меня.
– Как вы считаете, Капуцина?
Она задумывается. Ее взгляд затуманивается. Я не люблю, когда пациенты начинают искать причины случившейся с ними трагедии. Намеренно ли великий распорядитель Вселенной убил ее родителей? Сомневаюсь. Однако все жертвы подобных испытаний однажды неизбежно задаются этим вопросом – почему бы и не в моем кабинете…
– По-моему, еще больнее думать, что у их смерти есть какое-то объяснение, особенно учитывая, что нам оно неизвестно. Нет смысла считать, что они попали в смертельную аварию, чтобы мы с сестрой могли получить именно такой жизненный опыт. Найти смысл после испытания – не то же самое, что найти смысл самого испытания, разве нет?
– Абсолютно верно! Вам это удалось?
– Мне удалось перенять у родителей эстафету в воспитании сестры.
– Но теперь, когда она уехала, это уже неактуально.
– Нет.
– Так что? Что вы собираетесь делать теперь?
– Разве не все зависит от моего глагола? – отвечает она, улыбаясь.
Глава 45
Золотой луч
Звонила Адели, спрашивала, как дела у сестры. Я был тронут. Они разговаривали, но Адели хотела убедиться, что Капуцина не просто делает хорошую мину при плохой игре, чтобы не волновать сестру.
– Говорит, ей лучше. А ты как думаешь, дядя?
– Да, потихоньку приходит в себя. Но впереди еще долгий путь.
– Главное – двигаться вперед.
Не сказал, что мы говорили о матери Капуцины. Я не знаю, насколько Адели в курсе. Что ей в свое время рассказали, а что предпочли скрыть. Ее это не касалось. Ее растила настоящая мать вместе с настоящей сестрой. Которая сама ей все расскажет, если сочтет нужным.
– Ты-то как? Двигаешься вперед?
– Да, у нас такая движуха! Тошно, конечно, когда узнаешь, что все решает лобби, повсюду только деньги, больше ничего никого не волнует. Но это еще сильнее нас мотивирует.
– Ты ведь не вляпаешься в какую-нибудь авантюру?
– Не волнуйся. Иногда насилие необходимо, чтобы открыть людям глаза, но я в этом не участвую, это не мое, ты же знаешь. И потом, Самюэль меня защитит, если что.
– Не сомневаюсь!
Адели никогда не позволяла собой помыкать. Она не лезет за словом в карман, остра на язык и может показать характер. Бывало, что она заступалась за сестру, на одиннадцать лет ее старше. Если творилась какая-нибудь несправедливость или к ним относились неуважительно, малышка всегда выступала первой. Она росла на твердом фундаменте, а не на зыбучих песках. После ее отъезда Капуцина наверняка остро почувствовала свою незащищенность, хотя все эти годы именно она играла роль старшей сестры.
Мне это знакомо. Жан-Батист был моим младшим братом, но я всегда чувствовал, что он крепче меня. Он был моим компасом, моим примером, моей опорой. Все, что мне не давалось, получалось у него. Я мог бы ему завидовать. Но я, наоборот, смотрел на него как на образец, хотя у меня не было и десятой доли его способностей.
Он как-то прочитал мои стихи и сказал, что я талант, золотое перо и должен писать. Он был тронут, узнав, что во мне живет такая поэзия.
Я даже расплакался в тот вечер, вернувшись в свой домишко после целого дня муторной работы на заводе. Брат нашел во мне это богатство. А мать никогда и не искала.
После его смерти кто теперь разглядит во мне это золотое сияние?
Можно светить и для себя, но, когда видишь, как твой свет отражается в глазах любимых, он словно собирается в луч и возвращается к тебе прямо в сердце.
Глава 46
Прощайте
Здравствуйте, Капуцина.
Просто хочу уточнить, в силе ли завтрашнее приглашение и во сколько.
Здравствуйте, Адриан.
Нет, вы знаете, я передумала.
Прощайте.
Не смешно.
В час у меня?
Не забудьте собаку.
Он на всякий случай решил остаться спать в машине.
Я рада.
