Нельзя исключать, что кто-то из обиженных людей и сводил с ним счеты на Пленуме. Но что касается выступления самого Бориса Николаевича, то оно не было невнятным или сумбурным, отличалось характерными для него четкостью и ясностью. Оно полностью совпало с тем, что он ранее говорил на Пленуме в своем кратком заключительном слове, а затем и в письме, направленном Горбачеву.
Кандидатом в члены Политбюро Ельцин оставался еще в течение нескольких месяцев до очередного Пленума, который состоялся в феврале следующего 1988 года, уже будучи первым заместителем Председателя Госстроя СССР.
Анализируя «октябрьский бунт Ельцина» с учетом личных наблюдений и в свете последующего развития событий, я склоняюсь к выводу, что тогда в его действиях преобладали личностные факторы и мотивы, хотя уже просматривались контуры нарождавшейся левой оппозиции, с ее лозунгами радикальных реформ.
Ельцин был выдвиженцем Лигачева. Именно Егор настаивал на том, чтобы взять Бориса из Свердловска заведующим Отделом строительства ЦК КПСС, он его двигал в секретари ЦК, а затем и на роль московского руководителя. Отношение Горбачева к Ельцину с самого начала было сдержанным — слишком велика разница в стиле работы и поведения. Напротив, Лигачев и Ельцин очень похожи друг на друга, принадлежат к одной школе. Их сближает безаппеляционность суждений, отсутствие комплексов, рефлексий и сомнений, авторитарность в методах руководства, жесткость в практических действиях.
Я думаю, что Лигачев рассчитывал, что Ельцин будет «его человеком» в Москве, но просчитался: «нашла коса на камень». Ельцин знал себе цену и не захотел быть послушным орудием в чьих-то руках, тем более, что не так давно все трое — Горбачев, Лигачев, Ельцин были на равном положении — первыми секретарями обкомов, а с Лигачевым работали, можно сказать, по-соседству. Оказавшись в Москве лишь в роли заведующего Отделом, Ельцин чувствовал себя ущемленным, о чем он сам пишет в своей книге. И естественно, как руководитель Москвы, который всегда в партии был на особом положении и имел дело напрямую с Генсеком, он не, захотел «ходить под Лигачевым».
Не случайно основной огонь своей критики Ельцин в то время направлял против Лигачева. Общеполитические мотивы проходили вскользь и сводились к недостаточной, с его точки зрения, радикальности принимаемых мер, недостаточной поддержке его действий. Прошло немало времени, прежде чем позиция Ельцина обрела более или менее ясные политические контуры, сомкнулась в чем-то с настроениями зарождающейся радикально-демократической оппозиции.
Она нашла в лице Ельцина своего лидера, а Ельцин — в ней политическую опору. Но этот процесс был очень непростым, противоречивым. Сходились они на критическом отношении к руководству страны, радикализме. Но что касается приверженности демократии, то здесь, пожалуй, больше различий, чем сходства, если демократизм отличать от популизма.
Разночтение в понимании демократии и сейчас — главный камень преткновения во взаимоотношениях политических сил, на которые опирается Президент России Ельцин.
Не менее показательна история с публикацией статьи Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами». Если «бунт Ельцина» выразил пока еще не очень ясные радикально-демократические настроения в стране, то упомянутая статья явилась своего рода манифестом правоконсервативных сил, сигналом к их консолидации и активизации.
Статья появилась в «Советской России» 13 марта 1988 года во время визита Горбачева в Югославию. Вместе с ним были мы с Силаевым. А в это время в Москве кипели страсти. Статья была однозначно воспринята в кругах интеллигенции, как антиперестроечная акция, причем тщательно подготовленная и спланированная, как сигнал к контрнаступлению антиперестроечных сил.
И все это связывалось с именем Лигачева. На совещании в ЦК он, якобы, расхваливал статью, рекомендовал вокруг нее провести соответствующую работу. Об этом стало известно из Академии общественных наук, из МИДа, а также из Ленинграда, где в некоторых партийных организациях рекомендовали чуть ли не изучение этой статьи. По личному указанию Хонеккера она перепечатана в газете «Нойес Дойчланд». Говорили, что статья и готовилась при прямом участии работников ЦК. Ясно, что речь идет не об ординарной публикации, а о тщательно рассчитанном политическом шаге.
23 марта в перерыве между заседаниями Съезда колхозников в присутствии большинства членов Политбюро и секретарей ЦК Горбачев поднял этот вопрос. Оказалось, что некоторым статья понравилась: Воротников, Никонов, Бакланов, по их признанию, восприняли ее, как рядовое, но довольно интересное выступление конкретного лица. Это еще более насторожило Горбачева. Он отметил, что так легко к публикации статьи относиться нельзя, предложил обсудить ее специально.
Такое обсуждение и состоялось в последующие два дня. Открывая его, Горбачев подчеркнул, что дело не только в самой по себе статье. Были выступления и похуже, вопрос в обстоятельствах, связанных с ее появлением, отношении к ней как некоему эталону, который надо поддерживать, изучать, перепечатывать и т. д. В этом смысле позиция некоторых наших товарищей вызывает тревогу. Вряд ли Андреева сама могла написать такую статью. Нам надо объясниться, чтобы не накапливались недоумение и разночтения, чтобы они не отягощали и личные отношения между нами.
Выступивший первым Воротников дезавуировал свою оценку статьи, прозвучавшую накануне, объясняя это тем, что отнесся к ней, как проходному материалу и вначале не проанализировал ее достаточно глубоко.
Развернутый анализ антиперестроечного характера статьи был дан Яковлевым. Он затем нашел отражение в редакционной статье «Правды».
Что касается Лигачева, то он, как будто не понял, о чем идет речь, вроде бы и не заметил почти прямых высказываний о его роли в публикации и пропаганде статьи, да и содержания статьи почти не касался, сосредоточившись на некоторых общих вопросах. Он, в частности, говорил о не мнимом, а подлинном единстве в Политбюро, обстановке свободы обсуждения и высказывания мнений, о своей приверженности перестройке, которая «нужна, как воздух», о своем критическом отношении к руководителям застойного периода. По сути дела его выступление означало защиту позиции Андреевой.
Рыжков, солидаризируясь в основном с оценкой статьи, данной Яковлевым, говорил о том, что нам надо не отталкивать, а привлекать интеллигенцию. Он выразил недоумение, почему одним и тем же участком идеологической работы занимаются два члена Политбюро, намекая на неприятие Лигачева в этой роли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});