Глава седьмая
Взаимодействие со слушателями
Внимание слушателя невозможно удержать, если оратор говорит банальные, неинтересные вещи, если он нелогичен и не способен выражать свои мысли понятным языком. Внимание также бывает трудно сохранить, если содержанию речи мешает поведение оратора, если недостаток мастерства не позволяет ему элементарно донести свои идеи до аудитории. В этой главе речь пойдет именно о техниках, задача которых – обеспечить естественность в неестественных условиях публичного выступления.
Жест
В театральной практике существуют понятия «школа представления» и «школа переживания». Первая возникла в эпоху классицизма в XVIII веке и содержала жесткий канон, в рамках которого существовал актер. Однажды, придумав рисунок роли, тщательно подобрав и отрепетировав жесты, мимику и позы, интонационный рисунок фраз, он представление за представлением повторял их. Станиславский дал толчок к развитию «школы переживания», где актер каждый раз заново проживает свою роль, существуя на сцене органично и естественно.
Почему я об этом пишу? Потому что сегодня в практике ораторского искусства активно проповедуются приемы устаревшей школы представления. Последователи Алана Пиза с его «Языком тела» изобретают для своих учеников систему жестов и поз, демонстрирующих так называемую открытость, силу убеждения, контактность.
Разговариваю с одним таким специалистом. Он считает, что перед публикой надо активно использовать жест поднятых на уровень груди, широко раздвинутых и развернутых ладонями к аудитории рук, это, мол, свидетельствует о позитивности выступающего, его открытости. «Разве? – спрашиваю я. – Однообразная жестикуляция двумя руками параллельно свидетельствует о зажатости оратора, а не об открытости». «Как же, – возражает он, – это же так естественно, ведь симметрия есть гармония, посмотрите на рисунок Леонардо да Винчи».
«Дорогой мой, – отвечаю я, – рисунок Леонардо “Витрувианский человек” к жестикуляции имеет косвенное отношение – это изображение канонических пропорций человеческого тела, которым в действительности никто не соответствует (у нас одна нога короче другой, один зрачок больше и одна рука обязательно более сильная), поэтому в движении тело человека совсем не симметрично. Так что ассиметричная жестикуляция, когда одна рука работает активнее другой, смотрится гораздо гармоничнее».
В принципе вся система постановки «правильных» жестов и их классификация по степени открытости и закрытости без учета содержания речи, личности говорящего и сложившейся ситуации нанесла, на мой взгляд, огромный вред отечественной бизнес-коммуникации. Основанная на предположениях американской лингвистической школы, рассматривающей жестикуляцию как отдельный язык, низведенная до необыкновенной примитивности (сложил руки крест-накрест, значит, не хочет общаться, почесал кончик носа – соврал), эта система сделала многих ораторов манерными и заштампованными, а наблюдателей за чужим поведением болезненно подозрительными. А чего стоят ручки, сложенные на животике домиком…
Задача хорошей жестикуляции в том, чтобы помочь донести до слушателя мысль, отношение оратора к делу, его эмоции, поэтому она должна быть органичной и точной. От «поставленного» жеста трудно ожидать естественности. Ведь при «постановке» мы не учитываем целого ряда факторов.
• Жест индивидуален – каждый из нас обладает своими физическими особенностями, своим темпераментом, что определяет уникальность жестикуляции.
• Жест национален – поднятые плечи и разведенные в стороны руки являются ярким штрихом еврейской жестовой культуры, но не свойственны русской, а скорость итальянской жестикуляции может показаться безумной для эстонца.
• Жест историчен – продуманная жестикуляция Адольфа Гитлера, вводившая вкупе с модуляциями голоса в транс толпы немецких граждан, сегодня выглядела бы как нелепый фарс.
Вот почему так трудно без потери идентичности и органичного поведения «поставить» жест.
Вместе с тем мои слова вовсе не означают, что теперь надо забыть о руках-ногах и позволить им болтаться, как вздумается.
Чтобы жестикуляция помогала, а не мешала, нужны простые условия.
1. Свободное от мышечных зажимов тело.
2. Наличие цели в выступлении: если оратор не знает, чего он хочет от слушателей, он точно не будет знать, куда ему деть руки.
3. Сосредоточенность и вдумчивость – Том Вуджек в книге «Тренировка ума»[19] заметил: «Если вы понаблюдаете за гранильщиком алмазов, шлифующим драгоценный камень, или за дирижером, руководящим симфоническим оркестром, то, наверное, заметите, что тот, кто глубоко сосредоточен, не делает лишних движений. Посмотрите внимательно на человека, который суетится, почесывается, постоянно покачивается или держит свои мышцы в ненужном напряжении, – и вы поймете, что беспорядочные движения являются одним из признаков рассеянного внимания».
4. Воспитание в себе культуры жеста. Культура – это ограничение. «Нечего руками махать, коли Бог ума не дал», – говорится в русской пословице. Это означает, что на площадке нужно прежде всего думать, тогда думающую голову поддержит и думающая рука. Всякая суета, махание, дерготня руками – все это от отсутствия мысли. Скупой жест всегда скажет больше, чем ряд быстрых суетливых движений. Нам вообще следует избегать многожестия. Хорошо, когда мы владеем своим телом, а не оно нами. Цзе Сюань писал: «Люди рождаются такими: если жизненная энергия собирается в пустоте внутри, то такой человек мудр. А если жизненная энергия уходит в конечности, то такой человек глуп»[20].
Не поймите меня превратно, я вовсе не призываю прижать руки к туловищу и стоять по стойке смирно. Жестикуляция может быть яркой, эмоциональной, но обязательно – целесообразной и ненадуманной. Наше правило: простота и естественность.
Я не упомянул здесь о так называемых условных жестах, которые действительно имеют определенное общепринятое в данной культуре значение. Например, все в России понимают, что означает щелчок по горлу или ладонь военного, поднесенная к головному убору. Эти жесты мы редко используем в презентациях, а вот в жизни – часто. Иногда из-за того, что эти жесты в разных странах могут означать разное, путешественники попадают впросак.
Дело было в Копенгагене. Молодые ребята из только что развалившегося СССР, мы путешествовали по Северной Европе и чувствовали себя первопроходцами, открывая неизвестный Запад. Как-то поздним вечером вытаскиваю я из бара своего приятеля, и, пошатываясь, мы бредем к ближайшей станции метро. Надо было выбираться из центра на окраину города, где мы жили в большом доме одного маститого ученого.