Читать интересную книгу Дом, который сумаcшедший - Василий Лобов

— Ну, что скажешь? — спросила братец Клеопатра II.

— Ты уже оделась?

— Да, — сказала он.

— Здорово! — сказал я.

А он сказала:

— Сейчас?

Тогда я сказал:

— Можно и сейчас.

— Ну давай сейчас, — сказала он.

Чтобы не было порнографии, я натянул на глаза корону, которую всегда натягивал на глаза, когда делал с братцами, несколько от меня физиологически отличающимися, это, как называла это братец непорядочная шлюха Инфанта, а как называла братец Принцесса — у меня язык не поворачивался произнести, и что лично я сам вообще никак не называл, поскольку, согласно инструкции, это названия не имело…

Потом, то есть после того, как мы сделали то, что, согласно инструкции, названия не имело, братец Клеопатра II переоделась, прошла в ассистентскую и принесла в хранилище большую заветную бутыль с пятью домовыми знаменами на этикетке бутыли. Я слазил в сейф и достал оттуда деликатесные фрукты. Мы стали обмывать новую синекуру братца Клеопатры II, его новое платье, наше новое знакомство, складывающиеся и множащиеся между нами отношения.

— Зуб тебе в корону!

— Два зуба в твою!

— Ты где до этого департамента служила?

— В Министерстве внешних вертикальных сношений. Департамент квадратной печати спецзоны Верха.

— Ну и как?

— С вами, конечно, никакого сравнения. Раньше было лучше, но теперь стало хуже. С тех самых пор, как теплая война сильно потеплела. Хотя, по идее, должно бы быть как раз наоборот.

Я снова навострил развостренную было корону. д навострив, сказал:

— Конечно, наоборот.

Сказав «конечно, наоборот», я вдруг почувствовал мучительную жажду. Мучительная жажда мучительно заставила выпить меня еще сразу три бокала. В желудке сильно прояснилось.

— Через нас кое-что проходит, — сообщил я тайно братцу Клеопатре II. — Тебе тоже будет кое-что перепадать: фрукты, монеты, новые платья, если, конечно, мы договоримся. Скажи, не таясь, ты чей братец: братца Белого Полковника, или братца Цезаря X, или сразу обоих братцев?

— На предательские вопросы не отвечаю, — ответила он и подмигнула мне сначала левым, а потом другим, правым, глазом.

Мне стало ясно — чей, а он добавила:

— А вообще-то я сам собой братец.

Это я уже не понял, но расспрашивать не стал — плеснул в бокалы новую хорошую порцию божественного, взял яблоко и надкусил. Мне стало совсем хорошо, я был очень счастлив — я сидел в своем любимом департаменте, на своем любимом стуле под портретом очень любимого мною Самого Братца Президента, ел деликатесную контрабанду, и напротив меня сидела хорошенькая братец, несколько от меня физиологически отличающийся, в чем я уже успел чуточку разобраться и в чем намеревался разобраться в достаточной мере в самое же ближайшее за этим временем время…

Тут в дверь хранилища постучали. Оказалось, что постучал братец персональный шофер братца министра.

— Автомобиль подан, — подумал он вслух. Министерский автомобиль был очень большой и очень красивый: очень белый блестящий лак снаружи и очень мягкая черная кожа внутри. Он был почти такой же персональный, как и персональный автомобиль братца Белого Полковника, в котором я как-то катался. Мы с братцем Клеопатрой II уселись на заднее сиденье.

— Вторая кнопка на панели персональный бар братца министра, — сказал нам по селектору отгороженный от нас толстым бронированным стеклом братец шофер. — Братец министр угощает.

Я нажал кнопку. Но так как в то самое время, когда я ее нажимал, мне стала помогать нажимать братец Клеопатра II, нажал не вторую, а третью. Сиденье, на котором мы сидели, куда-то уехало, мы с братцем Клеопатрой II мгновенно очутились в мраморной ванне, на нас из выехавшего откуда-то крана побежала вода… Искупаться в персональной ванне персонального автомобиля братца министра было заманчиво, но на это мы не решились по причине отсутствия времени, а также из-за братца щофера, которого оскорбили бы своей порнографией. Оскорблять братца шофера нам не хотелось — братец шофер нам очень нравился, особенно с затылка.

Подумав умом, я нажал четвертую кнопку на панели. Мы снова очутились с братцем Клеопатрой II на сиденье, правда, несколько подмоченные, и нас стал обдувать приятный ветер. Я нажал вторую кнопку — бар открылся, звякнув колокольчиком.

— Здорово! — рявкнула братец Клеопатра II. — Вот это жизнь! Смотри — конфеты!

