— Ты прости меня Государь, но ноги не держат. Четыре дня не ел. Да и били сильно. Как дошел сюда — не ведаю.
— Покажи ноги.
Нектарий откинул полу подрясника.
— Ладно. Сиди. Но отвечай честно — кто тебя надоумил глупости сии среди народа болтать?
— Владыко поручил мне разобраться со слухами и придумать что-то, чтобы не болтали более про колдуна-благодетеля. Я поговорил с теми, кто знал Андрея лично. Пообщался с ним, пока он в Москве был. И начал думать. Долго ничего в голову не шло. Шло конечно, но дурость всякая. Я много молился, прося Всевышнего мне ниспослать ответ. И вот в одну из ночей мне сон и приснился.
— Сон? Просто сон?
— Сон, Государь. Будто бы воины идут какие-то. А перед ними из леса выходит большой белый волк. Летом. Среди яркой, цветущей зелени. Не просто большая, а огромный. В рост человека или даже выше. Оскалился на них. Зарычал страшно. А потом завыл и обратил в бегство это воинство.
— Волк, значит. И ты решил, что этот волк Андрей?
— Да, Государь. Поговорил с мудрыми старцами, что старые летописи переписывают. Там мы и нашли слова про древнего князя, который мог обращаться в волка.
— Всеслав был оборотнем. Но в волка он обращался или в медведя — не известно.
— Все так. Но ничего другого мы не нашли. В летописях более не говорится ни об одном витязе, способном перекидываться волком.
— Почему же перекидываться?
— Потому что в том сне, когда войско обратилось в бегство, этот волк обратился в человека. Лицо я не разглядел, но доспех его был как у Андрея. Такие же пластины, находящие друг на друга.
— А почему ты лицо не разглядел?
— Оно было закрыто золоченой чеканной личиной.
Царь поморщился, словно от зубной боли. Посмотрел на митрополита. Но тот лишь вздохнул и развел руками.
— С чего ты вообще взял, что он князь? — нервно поинтересовался Иоанн Васильевич после слегка затянувшейся паузы.
— Государь, ты ведь с ним разговаривал.
— И что?
— Скажи, разве ты когда-нибудь беседовал с ТАКИМ поместным дворянином из глуши? В нем все буквально вопит о том, что он не простой человек. И соблюдение чистоты, и ясная речь, и хорошие умения владения саблей, и книжные премудрости. Да даже взгляд и осанка. Взгляд, Государь, он выдает с потрохами любого. Возьми землепашца и одень его в богатые одежды. Но глаза… они зеркала души. Они выдадут его сразу, как только он встретит настоящего боярина или князя.
— И что же у него за глаза?
— Спокойные, твердые, уверенные. А когда задаешь ему неудобный вопрос, их охватывает не страх, но ярость, которую он сдерживает лишь усилием воли. Если бы я не знал, с кем тогда разговаривал, то подумал, будто бы это кто-то из княжат шутки шутит и играет, переодевшись простым воином.
— Ясно… — пожевав губы, произнес Иван Васильевич. И махнул головой, дескать, свободен. Митрополит окрикнул священников, что ждали за дверью и приказал увести. — И накормите его. Он может пригодится, — добавил царь, мрачно посмотрев на Нектария в дверях. Митрополит незаметно для него кивнул, подтверждая приказ и священники пообещались исполнить волю Государя в точности и без промедления.
— Вот видишь? — снова вздохнув, спросил Макарий.
— Он всегда такие сны видит?
— Нектарий? Он вообще не от мира с рождения. Потому и постриг принял. Думал, что это бесы на него видения напускают.
— И что, ушли сны после пострига?
— Нет. Но обычно он их боялся. И редко кому рассказывал. Его духовник много интересного про него поведал мне.
— И ты ЭТОМУ человеку доверил такое серьезное дело?
— Да кто же знал? Обычно он очень разумно и трезво подходил к делам. Немного странно, но без подобных глупостей. Но всегда интересные решения находил.
— Прекрасно… — процедил царь. — И что мне теперь делать из-за его дурости?
— Нам делать, Государь. Нам. Он ведь сказал людям ересь Оригена, осужденную на Вселенском соборе в незапамятные времена. И они в нее поверили. А это потрясание основ церковных.
