В один из дней мы осматривали Порткун — огромную морскую пещеру с высокими и гулкими готическими сводами, в которой давным-давно обитал отшельник, давший обет до конца своих дней неустанно молиться, соблюдать строжайший пост и не принимать пищу из человеческих рук. Поначалу во время прилива сюда добирались женщины, предлагая помощь и пищу, но он все отвергал. «Во всяком случае, так гласит легенда», — улыбнулась Мэри. Когда отшельник уже умирал от истощения, тюлень принес ему в зубах рыбу. Поскольку тюлень не был человеком и не имел рук, отшельник принял эту пищу. С тех пор тюлень стал приплывать каждый день, и отшельник прожил много лет.
— Ну, а что из этого правда, — закончила Мэри, — пусть каждый решает сам.
Минут десять мы шли вдоль берега к мостовой Великанов. Там мы встретили бледно-голубую четырехрукую инопланетянку в холщовом халате и широкополой соломенной шляпе. Она писала акварелью с натуры могучие базальтовые столбы, гигантской лестницей спускавшиеся к морю. В одной правой и одной левой руке инопланетянка держала по кисти и увлеченно мазюкала одновременно обеими.
— Бог в помощь, — весело сказала Мэри.
— О, привет! — Отложив кисти, инопланетянка повернулась к нам. Она не представилась: в ее касте (я умел их различать) было запрещено произносить свое имя вслух. — Вы местные?
Я было покачал головой, но Мэри с вызовом ответила:
— А кто ж еще? Конечно.
Мне показалось, что ее провинциальный акцент стал нарочито подчеркнутым.
— Наслаждаетесь, значитца, нашим островом?
— О, да. Это такая чудесная страна. Я нигде не видела столько зелени! — Инопланетянка широко развела в стороны все четыре руки. — Столько оттенков зеленого, да таких насыщенных, что даже глазам больно.
— Ирландия — чудесная страна, — согласилась Мэри. — Но с тем же успехом она может быть и враждебной. Вы уже посетили все наши достопримечательности?
— Я побывала везде: и в Таре, и на утесах Мохер, и в Ньюгрейндже, и на Кольце Керри, и даже поцеловала Камень Красноречия. — На последних словах инопланетянка понизила голос и изобразила замысловатый жест, который я счел эквивалентом хихиканья. — Признаюсь, я надеялась встретить здесь «маленький народец», но, может, и хорошо, что не встретила. Они могли унести меня под свой волшебный холм, а потом, после ночи музыки и танцев, я бы обнаружила, что прошло не одно столетие, и все, кого я знала, давно умерли.
Я напрягся, зная, что подобные шутки Мэри считала оскорбительными. Но она лишь улыбнулась:
— Вас должны бы волновать не гномы, а боевики.
— Боевики?!
— Угу. Как вам наверняка известно, Ирландия — крупный очаг национального сопротивления. В дневное время здесь вполне безопасно, но с наступлением темноты власть переходит… — Она приложила палец к губам в знак того, что не смеет произнести вслух название организации. — Обычно боевики стремятся захватить какую-нибудь одинокую инопланетянку и казнить ее в назидание остальным пришельцам. Хозяин гостиницы никуда не денется — он сам отдаст им ключи от ее номера. У боевиков есть веревки, пистолеты и большие ножи. Свои жертвы они обычно отвозят на ближайшие болота, а что происходит там… Короче, парни они жестокие и не ограничены никакими условностями. В любом случае, все заканчивается до рассвета, и свидетелей никаких. Все шито-крыто.
Инопланетянка всплеснула руками.
— В турбюро мне ничего такого не говорили!
— А им это надо?
— О чем вы?
Мэри ничего не ответила. Она просто стояла, презрительно глядя на инопланетянку, и ждала, пока до той дойдет.
Спустя некоторое время инопланетянка вздрогнула и крепко обхватила себя всеми четырьмя руками, словно защищаясь от неведомой опасности. После этого Мэри наконец разлепила губы:
— Бывает, боевики ограничиваются предупреждением. Например, кто-нибудь из местных, дружески расположенный к пришельцам, может подойти к вам и намекнуть, что здешний климат не так полезен, как вы считали, и вам лучше уехать отсюда еще до наступления сумерек.
— Именно это сейчас и происходит? — осторожно поинтересовалась инопланетянка.
— Ни в коем случае, — лицо Мэри оставалось непроницаемым. — Просто я слышала, что Австралия в это время года чудо как хороша.
Она резко повернулась на каблуках и зашагала прочь, да так быстро, что мне пришлось догонять ее чуть не бегом. Когда мы отошли достаточно далеко, я схватил Мэри за руку:
— За каким дьяволом ты это сделала?
— За таким, что тебя не касается.
— Представим на секундочку, что касается. Так зачем же?
— Чтобы посеять страх среди пришельцев, — сказала она с тихим бешенством. — Напомнить им, что Земля для нас священна и таковой останется навсегда. Пусть они нас победили, но это только временно. Планета им не принадлежит и никогда не будет принадлежать.
Она вдруг расхохоталась без всякой видимой причины.
— Видел синюшную морду этой костлявой твари? Она стала насыщенно-зеленой, аж глазам больно!
* * *
— Кто ты, Мэри О'Рейли? — спрашивал я ее той ночью, когда нагие и мокрые мы в изнеможении лежали на скомканной постели. Я думал об этом весь день и пришел к выводу, что она почти ничего мне о себе не рассказывала. Ее тело я знал намного лучше, чем душу. — Что тебе нравится, Мэри, а чего ты терпеть не можешь? На что уповаешь и чего страшишься? Как ты стала композитором, кем мечтала стать, когда вырастешь?
Я пытался прояснить для себя хотя бы это, но подразумевал и все остальное.
— Музыка звучала во мне всегда, и я благодарю за это Господа. Она стала моим спасением.
— В каком смысле?
— Мои родители погибли в самом конце войны. Я была еще совсем несмышленой, и меня определили в сиротский приют. Эти приюты пооткрывали на средства америкосов и пришельцев — по программе замирения покоренных народов. Из нас растили космополитов Вселенной. Ни одно ирландское слово не касалось нашего слуха, до нас не доходило ни намека на нашу историю и культуру — все только римское право да Ценности Единения с системой Альдебарана. Спасибо Господу за музыку! Они так и не смогли скрыть ее от нас, хотя и внушали, будто это всего лишь безобидное развлечение, ничего не значащее трень-брень-бум, под которое иногда полезно подрыгаться в качестве разрядки. Но мы догадывались, что в музыке заложены идеи, подрывающие устои. Мы сознавали, что музыка доносит правду и благодаря ей наши души стали свободными уже очень давно.
Она все время говорила: «Мы, нас, наши».
— Это не ответ на мой вопрос, Мэри, — сказал я. — То, что ты говоришь, просто политическая прокламация. А я хочу понять, какая ты на самом деле. Я имею в виду — как человек.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});