Читать интересную книгу Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф - Михаил Ландбург

…Раввин Иосеф: «Боль и страдания придумал для нас Создатель, а потому следует воспринимать их как дар, ибо только боль и страдания сдерживают нас от необдуманных и бессмысленных поступков».

Полковник: «Но разве присутствие боли и страданий позволяет нам воспринять полноту жизни?»

Раввин Иосеф: «Ощущение полноты человеческой жизни достигается воздержанием от необузданных прихотей…»

– У меня боли! – повторил поселенец из Аргентины.

– Попытайтесь отвлечь себя! – сказал полковник.

– Легко сказать…

– Попытайтесь! Выйдите на террасу и полейте цветы…

– На моей террасе цветов нет.

– Тогда выпейте стаканчик бренди.

– Не держу… Больная печень…

– Плохо!

– Что?

– У вас нет цветов и нет бренди – это плохо! – проговорил полковник, а потом, немного помолчав, добавил: «Сильно не расстраивайтесь. Это даже хорошо, что у вас боли; обнаружить в себе человека, можно лишь ощутив боль…»

– Кто вам сказал такое?

– Не помню. Может, никто не сказал.

Аргентинец немного помолчал, потом тихо сказал:

– В вашем окне горит свет, и я подумал: «Полковник мне обязательно объяснит…Он – воин, и он, конечно, знает то, чего не знают не воины».

Полковник нахмурился.

– Вы – тоже воин! – сказал он. – Жизнь – битва, и все живые, так или иначе – воины!..

– Вы так считаете?

– Конечно!

– Знаете, полковник, я человек ужасно робкий. Я всегда был, что называется, нерешительным евреем… Но однажды… Только, пожалуйста, не смейтесь надо мной…Однажды, сидя в кафе за чашкой мате, я прочитал статью об еврейском поселении Кфар-Даром, и вдруг впервые в своей жизни почувствовал, что хочу стать решительным… Не подумайте, что это было, так сказать, неким завихрением в мозгу. Не в мозгу…Как вы думаете, в душе завихрение бывает?

– Конечно, в душе оно бывает чаще всего…

– Так вот, я сказал себе: «Почему бы тебе, в конце концов, не пристать к твоим сородичам и вместе с ними править?.. Вы не поверите, но от этих слов у меня перехватило дыхание. А потом я вспомнил о словах на гербе одной из провинций Аргентины: «Править – значит заселять!». Умно, правда? Конечно, не мне рассказывать вам, что умно, а что нет…Словом, я купил билет на самолёт, чтобы прилететь сюда и вместе с вами править…А теперь оказалось, что нас самих хотят отсюда… Зачем хотят? Вы мне объясните?

Полковник промолчал.

Аргентинец подышал в трубку.

– А в прошлую ночь, – сказал он, – мне показалось, что по моей комнате прошлась тень.

– Прошлась?

– Вот именно!

– Тень?

– Прошлась из угла в угол.

– Никого не сопровождая?

– Совершенно самостоятельно…

– Возможно, это была тень отца Гамлета? – прошептал полковник.

– Нет-нет, её я бы узнал! – сказал аргентинец. – Простите за столь поздний звонок.

– Чего уж там!.. Звоните, когда больно!

– Мне всегда больно! У вас, полковник, есть губная гармошка?

– Нет. У меня лишь появившаяся куча сомнений…

– Сомнений?

– Целая куча!

– Куча сомнений – это, наверно, больно?

– В зависимости от величины кучи…

– Ну, да, ну, да…Иногда я думаю, что людей лишать страданий и боли не следует, если так устроил Он…

– Я тоже подумаю! – пообещал полковник.

– Спокойной ночи! – сказал аргентинец.

«Беднягу угораздило именно к нам…», – подумал полковник об аргентинце.

Употребив проверенный солдатский приём, который призван отвлекать от страха, досадных мыслей, от жажды и боли, полковник принялся старательно вглядываться в тусклые очертания предметов; это чуть освободило память от воспоминаний об утреннем часе, когда он, окружённый поселенцами, никак не находил нужные слова. И для Идо не нашёл…

Стрелки стенных часов показывали далеко за полночь. Полковник повернул голову, посмотрел на синие окна.

«Мир спит, – подумал он. – Спят стены, двери, письменный стол, лампочка под потолком, не разобранная постель, книги, терраса, цветочная клумба, птицы, верблюды, пальмы, рыбы, уложенные в футляры скрипки, кисти художников, влюблённые, тюремные камеры, муфтии и раввины…Лишь тревога в душе не спит…И где-то рядом граница…»

«А Создатель?» – лоб полковника покрылся капельками холодного пота.

«Может, обойдётся?.. В конце концов, в мире ничто не исчезает: всегда была красота и всегда будет; была радость и всегда будет… То, что было, то и будет…»

Полковник коротко, словно всхлипнув, вздохнул. «И боль будет… И ложь…»

Слова…

Тёплые слова…

Сильные слова…

Грубые слова…

Утешительные слова…

Глупые слова…

Море слов…

Но где же те – самые нужные?»

