Читать интересную книгу Всемирная история в анекдотах - Феликс Кривин

А река проплывала мимо, величественная и спокойная. Для того, чтобы плыть, ей не требовалось никакой цели.

ПУТЬ ИСТИНЫ

Шумер собрался истину сказать. Хотел ее нарисовать на камне. Нашлось немало истин под руками, но только камня негде было взять.

И египтянин пил из родника, наполненного мудростью и силой. Ему б куска папируса хватило, но не хватало этого куска.

А древний грек? Ведь этот древний грек избороздил всю Грецию кругами. Но было даже в городе Пергаме с пергаментом неважно как на грех.

И в наши дни заботится прогресс об истине как о великом благе. Но что же делать, если нет бумаги?.. Для истины ее всегда в обрез.

ПРАЗДНИК ОСВОБОЖДЕННОГО ТРУДА

Сидят в харчевне раб, крепостной и колхозник, отмечают праздник освобожденного труда. Раб, как наиболее состоятельный, угощает. Крепостной не при деньгах, колхозник вообще забыл, как они выглядят.

— Выпьем за свободу! — предлагает раб. — Я, как деньги накоплю, сразу выкуплюсь на свободу.

— И много насобирал?

— Да уже порядочно. Даже господину иной раз одолжу. Он, правда, всегда отдает аккуратно.

Колхозник удивился. Он привык, что с него только тянут. Что хотят, отберут, а там и не спрашивай.

— Сравнил! — сказал крепостной. — У них же Рим, сплошное римское право. Они и женятся по своей любви, а не по любви своего господина, и завещание могут оставить. Воля умершего раба уважается, как воля свободного человека.

Раб объяснил: потому что после смерти все люди равны. Согласно, конечно, римскому праву.

— Выпьем за свободу! — предложил раб.

Крепостной не стал пить. Он не понимал этой рабской привязанности к свободе. Живет человек нормально, квартира у него, семья. Мало того, есть человек, который им дорожит, как своей собственностью. А кто будет им дорожить на свободе?

— На кой хрен тебе эта свобода? — сказал крепостной. — Живешь ты в городе, в культурном центре, а не в деревенской глуши и грязи. А тут всю жизнь в земле, не поймешь, ты живой или уже умер. Да еще помещик норовит шкуру содрать.

— Всего одну шкуру? — удивился колхозник. — Это вы еще хорошо живете. С нас сдирают, сколько можно содрать, и даже больше, чем можно содрать.

Раб сказал, что римское право такого не позволяет. Крепостной сказал, что и крепостное право такого не позволяет.

— Да ладно вам, — отмахнулся колхозник. — Были у нас любители качать права, только где они сейчас… Вот, допустим, ты возьмешь с поля колосок. Что тебе за это по крепостному праву полагается?

— Ничего не полагается. На кой мне этот колосок?

— Вот видишь, тебе ничего, а меня за этот колосок — на каторгу.

Раб поставил стакан. Ему почему-то пить расхотелось.

— Ну, дела! — сказал крепостной. — Чтоб за колосок на каторгу — такого я еще не слыхал. Это уже не крепостное право, это какое-то крепостное бесправие!

Все замолчали. Как-то не складывался у них праздник освобожденного труда.

— Давайте выпьем в знак солидарности с колхозным крестьянством. Я не при деньгах, но я угощаю, — сказал крепостной, впервые почувствовав себя раскрепощенным человеком.

— Выпьем за светлое прошлое, — сказал колхозник. — Может, нас потому в светлое будущее зовут, чтоб мы повернулись спиной к нашему светлому прошлому.

К ИСТОРИИ НЕОБИТАЕМОСТИ

Когда количество краж на острове превысило количество всех остальных деяний, возникла идея выбирать воров демократическим путем, на основе прямого, равного и тайного голосования. Чтобы воровали не все, а лишь те, кто будет облечен доверием народа.

Избирательная кампания носила поистине всенародный характер. Полиция сбилась с ног. Коррупция сбилась с ног. Но выбрали самых достойных, самых известных органам правосудия.

Однако и те, которых не избрали, не прекратили своей деятельности. Они только не могли это делать открыто, всенародно, как народные избранники. Не могли, например, получить лицензию на украденное, чтобы сбыть его на материке и выручку положить на свой счет в материковом банке. Да еще и зарплату получить за эту махинацию и командировку на материк в материковой валюте.

Раньше за кражу никто зарплату не платил, приходилось обходиться своими средствами. К тому же воры были беззащитны перед полицией. А теперь наиболее крупные из них получили статус неприкосновенности как народные избранники.

