Читать интересную книгу Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев

— Уверяю тебя — к поджогу дома он не мог иметь никакого отношения.

Крейзис поморщился:

— При чем тут поджог? Он просто обозлил политохранку. И, по-моему, не без основания.

— Исключено, Освальд. Артур — простой парень…

— Они все выглядят простыми, — с неожиданной злобой сказал Крейзис. — Я бы таких на фонарях вешал. Чему ты ухмыляешься?

— Я? — рассеянно отозвался Рихард, разглядывая пузырьки в бокале шампанского. — Я, понимаешь, думаю… какое же мы все-таки дерьмо…

— Ого!

— Да, да, Освальд. Дерьмо. Со всеми нашими деньгами, связями, приличными манерами, образованием… С идеями, наконец.

— Рецидив студенческого фрондерства? — усмехнулся Крейзис. — Или флирт с социалистами?

— Нет, Робеспьер из меня не получится. Я добропорядочный современный буржуа до мозга костей… Но вот этот самый Банга… Это — латыш. Упрется — буйволом не свернешь. На таких и держится нация. А мы… можем только болтать о своих принципах, убеждениях, национальном достоинстве. Да и то… пока не коснется шкуры.

— Ты сегодня не в духе, Рихард.

— Нет, я просто размышляю вслух. Возьми себя: модный адвокат. Успех за успехом, спасаешь от каторги сановных казнокрадов, взяточников, высокопоставленных развратников, убийц. Пригоршнями швыряешь эту человеческую мерзость обратно в котел общества. А потом натыкаешься на такого парня, как Банга… И ты бы его на фонарном столбе…

— Почему же — саркастически усмехнулся хозяин дома. — Именно я, модный адвокат Крейзис, вынужден спасать опору нации. Ты не улавливаешь парадокса нашего с тобой положения? — И, заметив, что Рихард сердится, миролюбиво махнул рукой. — Ладно, оставим. Ну, что тебе сказать? Зацепиться там есть за что. Не играть в покер одновременно с политохранкой и с этими дубами из уголовной полиции… Посмотрим. Ты когда уезжаешь в Германию?

— Чем скорее, тем лучше. Как только немцы вошли в Польшу, прекратились поставки вискозы — хоть фабрику закрывай. Ты представляешь, в каком я положении?

— Очень хорошо.

— То есть что хорошо?

— Услуга за услугу. Понимаешь, нашим людям неудобно сейчас самим ехать в Германию. Афишировать связи с немцами…

— Значит, это все-таки правда?

— Слушай, ты на каком свете? Если возникнет опасность красного переворота, где реальный союзник против этой чумы?

— Ваш «Гром к Крест» хочет взять на себя историческую миссию?

— Можешь язвить сколько хочешь, не мы не намерены сидеть сложа руки.

— Ну вот видишь… О чем я и говорю. Гори они огнем все эти принципы, розовые планы национального процветания, независимости. Все эти речи, которыми мы тут сотрясали воздух…

— Ты напрасно иронизируешь, Рихард, — спокойно возразил Крейзис. — Можно, действительно, сколько угодно сотрясать воздух болтовней о национальной независимости, но если делать что-то всерьез — какими-то принципами придется поступиться. Можно сколько угодно поносить немцев, но сбрасывать их со счетов как единственно реальную опору — глупо!

— Ах, вот оно как, — саркастически усмехнулся Лосберг. — Поступиться одними принципами ради других? Ладно, тогда давай выпьем. Есть дивный тост. За свободу!.. От принципов.

Крейзис не поддержал его шутки, озабоченно посмотрел на часы.

— Через две-три минуты ты увидишь настоящих людей.

— Скажи прямо, чего ты хочешь от меня? Вербуешь в соратники?

— Зачем? Просто ты со своими связями в Германии можешь быть нам очень полезен.

Раздался звонок у входной двери, Крейзис поспешил в переднюю. Через минуту в комнату вошли сразу несколько человек — высокий, массивный директор банка Фрицкаус, промышленник Карлсонс, майор Янсонс, министр без портфеля Эглитис, морской офицер Берзиньш.

— Входите, друзья! — радушно пригласил Крейзис. И упрекнул: — Что же вы все так — скопом? Не думаю, чтобы полиция интересовалась моим домом, но и устраивать марш-парад вряд ли разумно.

— Прохладный прием, — потирая озябшие руки, усмехнулся Фрицкаус. — Мы надеялись на что-нибудь погорячее.

— Найдется и погорячее. Все знакомы с моим другом, Рихардом Лосбергом?

— Здравствуйте, наследник, — первым подошел к нему Фрицкаус. Как ваши дела? Не тяжела ноша?

— Говорят, своя ноша не тянет, — пожимая протянутую ему руку, улыбнулся Рихард. — Хотя, признаюсь, со стороны все казалось проще.