Полковник шептал горячо и торопливо: «Я помню, Идо…Я обещал рассказать, отчего люди седеют. Я расскажу… Потом…Потом…»

Заглянула в окно луна, и предметы в комнате покрылись тонким, едва заметным слоем серебряной влаги.

Полковник вжался в кресло и замер, пережидая, когда в суставах утихнет боль.

«Если было – будет…

Если будет – было…

Море не высохнет…

Небо не рассыплется!» – полковник тяжело поднялся из кресла, решив пойти на кухню, чтобы включить электрический кипятильник.

«Что было, то и будет! – вновь подумал он, прислушиваясь к закипающей воде. – Пустыня…Исход… Моисей… Предки… – разве возможно оттолкнуть себя от себя же? Древние считали, что даже Господь не в силах превратить прошлое в непрошлое… Разве наш поход окончен?..»

Боли в затылке.

Полковник выключил газ, вернулся в комнату и тяжело упал в кресло. У виска выступил бугорок разбухших вен, и задремавшее тело напряглось от внезапно нахлынувших видений из прошлого…

«Вот-вот…»

«Ну да, конечно…»

«Так уж вышло…»

«Удержали…»

«Вода… Вода и цветы в пустыне…»

«Вернулись…»

«Сначала…»

«Мой сын!..»

«Чего уж там…»

…Вернувшись из временной дрёмы, полковник раскрыл недоумённый глаз.

За окном пробежали светлые полосы – «начало того, что уже сегодня…»

«Утро…»

«Снова утро…»

«Сегодняшнее…»

Полковник подумал о людях, окруживших террасу его дома накануне утром, и в памяти высветились строки из Бродского:

«Их глаза полны закатом.

Их сердца полны рассветом».

Полковник опустил голову, прошептал: «Господи, об одном прошу: знак подай или как-то намекни, что всё было не зря…».

Прислушался.

Тишина.

Ни единого знака.

Ни единого намёка.

«Слава Богу!» – облегчённо вздохнул полковник, и ни злобной мысли, ни чувства раскаянья, ни боли, ни обиды – ничего такого он теперь не ощущал.

Вернулся на кухню.

«Разве может немыслимое стать неизбежным?.. Он рассудит нас непременно, ибо Он во всём и со всеми: и с победителями, и с побеждёнными, и с обиженными, и с обидчиками; с теми, кто клянётся, и с теми, кто клятву нарушает… Он здесь…И в это утро… А где мой генерал, мой кумир где? Спит? Сейчас? Перед Этим…А завтра, после Этого… Арик, конечно, выслал ночную телеграмму, и утром все узнают, что Это вовсе НЕ НАДО!..»

Полковник решил приготовить себе чай и ещё тарелку салата. Достав с полки деревянную дощечку, он нарезал помидоры, огурцы, свежие листья салата, залил всё ложкой сметаны и бросил щепотку соли. Потом решил, что можно смело добавить и немного лука («ко мне больше никто близко не приближается…»).

Вдруг, взглянув на свежие листья салата, полковник загрустил: «Что если…Увижу ли свой огород послезавтра?..»

Скрипнула дверь. Полковник оглянулся.

– Не спишь?

Офира молча прошла на кухню, перевела взгляд на окно. Вздрагивал свет уходящей ночи.

– Хочешь, поедим салатик? – предложил полковник.

– Ты тоже не спишь? – не отрывая взгляд от окна, спросила Офира.

– В мои годы сон ни к чему, – ответил полковник. – А тебе бы надо…

– Лучше поговорить… – сказала Офира и внимательно посмотрела на полковника.

– Сейчас? О чём?

– Может, о совести… Ничего, что я об этом?..

– Нет-нет, – проговорил полковник, – я и сам себя спрашиваю… А почему вдруг?..

– Не вдруг… – Офира оглянулась на дверь, за которой спал Идо. – Как ты считаешь, Лотан станет участвовать в Этом?

Полковник отодвинул тарелку с салатом в сторону. Сказал:

– Мой сын – солдат.

– Я думаю, что Лотан не станет…

– Мой сын – солдат, – повторил полковник. – Чай попьёшь?

– Лучше бы мы здесь не жили, – сказала Офира. – Мы все очень тяжело трудились… Для чего?..

– Здесь наш дом, – сказал полковник.

– Здесь?.. – на лице Офиры выступило странное выражение. – Лучше бы его не было…

– Что?

– Я сказала, что лучше бы…Кому-то понадобилось тогда, чтобы мы, наглотавшись идеями, словно наркотиками, пришли сюда; теперь кому-то понадобилось, чтобы нас здесь не стало? Ненавижу!.. Замыслы, идеи, стратегии, тактики – скрытая ложь, сладкий обман… Ненавижу!.. К чему вы, бесконечно храбрые и бесконечно глупые лидеры нации, и нас и себя привели? Нас даже не столько обманывали, сколько использовали, а вот теперь предают… Лозунги, призывы – к чему всё это? Чтобы придти к всеобщей потере совести? Чтобы, опустошив людские души, посеять в них тупую покорность? Чтобы погубить наши семьи? Уж лучше бы…