В баре, среди множества различных заветных бутылей с ненашдомовскими наклейками, лежала коробка конфет без крышки и без оберток, но и без крышки и без оберток было видно, что это не наши конфеты, а вражеское дерьмо. Вражеское дерьмо есть мне не хотелось, но раз братец министр угощал, то есть приказывал есть, я съел: сначала одно, а потом еще два дерьма. Братец же Клеопатра II мало того, что тоже съела три штуки, еще и три штуки спрятала в сумочку.

Подол платья на братце Клеопатре II задрался к самому его вместилищу разума, я положил руку на то, что в приличном обществе называть своим именем не принято, но что тем не менее имеется у любого братца, если, конечно, он хоть немного от меня физиологически отличается.

— Ласковый… — прошептала мне в ухо братец Клеопатра II.

Меж тем автомобиль вкатил нас в грузовой лифт, застланный шикарной ковровой дорожкой. Лифт поехал вниз, а нас так и не подвергли таможенному досмотру.

— Здорово! Не то что в нашем задрипанном вертикальном министерстве! Почему братец Белый Полковник и братец Цезарь X остановили свой выбор именно на тебе?

— Думаешь, я знаю?

— Я думаю, что об этом ты должна подумать, я же тем временем подумаю о том, как сделать тебя выходящей.

— О, я подумаю!

Лифт остановился, автомобиль выкатился на двадцатый ярус, шторки на окнах и перегородке, отделяющей нас от братца шофера, задернулись. Мы поехали дальше и минут через пять остановились во внутреннем дворике Министерства внешних горизонтальных сношений, застланном шикарными коврами.

В просторной приемной нас встретила главный министерский референт — строгая братец блондинка. На его голове была строгой работы семнадцатизубая строгая корона.

Братец Клеопатра II осталась в приемной, а мы направились в персональный кабинет братца министра, двери в который стерегли восемь братцев тринадцатизубочников из вневедомственной охраны.

Братец министр, кличка братец Наполеон СХ, восседал за огромным, размером с арену для гладиаторов, столом в самом дальнем конце конца огромного персонального кабинета. От затмения в глазах я видел перед собой лишь его двадцатизубую корону.

Братец референт подтолкнула меня вперед.

— Приблизься…

Пройдя метров сто, я остановился метрах в пятидесяти от стола и, как можно громче и подобострастнее щелкнув каблуками, снял корону. Моя корона от почтения, всю ее охватившего, радостно попискивала.

— Чего изволите? — рявкнул братец, который был я.

— Служить!

— Так точно! Служу Нашему замечательному Дому!

— Братец Пилат III, — загремел в персональном кабинете усиленный микрофонами и динамиками голос, — мы назначаем тебя особым инспектором Департамента круглой печати нашего славного орденоносно-знаменосного Министерства горизонтальных сношений в хаосе ядовитой окружающей среды.

— Служу Нашему Дому! Служу нашему славному орденоносно-знаменосному Министерству!

— Ура! — крикнули динамики.

— Ура! Ура! Ура! — закричал я.

На этом крике аудиенция окончилась. Еще раз как можно громче и подобострастнее щелкнув каблуками, я развернулся и, чеканя и без того чеканный шаг, направился к выходу.

Потом меня привели в какой-то зал и дали что-то подписать. После акта подписания мне в руку всунули какую-то бумагу.

— Это — твое новое назначение, — строго сказала строгая братец референт. — Храни его как зеницу ока. В департаменте передашь назначение братцу Цицерону II. С этой секунды ты являешься его пятым замом.

Я стал хранить. А тут торжественно заиграл торжественный домовой гимн, и все братцы вытянулись в струнку.

Все вытянулись в струнку, а меня повели к домовому флагу. Бронированное стекло при нашем подходе отъехало в сторону, рядом со знаменем возник братец часовой с миниатюрным танком в одной руке и пробивавшим пуленепробиваемые стекла автоматическим пулеметом в другой, а также с круглыми часами в короне, показывавшими точное спецминистерское время до конца служебного дня.

Опустившись на левое колено, я нежно поцеловал специальную для целования белую полоску. Меня подняли на ноги и перевели к министерскому флагу, который я тоже поцеловал в белую полоску. После того как меня подняли, я поцеловал белую полоску у департаментского знамени.

С последними тактами торжественного домового гимна открылась парадная дверь, инкрустированная знаменами и портретами, и в зал вошли два братца пятнадцатизубочника в строгих министерских процессуальных фраках, при орденах и медалях. У одного из них того, кто был пониже ростом, на руках лежала бархатная подушечка, на которой покоилась одиннадцатизубая корона.