Каретнику он никакого отношения не имел.

Были и другие звонки. Матвея, якобы, видели в бане, в библиотеке, в гастрономе и других общественных местах. Один из звонивших заявил, что если с фотографии убрать бороду, то выйдет вылитый таксист, который постоянно не дает сдачу пассажирам. Все эти сообщения, разумеется, ничем не могли помочь делу. Лишь один факт заслуживал внимания. Домохозяйка Тягина, разделывая судака, выловленного в озере супругом, обнаружила внутри рыбины часы «Полет» с дарственной надписью: «Матвею Каретнику в день успешной защиты диссертации». Эта находка подтверждала самые печальные предположения о судьбе Матвея…