Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокруг этого события пошли толки, и благожелатели товарища Кобы не без его участия сочинили легенду о героическом побеге отважного революционера из тюрьмы Метехи и его дальнейшем продвижении огородами к свету и партийной правде, но легенду разоблачает тогдашний сиделец Метехи Р. Арсенидзе в своих воспоминаниях о Сталине, опубликованных в Нью-Йорке в 1963 г.: «Закончу рассказом об аресте Сосо Засыпкиным, который предложил ему стать агентом охранки. Это событие, т.е. арест Сталина, действительно было, и я могу категорически заверить, что Сосо был отпущен из жандармского управления и в Метехском замке не появлялся. Отправка его в Метехский замок, выстрелы на улице, чуть ли не стоившие ему жизни, и торжественная встреча в тюрьме с аплодисментами, – всё, о чем Сталин рассказывал в ссылке, – это приятная фантазия самовлюбленного рассказчика. Я в то время сидел в Метехи … Если бы Сосо появился среди нас, мы безусловно встретили бы и его аплодисментами, как встречали и других. Но его там не было».
Некоторые мемуаристы воспроизвели картины заседаний разного рода «кружков» и «комитетов», в огромном количестве создававшихся товарищем Кобой, когда он вовсю мотался по просторам благословенной Грузии. Вождь непременно находился за столом, лицом к собравшимся. Это был своего рода ритуал. У него были врожденные канцелярские привычки: столоначальник по призванию. Несмотря на перекочевавший в литературу, кино и анекдоты неистребимый грузинский акцент, писания молодого Кобы свидетельствуют о том, что он отлично владел русским языком. Акцент же его был связан с тем, что первым материнским родным языком для него был грузинский, звуки которого отличаются от звуков русского языка. (Попутно вспомнилось: когда «читающему вслух» устройству, изобретенному в грузинском академическом институте кибернетики, предложили прочитать русский текст, записанный грузинским алфавитом, то это устройство заговорило с грузинским акцентом.)
Проявлением глубинного понимания логики русского языка я считаю употребление товарищем Сталиным полузабытого слова «подвизался» и изобретение им слова «секретарюка», которым он иногда подписывал письма к дочери («твой секретарюка»). Достоевский всю оставшуюся жизнь гордился изобретением слова «стушевался», но в действительности этот мрачный классик его не изобрел: просто это было единственным словом, запомнившимся ему из обстоятельного комплекса знаний по инженерному делу, которому его пытались научить несколько лет, а Сталин своего «секретарюку» придумал сам, без посторонней помощи, и, таким образом, известным корифеем в языкознании он впоследствии считался вполне заслуженно.
Когда товарищ Коба изо всех сил мотался по городам и весям с марксистскими откровениями, с ним произошел неприятный случай: однажды его морда оказалась разбитой в кровь, и при этом он так сильно ушиб голову, что некоторое время не имел возможности появляться на людях. С этим происшествием связаны две автобиографические версии: одна, исходящая от самого вождя, гласила, что он, отстреливаясь, уходил от погони, и когда пытался вскочить на ходу в вагонетку тифлисской конки, упал и ушибся (но почему-то его преследователи этим не воспользовались). Вторая, родившаяся в изощренных умах злопыхателей, объясняла происшедшее тем, что он был в очередной раз избит коллегами по трудной подпольной работе, заподозрившими его в чем-то нехорошем: было же так, что Ной Рамишвили во время одной из дискуссий прямо назвал Кобу агентом правительства, шпионом и провокатором. А соратники Ноя, несмотря на меньшевизм, на Кавказе частенько бывали в большинстве. Потому могли и попытаться перевоспитать подозреваемого теми же методами, которые он потом разовьет до пределов совершенства, опубликовав – для служебного пользования – специальную работу о пользе физического воздействия на допросах врагов народа. Читатель же может выбрать ту версию, которая ему понравится.
А раненый товарищ Коба, прячась от публики, был вынужден перебираться в целях конспирации из одной квартиры в другую. И в одном из таких его временных пристанищ сын хозяина квартиры прибежал к отцу с криком:
– Мама, мама! А дядя, что живет у нас, играет в солдатики!
Отец не поверил, но все же зашел посмотреть, что делает незваный гость, и его взору представилась такая картина: на полу была расстелена карта города Тифлиса, и вождь, что-то бормоча себе под нос, ползал по ней, переставляя то тут, то там оловянных солдатиков. Хозяин поинтересовался, что делает гость, а тот, в ответ, приложив палец к губам, сказал:
– Тсс-с! На днях мы будем брать город.
Далее товарищ Коба пояснил, что он является начальником штаба будущей армии штурмовиков и сейчас устанавливает места на улицах Тифлиса, где будут воздвигнуты баррикады.
Сейчас трудно сказать, что это было: то ли у товарища Кобы начал прорезаться талант будущего генералиссимуса, то ли от недавно перенесенных ударов по голове у него произошло помутнение сознания и он утратил способность адекватного восприятия действительности. Следует отметить, что в его жизни был целый ряд моментов, вызывающих сомнения в его адекватности. Чего стоит, например, отправка Молотова в Берлин в ноябре 1940 года, когда Каменная Задница, спрятавшись вместе с принимавшими почетного визитера гостеприимными тевтонскими хозяевами в бомбоубежище по случаю налета Королевских ВВС Великобритании, пытался по поручению товарища Сталина поделить британские колонии так, чтобы советская империя вышла на берега Индийского океана. Наглые притязания восточного собрата так поразили и разозлили фюрера, что он тут же приказал разрабатывать план «Барбаросса», и полгода спустя будущий генералиссимус вволю наигрался миллионами совсем не оловянных солдатиков, среди которых оказались все мужчины призывного возраста из моей семьи, не вернувшиеся с войны. Но тут мы выходим за временные рамки этого повествования.
Еще до поездки в Стокгольм осенью 1905 года, когда товарищ Коба, заметая следы, менял одну за другой свои стоянки в Тифлисе, произошло событие, оказавшее некоторое влияние на его будущее. Это было знакомство с семьей Сванидзе. Недавно мне попалась книга о вожде, изданная двумя чекистами в 2001 году (бывших чекистов не бывает). Среди всякого прочего вздора братаны-авторы сообщают, что семинарский товарищ Кобы Александр Сванидзе познакомил его со своей сестрой «Екатериной Александровной» и товарищ Коба на ней женился. В действительности всё было немного не так. Началось с того, что во время какой-то очередной тифлисской облавы на социал-демократов потребовалось куда-нибудь спрятать товарища Кобу, и соратник вождя по подполью Александр Семенович Сванидзе привел его на ночевку в квартиру своего зятя М. Монаселидзе, знакомого с Джугашвили по семинарии. В квартире этой Монаселидзе проживал с женой Сашико и ее сестрой Като Сванидзе. Обе молодые женщины были известными в Тифлисе портнихами, обшивавшими весь высший свет, включая жен генералов и крупных чиновников канцелярии наместника, приходивших к ним на примерки. Всё это ставило квартиру Монаселидзе вне подозрений, и лучшего места для того, чтобы спрятаться от полиции, во всем Тифлисе нельзя было найти. Ночевка затянулась, и квартира Монаселидзе превратилась в явочную, в которой, пока там прятался товарищ Коба, побывал весь цвет подполья социал-демократической гвардии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Так было. Размышления о минувшем - Анастас Микоян - Биографии и Мемуары
- Екатерина Фурцева. Любимый министр - Нами Микоян - Биографии и Мемуары
- Жданов - Алексей Волынец - Биографии и Мемуары