в комнате минут через десять. Это был высокий мужчина в тюремной робе.
– Здравствуйте, гражданин начальник, – поприветствовал Мураленко Викентия Краснобаева и перевел свой взгляд на меня. – А это мой новый адвокат, что ли? Значит, мое дело на пересмотр ушло? Слава тебе господи! Услышал мои молитвы!
– Умерь свой пыл, Мураленко, – прикрикнул на него Краснобаев, – никакой пересмотр тебе не светит! Отсидишь свой срок полностью.
– Но как же так? – недоуменно заморгал заключенный. – Я ведь чистосердечно раскаялся и покаялся, осознал, что я натворил в алкогольном беспамятстве. Я готов искупить свою вину! Я ведь…
– Вот в колонии и искупай, а на свободе тебе до срока делать нечего, – резко оборвал его Краснобаев. – Короче, закрой свой рот и слушай.
– Конечно, конечно, гражданин начальник, – зачастил Мураленко, – я что, я разве ж не понимаю, дисциплина превыше всего и все такое прочее. Я понятливый, я…
– Заткнись, сказал! – угрожающе крикнул Краснобаев. – Умолкни и слушай. Вот Татьяна Александровна хочет с тобой поговорить.
– А она адвокат? – с надеждой спросил заключенный.
– Тьфу ты! – в сердцах вскричал Викентий Краснобаев. – Ты замолчишь, в конце концов, или нет?
– Молчу, молчу, – испуганно проговорил Мураленко. – Я ж все понимаю, гражданин начальник. Только вот истосковался я по воле, словечком перекинуться не с кем.
– Ты что, в одиночке, что ли, сидишь? – спросил Краснобаев.
– Никак нет, гражданин начальник, в общей камере. Но народ у нас, сами знаете какой. Да и лица всё одни и те же.
– Ну, ладно, хватит уже пустословить. Ты лучше расскажи, кто тебя надоумил убить человека, да еще и уши у него отрезать и крест сатанинский намалевать? Кто тебе подсказал такую идейку, а? – спросил полковник.
– Дак кто-кто… а никто. Просто я тогда неразумным был, опять же под действием водочных паров находился, вот так вот и получилось все, гражданин начальник, – невинным тоном произнес заключенный.
– Ты давай от ответа на вопрос не увиливай! Я тебя русским языком спрашиваю: кто тебе подсказал такой способ убийства? Ну, отвечай, живо! – снова прикрикнул Краснобаев.
– Да вы что, гражданин начальник? Вы хотите, чтобы я «настучал»? Ага! Я понял, вы его посадите, а крайним меня сделаете. Знаете ведь, что бывает на зоне за стукачество. А я свой срок еще не отсидел. Да и на воле за такое по головке не погладят. Нет уж, спасибо. За такое «сотрудничество» перо в бок можно запросто получить.
– Ты опять ничего не понял, Мураленко, – осуждающе покачал головой Краснобаев. – Никто тебя к сотрудничеству не призывает. Но жизнь твоя усложнится однозначно, это я тебе обещаю. А я слов своих на ветер не бросаю, ты уже мог в этом убедиться. А если говорить будешь, может, и с УДО посодействую. Ну, так что? Будешь говорить? Или будешь продолжать ваньку валять? Отвечай!
– Да куда ж от вас денешься… ладно, спрашивайте. – Мураленко совсем сник под напором полковника.
– Так вас, Мураленко, уже сто раз спросили, а ответа так и не получили. – Я вступила в разговор. – От вас требуется рассказать, кто надоумил вас совершить убийство, да при этом еще и отрезать жертве уши и нарисовать перевернутый крест. Вопрос понятен?
– Так точно, понятен.
– Ну, так и отвечай, наконец! – прикрикнул Краснобаев.
– Ладно, расскажу, – вздохнул Мураленко. – Значится, так. Работал я на фабрике, работал себе потихоньку, и все бы было ничего, да вот мастер попался, не мастер, а просто – гадюка. Наряды закрывал, сволочь, как ему вздумается. Обирал, значит, рабочего человека. Ну и вот, от такой несправедливости я и запил горькую. И не заметил, как в алкаша конченого превратился. Ну и выперли меня с работы за прогулы, значится. А тут и родственнички дорогие подсуетились. Говорят, ты жалкий алкаш, нечего тут тебе с порядочными людьми делать, убирайся ты ко всем чертям. Ха, это они, значит, порядочные! Короче, выгнали меня из дома, переселили в какую-то вонючую конуру. И сказали напоследок, чтоб я, значится, не смел им на глаза попадаться. Ну и как тут не запить? Столько всего на меня свалилось. На фабрике мастер довел, дома – родные постарались. Вот я и запил. А тут и кореша образовались. Такие же обиженные, как и я. Бедолаги, одним словом. И так я опускался все ниже и ниже. Я потом-то уж совсем почти не просыхал. Как-то раз пришел я в себя после очередного запоя, увидел вокруг себя картину неприглядную, как бомжи-алкаши оккупировали, значится, мою хату. Кто сидит, кто вповалку лежит, потому как сидеть уже не может. Все в лохмотьях, тряпье какое-то на себя нацепили. Ничего человеческого в них уже не осталось. Так ведь и я-то не лучшим образом выглядел. И такая тоска меня взяла! Прямо-таки за горло схватила. Вот, думаю, ведь из-за этой гадины, из-за этого мастера-паскуды вся моя жизнь под откос пошла! Разве ж это справедливо? А ведь он, мастер этот, поди, и сейчас какого-то работягу гнобит. И тот работяга тоже таким же никчемным, как и я, станет. Нет, думаю, так это нельзя оставлять. Надо что-то делать. Только вот что именно надо делать, я никак не мог сообразить. Потому как мозги свои в основной своей массе я ведь пропил. И то: я же все время находился в запое. Как же можно что-то дельное сообразить?
– Так, с тобой, Мураленко, все понятно, – Краснобаев прервал излияния заключенного. – Ты ничего не мог придумать лучше, как убить того мастера-гадюку, который, по твоему разумению, испортил тебе жизнь и довел тебя до алкогольной горячки.
– Точно так, гражданин начальник! – подхватил Мураленко.
– Я сказал, что с тобой все понятно, Мураленко, – повторил Краснобаев. – Ты вот лучше расскажи, для чего ты отрезал ему уши? И крест наоборот зачем нарисовал? Кто подсказал-то тебе?
– А-а, так вы про это. Ну, так это случай помог мне, значится, сориентироваться. Я ведь когда уже твердо решил, что порешу этого эксплуататора, чтобы он больше никому жизнь не портил, так стал думать, как бы мне убийство это обставить, ну, необычно, что ли. Чтоб отличалось от других.
– И ты решился на такое? – не поверил Краснобаев.
– Ох, гражданин начальник, я ведь тогда пил, не просыхая, так что ум совсем отмочил. Чуть не рехнулся окончательно.
– Ну, вот, опять ты за свою волынку взялся, – сказал Краснобаев. – Ну, сколько, Мураленко, можно с тобой возиться? Все это ты уже говорил в суде. Неинтересно снова слушать одно и то же. Давай, наконец, излагай все по делу.
– Так я по делу все и говорю, гражданин начальник. Мне ж обидно, как-никак. Скрутили меня, как рецидивиста какого. А я