— Основы… — покачал головой Иван Васильевич. — Что мне делать еще с одним Рюриковичем? Причем древним и родовитым. Рюриковичем-чародеем! Рюриковичем-оборотнем! Рюриковичем-волхвом! ЧТО?! — выкрикнул царь и ударил по столу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Церковь еще не признала в Андрее Всеслава.
— Зато его признал народ, — процедил Иоанн Васильевич. — А ты не хуже меня знаешь, что народную молву не так-то просто переломить. Если я его сейчас возьму под стражу и тихо удавлю — мне это не простят. И братец мой двоюродный этим воспользуется. И бояре, что его стороны держатся из-за недовольства моей супругой. Повод будет замечательный. И народ потешат. И от меня избавятся.
— Так может не спешить?
— Почему?
— Сам сгинет. Слышал я, что его отправили Муравский шлях караулить.
— А если нет?
— А если да?
— Нектарий прав. Я разговаривал с ним. И он не похож на того, за кого себя выдает. Если он преуспеет, то только подтвердит делом слова молвы. И тогда нам придется что-то делать.
— Церковь не станет его признавать Всеславом.
— Пока ты жив. А что с твоим сменщиком?
— Церковь верна старине.
— Не стал бы я зарекаться на твоем месте.
— Государь, может быть по завершению дела на Муравском шляхе отдашь его мне? Постриг примет. И сгинет с глаз долой.
— Еще чего! — фыркнул царь, так сверкнув глазами, что митрополит вздрогнул. Ему категорически не хотелось отдавать в руки церкви еще одного кандидата на престол. Ведь если он вот прямо сейчас врет и Собор признает Андрея князем Всеславом Брячиславовичем, то именно кандидатом он и окажется.
Почему он о том переживал? Потому что положение его на престоле было очень ненадежным. Ведь первенец Иоанна погиб прошлым годом, а второму сыну всего несколько месяцев. И если вновь случится кризис из-за его болезни, то вновь будет замятня, как и в 1553 году. И в этот раз кроме князя Старицкого может поучаствовать и этот Андрейка. И у парня, в отличие от двоюродного брата царя, решительности не в пример больше. И крови он не боится — головорез на вид тот еще.
В принципе — положение этого Всеслава очень мутно и ненадежно. Но именно это и требовалось боярам. Ведь получится, что он сядет на престол милостью их. В отличие от Владимира Старицкого, у которого есть натуральные права наследника.
— Ну нет, так нет, — пожал плечами митрополит с миролюбивой улыбкой, чем только утвердил подозрения царя в какой-то хитрой задумке этого престарелого иерарха.
— Кстати, а что за символ Андрей начертал на своем щите? — хмуро спросил Иоанн Васильевич.
— Это хризма, Государь. Говорят, его впервые начертал Константин Великий на своем щите, через что разгромил вдвое превосходящее воинство супротивника.
— А почему я о том не ведаю?
— Его давно не начертают. Это символ времен Отцов церкви.
— А ты отколь про него ведаешь?
— Мне иконку в Константинополе древнюю подарили, писанную еще до иконоборчества. И я спрашивал эллинов о том, что сей за знак.
— А Андрей откуда о том ведает? Хотя не отвечай…
[1] В походе любые традиционные луки хранили без натянутой тетивы, чтобы не портить.
Часть 2. Глава 3
Глава 3
1554 год, 16 июня, вотчина Андрея на реке Шат
— Хозяин! Хозяин приехал! — закричал парнишка и Марфа вздрогнула. Подскочила. Оставила ребенка сиделке. И выбежав на боевую площадку, убедилась в верности новости. На той стороне реки действительно находились всадники со штандартом ее мужа.
— Я проверю, не переживай, — произнес дядя Данила, что гостил у нее. И принялся седлать коней вместе со своими людьми.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она окинула его несколько скептичным взглядом, но не стала ничего говорить. Оставшись там, где стояла. И вернувшись к наблюдению за всадниками, которые не спешили переправлять, находясь в окружении целого табуна коней…
Ее дядя управился быстро. И десяти минут не прошло, как он своими людьми добрался до пляжа. Того самого, напротив которого гарцевал на своем коне мужчина с волком на прапоре в окружении своих людей.