И Нетти, устремив взор к небу, осталась на минуту безмолвною.
— Прошу тебя, не заставляй меня ждать! — вскричала нетерпеливо Жюльета. — Ты, право, не ставишь ни во что мое горе.
Нетти поспешно распечатала конверт и вынула письмо; оттуда выпал локон волос…
— О, это мне, Жюльета! Ты ведь не станешь оспаривать этого, не так ли? Это он посылает, чтобы показать, что не забывал и меня в то время, как писал…
Тут Жюльета перестала плакать.
— На твоем месте я прежде всего прочитала бы письмо, — заметила она сухо. — Иначе как узнать, кому предназначается этот локон?
— Как бы то ни было… ты мне их оставишь?.. Ведь у меня от него ничего нет…
— Да читай же, наконец, письмо или давай мне, я прочитаю!
Тут уж Нетти не заставила себя более просить.
«Форт Лукут, 13 сентября.
Я отправляюсь в опасную экспедицию, откуда поклялся вернуться не иначе как с тем, чтобы о моих похождениях было сказано в приказе по армии. Если бы я мог предположить, что кто-нибудь прочтет это при моей жизни, я бы не стал этого писать. Вы знаете, как я чужд всякого хвастовства. Но вы также знаете, зачем я так стремлюсь отличиться: излишне вам и говорить, добрая и дорогая Нетти, что это в надежде, быть может безумной, приблизиться, благодаря славе, к вашей кузине Жюльете, светозарной звезде моей жизни…
(Улыбка тщеславия заиграла тут на розовых губках Жюльеты).
Я решился пробраться в лагерь индейцев. И если я оттуда вырвусь, то, конечно, со славой. Если же в течение месяца я не вернусь, это будет значить, что мы уже более не увидимся. Ван Дик — добрый малый, но я не думаю, чтобы он рискнул идти со мной; да я и не позволю себе осуждать его за это. Если бы я был богат, как он, и был бы кузеном Жюльеты Брэнтон, — не знаю, дорогая Нетти, долго ли бы армия имела удовольствие считать меня в своих списках. Но я должен составить себе имя, а дорога, ведущая к этому, полна опасностей. Никакой риск мне не страшен, когда впереди такая награда! Я верю в свою судьбу, и я достигну своего или сложу голову.
Я вам пишу это, Нетти Дашвуд, полагаясь на вашу честность и верность вашей дружбы. Когда меня уже не будет, скажите Жюльете, как сильно я ее любил. Она так прекрасна и блестяща, что в окружавшей ее толпе поклонников, может быть, и не заметила меня, самого робкого. Но вы, маленький друг мой, вы знаете все; вы знаете, что я стал сам не свой с того знаменитого бала, вы помните — того бала, когда вы, подражая большим, просили у меня, и я дал вам пуговицу с мундира. Милая Нетти, тогда вы были еще ребенком, но я и теперь с удовольствием вспоминаю ваше обращение со мной. Отчего вы не мальчик! Как жаль: мы были бы с вами неразлучны.
(Эта часть письма, надо сознаться, очень мало понравилась Жюльете. Она даже бросала какие-то особенно недружелюбные взгляды на кузину во время этого чтения).
Но к чему я заговорил о прошлом, когда должен думать теперь только о приведении своих дел в порядок перед смертью! Я оставил свое завещание капитану Сент-Ору, который взялся исполнить мою последнюю волю. Мою шпагу я прошу отослать моей матери, некоторые мелочи — моим родным. Вам, дорогая Нетти, я доверяю исполнить самое дорогое и священное для меня поручение… В письме вы найдете локон волос… Возьмите на себя труд передать его Жюльете. Скажите ей, что моя последняя мысль принадлежала ей, и последнее мое слово — было ее имя. Еще скажите ей, прочитав это письмо, что более никогда… никогда она не услышит имени —
Франка Армстронга».
Упавшим голосом окончила Нетти чтение письма, замолкла и неподвижно уставилась на клочок голубого неба, видневшегося в окно, а слезы невольно струились по бледному лицу; но видно было, что к ее горю примешивалась какая-то отрадная мысль, так как что-то похожее на улыбку виднелось на ее губах.
Вдруг раздраженный голос кузины привел ее в сознание.
— Что же ты не отдаешь мне его локона? Ведь тебя поручили передать локон мне, а ты, кажется, не прочь его присвоить?
Нетти встала вся бледная и выпрямилась.
Жюльета сделала то же, и обе девушки очутились одна против другой, как бы меряя друг друга взглядом.
— Ну что же, отдашь ты мне локон? Ты ведь знаешь, что это подарено мне, а не тебе, потому что ты для него была ничто?
— Ничто! И ты решаешься говорить, что я была для него ничто? Разве не на меня он возложил самое важное поручение? Он хотел именно меня и никого другого иметь посредником между ним и тобой. А такое доверие не безделица, Жюльета, и ты это понимаешь и сознаешь, иначе ты не была бы так раздражена. Франк, когда писал эти строки, мне верил более, чем тебе.
Вместо ответа Жюльета, взбешенная, протянула было уже руку, схватила драгоценный сувенир, и вдруг, к ее удивлению и ужасу, Нетти как подкошенная упала без чувств к ее ногам.
Мисс Брэнтон бросилась к двери и стала звать на помощь.
Комендант, его жена, весь дом — поспешили на эти крики. Послали тотчас за доктором Слокумом.
Когда он, после долгого осмотра больной, поднял голову, лицо его было крайне озабочено.
— Тут нужен отдых, тишина, полное спокойствие, темнота… — сказал он вполголоса. — Напряжение нервов в высшей степени… Я сильно опасаюсь воспаления мозга, — добавил он, наклоняясь к уху коменданта.
— Вот беда! — невольно воскликнул тот. — Завтра чуть свет мы выступаем в поход, а судью Брэнтона вызывают на запад…
— Скажите, что же, бедное дитя серьезно и опасно больна? — спросила госпожа Сент-Ор.
— Боюсь, что да, — ответил доктор. — А между тем ей необходимы абсолютный отдых и покой. Отпустить в дорогу в подобном состоянии — значит убить ее.
— В таком случае, она останется здесь, вот и все, — сказала миссис Сент-Ор решительным тоном. — Я буду ходить за ней как за своей дочерью.
Комендант бросил на жену беспокойный взгляд.
— Друг мой, — сказала она, — не беспокойся обо мне. Ты знаешь, как я бываю одинока, когда вы все уходите в экспедицию. Дитя это послано небом, чтобы меня развлечь, быть моей подругой в одиночестве; надеюсь, что ее болезнь, как она ни серьезна, не так опасна, и что мои попечения помогут ей. Решено, иди-ка лучше к господину Брэнтону и убеди его ехать по своим делам, а больную оставить на моем попечении.
— Если так, — сказал доктор, заметно ободренный, — я за нее отвечаю. С такой сиделкой, как миссис Сент-Ор, мы отлично обойдемся и без господина судьи и без ее королевского высочества девицы, его дочери…
На следующее утро, когда трубачи играли зорю, судья, немного озабоченный, и Жюльета, немного сконфуженная тем, что покидает Нетти, которая в таких обстоятельствах наверное не покинула бы ее, уселись в поданный шарабан, который и умчал их на ближайшую станцию железной дороги. В это время миссис Сент-Ор расположилась у изголовья маленькой страдалицы.