— Господа! — громко и торжественно проговорил Крейзис. — Нам повезло — на днях господин Лосберг по своим коммерческим делам отправляется в Германию.

Крейзис беседовал с Артуром:

— М-да, дело о пожаре… Точнее, о поджоге. Состряпано оно волостными пинкертонами довольно неловко. Все было бы значительно проще, если бы не один казус — на всех допросах вы упорно отказываетесь отвечать, где были в ночь перед пожаром? — Он выдержал паузу, потом спросил доверительно: — Может, хоть мне скажете?

— Нет. Этого сказать я не могу.

Адвокат с явным любопытством посмотрел на рыбака:

— Послушайте, Банга, вы осознаете свое положение? Вам предъявлено обвинение в поджоге. Дело пахнет тюрьмой. Каторгой! Вы можете понять?

— Но это же чепуха. Я не сумасшедший, зачем мне поджигать дом?

— Тяжело с вами, — вздохнул Крейзис. — Зачем поджигать? Да мало ли зачем? Обвинительная версия как раз и строится на мотивах мести, ревности… Фактов-то у них нет. Свидетели — липа! Врут вразнобой. И вот вы собственной рукой подсовываете им один-единственный, но вполне веский аргумент. Как мне вас защищать? Из чего прикажете кроить алиби? — Он поднялся, прошелся по тесной каморке, пробормотал сердито: — Черт вас за язык тянул! Могли бы вообще сказать, что спали у себя дома.

— А что бы это изменило? — пожал плечами Артур.

— Тогда выкладывайте начистоту. Есть кто-нибудь, кто может подтвердить, что вас в это время действительно не было в поселке?

Артур не ответил.

— Куда вы так поздно уходили из дому? Где были почти до утра? Почему явились в артель перед самым выходом в море?

Артур молчал. Может быть, даже не слышал. Он снова был там, на старой мельнице, в мягкой копне пахучего сена.

…Молчи, молчи… — тревожно и радостно шептала, прижимаясь к нему Марта. — О чем мне жалеть? Я твоя жена… Твоя… На всю жизнь.

— Марта, любимая… он бережно касался губами ее широко распахнутых глаз.

Летели над ними рваные облака, трепетным призраком, обманчивым маяком их недолгого счастья мелькала, в просветах луна…

— Благородство проявляете? — услышал он откуда-то издалека голос адвоката. — Какую-нибудь девчонку выгораживаете? Смотрите — дорого оно вам обойдется. — Крейзис пронзительным взглядом впился в лицо подследственного.

— Что вы меня пугаете? — угрюмо огрызнулся Артур. Должны же в самом деле разобраться? Если человек не виноват…

— Разберутся! — усмехнулся Крейзис. — Упекут за милую душу годков на десять. А то и на двенадцать. Судебная машина, молодой человек, штука громоздкая — ее запустить легко, а остановить — не подступишься. Сомнет кого хочешь! Пока я могу помочь — торопитесь, цепляйтесь… Потом сам президент вас не вызволит.

Артур невольно поежился. Может быть, и в самом деле до его сознания впервые дошла вся безнадежность положения. Несколько секунд сидел он молча, добела сцепив пальцы, потом проговорил хрипло и категорично:

— Я не могу… отвечать…

Крейзис как-то странно посмотрел на своего подзащитного, закрыл папку, поднялся из-за стола.

На улице, неподалеку от входа, его поджидал Рихард. Заметив Крейзиса, нетерпеливо бросился навстречу, без всяких предисловий спросил:

— Ну как?

— Можешь не беспокоиться, ничего лишнего. Во всяком случае, ничего из того, чего ты боишься, он не сболтнет.

— Откуда ты взял, будто я чего-то боюсь? — покраснел Лосберг.

— Брось, Рихард. Я же не только твой приятель, но еще немного и психолог. В подробности не лезу, но суть схватываю намертво. Так вот, запомни — этот… Не то что на каторгу — на костер пойдет. Молча. Так что — спи спокойно.

Рихард судорожно сглотнул слюну, отвернулся:

— Что же все-таки можно сделать? — глухо спросил он.

— Во всяком случае, до суда доводить нельзя — обратного хода не будет. Попробуем подключить Рудольфа. Не волнуйся, сделаю все, что могу. — Прищурился иронически: — А в принципе… вот таких… он кивнул в сторону тюрьмы, — я бы не только на фонарях вешал — я бы их топил… не подпуская к берегу!

С печальным криком тянулся в небе запоздалый журавлиный клин. Марта, запрокинув голову, провожала взглядом улетающих птиц. Коляска медленно катила по той же, обсаженной вязами, дороге. Так же дремал на козлах, пьяный Петерис. Только вязы теперь стояли голые, осенние, почерневшие.

— Знаешь, я тоже становлюсь приверженцем деревенской идиллии, — сказал Рихард, заботливо поправляя плед на коленях Марты. — Куда приятнее вот так, не спеша, прокатиться на лошадке.