Я тоже.
Глава 47
Сближение в молчании
Капуцина волнуется.
Настолько же, насколько радуется.
Эта сладкая смесь страха и желания перед долгожданным, но пугающим свиданием.
Она уже много знает об Адриане, но ей незнаком запах его кожи или тепло его дыхания. Они соприкасались на расстоянии. Приручили друг друга издалека. Как будто два письма встретились, выйдя из конвертов. Любовные письма без слов любви. Без намеков на влечение. Разве что очень тонких. Прячущихся в тени таких простых слов, как «смелость», «восхитительный», «вы меня смешите», «нежность», «о, вы тоже?», «решительность», «мне нравится вам писать», «когда», «почему бы нет», «случай».
Капуцина не знает, хочется ли ей почувствовать запах его кожи и тепло дыхания. Она знает только, что от одного присутствия мужчины и его собаки пустота становится не такой пустой.
В первый раз на платформе она видела Адриана, не видя его. Один из многих, одинаково безразличных к ее внутреннему коллапсу. Во второй раз она не хотела, чтобы он видел ее в таком жалком, раздавленном состоянии, с опухшими от недавнего позора глазами и подбородком, дрожащим от стыда за то, что она сидит в приемной у психиатра. В третий раз ощущение было приятнее.
Она поняла, что за эти три встречи их робких растерянных тел остальное сближалось в молчании. За эти три встречи их свела собака, благодаря своему инстинкту, без фильтров, без умысла и без расчета.
Они скоро придут. Мужчина и его собака. Они скоро будут здесь. Ей хочется, чтобы все было идеально, чтобы дом был прибран, чист и приветлив, как она сама. Хотя задача кажется невыполнимой. Ей так и не удалось приручить эту необъятную роскошную виллу с бассейном, которую она унаследовала после аварии. Плоская крыша, огромные комнаты, большие окна, белые стены, мебель на заказ. Нет, у нее с этой виллой ничего общего. Капуцина задумывается. Какой дом мог бы быть на нее похож? На ум приходит каменная постройка на берегу ручья, посреди поляны, ухоженный сад, повсюду цветы – и уж конечно, пчелы.
Она суетится, пылесосит, подметает, моет, повторяя себе, что это очень глупо. Но все равно продолжает. У некоторых глупостей есть право на существование.
Походя она вычищает ту пыль, что засунула с глаз долой под ковер. Пыль сожалений и обид, злости на тяжелые времена.
Еще не признаваясь себе, она мечтает впустить в свою жизнь что-то новое, перевернуть страницу и начать с чистого листа. Она ловит свои мысли, пока они не улетели слишком далеко, за горизонт. Хватит строить планы в стратосфере. А то разочаруешься, если ничего не произойдет.
Но она все равно мечтает.
Возможно, об Адриане.
Глава 48
На край света
Мы общаемся вот уже несколько недель. Переписываемся. Иногда по вечерам, иногда целый день. В приемной мы больше не встречались. Диана об этом позаботилась. Как же я ей благодарен за то, что она научила меня следовать инстинктам – особенно тому, благодаря которому я дал Капуцине свой номер телефона. Я вижу, как она похожа на меня и в то же время она совсем другая. Я чувствую, что она борется, ищет выход, пытается распутать причины своих решений, понять, как она до этого дошла. Мне удается ее рассмешить, а она смешит меня. Она очень обаятельна и доверяется мне – это видно по едва заметным мелочам. Она скромна и деликатна. Затрагивает глубокие темы и никогда не говорит о себе. Но я знаю, что привело ее к доктору Дидро и в нашу общую приемную.
Я тоже доверился ей, рассказав о своем посттравматическом синдроме и длительной терапии у Дианы. А ведь я никому не решался сказать об этом за пределами кабинета, боясь поставить людей в неловкое положение, испортить настроение, отпугнуть или вызвать ненужное мне восхищение. Это странно, каждый из нас пережил страшное испытание, в переписке мы едва коснулись этой темы, не углубляясь в детали, и все же узнаем друг друга в тысяче осколков, оставленных