За короткий срок опустошили остров, и нечего стало воровать. А поскольку ничего другого островитяне не умели, они разбежались кто куда, и остров стал совершенно необитаемым.

Впоследствии на этом острове высадился Робинзон и стал приводить его в порядок. Но может ли один человек привести в порядок то, что разрушалось и разворовывалось всем населением?

Двадцать семь лет трудился на острове Робинзон, а потом сел на первый попавшийся корабль и уплыл, чтобы уже никогда на этот остров не возвращаться.

РАЗГОВОР С ТОВАРИЩЕМ РЮРИКОМ

В России власть всегда кормила лучше, чем работа. Поэтому естественно желание избавиться от работы и захватить власть.

Владимир Ильич бросил взгляд через обозримое пространство истории:

— Понимаете, Рюрик? Поэтому большевики прежде всего ставили вопрос о власти.

— Я не понимаю, — откликнулся Рюрик по-немецки из своего прекрасного далека. — Вы же, по-моему, сами отказались от власти. Подняли крик на всю Европу: придите, володейте, а то земля большая, обильная, а порядка нет. Это ваши слова?

Земля была действительно велика. Ее необозримые пространства с лихвой компенсировали обозримые пространства истории. Ульянов-Ленин сделал несколько быстрых шагов по обозримому пространству истории, дошел до императрицы Анны Иоанновны, презрительно хмыкнул и вернулся назад.

— Это не мои слова, — сказал он. — Большевики, если они, конечно, настоящие большевики, никогда не отказываются от власти.

— Большевики, меньшевики, — проворчал Рюрик по-немецки. — Странный вы народ, русичи. Если вы так любите власть, зачем зовете со стороны: придите, володейте? Вот Попов, Гавриил Харитонович, экономист-литературовед, ухватился за власть, всех разметал, а потом сам же и отказался.

— От Рюрика до Гавриила Харитоновича, — задумчиво произнес Владимир Ильич. — Может, это и есть наш исторический путь из варяг в греки?

— Нет, не в греки, Владимир Ильич, не в греки. Один грек вам весны не сделает. Ваш путь — из варяг в варяги: из варягов вышли, к варягам пришли. Кто сейчас больше всех работает на Россию? Гельмут Коль Рюрикович, Джордж Буш Рюрикович…

Владимир Ильич быстрей заходил по историческому пространству. Дошел до Ивана Грозного — и вернулся, дошел до Василия Темного — и вернулся. Когда уже доходил до хана Батыя, его остановил вопрос Рюрика:

— А кто сказал, что есть такая партия? Разве не вы сказали, что есть такая партия, которая способна взять власть, не ввергнув Россию в пучину гражданской войны?

— Это мы сказали, Рюрий Иванович.

— И все-таки ввергли?

— Ввергли.

— И в голод ввергли, и в разруху, и в разорение?

— Ввергли, Рюрий Иванович.

— Вот видите. Превратили землю в пустыню, а теперь кричите: придите, володейте, вкладывайте капитал. Но ведь этот капитал нельзя оставить на пять минут: вы его тут же разворуете.

— Разворуем, — вздохнул Ильич. — Раньше у нас так не воровали. Это все варяги, это они испортили Русь!

Рюрий Иванович бросил взгляд из своего прекрасного далека в наше трудное, прямо-таки невыносимое близко.

— А теперь вы заговорили, как Распутин с Беловым, Это они кричат: долой варягов! Но если варягов долой, это же значит перевернуть всю историю России.

— Вот именно! — подхватил Ульянов-Ленин. — Наконец-то вы нашли нужное слово: перевернуть!

— Опять перевороты, — болезненно поморщился Рюрик. — Переворачиваете страну, как блины на сковородке, а она все равно подгорает — и с той, и с другой стороны.

Помолчали. Молчали долго, словно в этом молчании таился ответ, словно хотели почтить молчанием всю многовековую историю России.

ОШИБКА ПЕТРА ВЕЛИКОГО

Александр Николаевич Романов в бытность свою императором Александром Вторым любил задавать разные вопросы.

— А что будет, если освободить крестьян? А что будет, если разрешить свободу слова?

Дал, разрешил. Но все равно продолжал спрашивать.

Бросили в него бомбу, чтоб меньше спрашивал, но он уже не мог избавиться от прижизненной привычки.

Однажды спрашивает:

— Послушайте. Владимир Ильич. Вот вы умный человек, совершили победоносную революцию. Ответьте мне на такой вопрос: почему у нас в стране так много воруют?

— Кто ворует? У кого ворует? — прицелился в него взглядом Владимир Ильич. — Воровство, батенька, понятие классовое.