Читать интересную книгу Солдаты - Уильям Форстчен

— Да и тугары дышали нам в затылок, подгоняя нас вперед, — вставил Готорн.

Вебстер кивнул в согласии и возобновил.

— У нас была пара лет мира после объединения. Фактически, это был период бума, благодаря строительству железной дороги и механизации сельского хозяйства с использованием жаток Маккормика, гужевых плугов и сеялок. Мы производили излишки, которые не шли на войну, а скорее шли на то, что бы производить еще больше продукции. У нас даже было достаточно «лишней» продукции, что бы также начать улучшать жизнь людей, благодаря дополнительной пище, одежде, и инструментам. Мы организовали школы, повысили грамотность, а с этим еще больше производительность.

— Не забудь про медицину и санитарию, — вставил Эмил, и Вебстер кивнул.

— Пример к месту, сэр. У нас была почти тысяча людей, работающих в одном только Суздале, чтобы установить коллекторы и трубы для воды. То же самое в Риме и любом другом городе. У нас тысячи были заняты на строительстве больниц и еще тех, кто учился на медсестер, акушерок и докторов. Их забрали из обычных трудовых ресурсов, но экономика могла позволить это и фактически была награждена за это. У людей немедленно понизился уровень смертности, особенно у детей. Такие вещи оказывали важное воздействие на человеческую мораль и желание работать.

— Затем пришла война с мерками. Сэр, как мы все знаем, Русь была опустошена от одного конца до другого в этой битве. Мы выжигали землю, как это делали русские в войне с Наполеоном, единственное, что мы эвакуировали, были машины для производства оружия и оборудования. После окончание той войны обычное восстановление заняло бы целое поколение. Вряд ли какой-нибудь дом, разве что в Суздале, оставался не разрушенным, и ко всему прочему нам приходилось помогать Риму в строительстве железных дорог.

Кроме всего этого, мы должны были полностью изменить нашу промышленность, чтобы создать армию нового образца. Теперь это были винтовки, пушки, заряжающиеся с казенника, более мощные локомотивы, дирижабли, броневики, новые корабли для морского флота, более тяжелые рельсы для дорог. Допуски на изготовление деталей всеми нашими станками должны были быть уменьшены на целый порядок или больше.

Например, наши старые, заряжающиеся с дула, кремниевые ружья были не чем иным как трубками, установленными на деревянных прикладах; если точность была менее сотой дюйма в стволе, то в этом не было ничего страшного. Калибр пули в любом случае был меньше ствола на три сотых дюйма. Однако когда дело дошло до нашего нового оружия, винтовки модели Шарпа, мы стали говорить о допусках в тысячные дюйма для каждой детали. Потребовались дополнительные усилия и обучение, что бы достигнуть такой точности. Мы должны были взять тысячи мужчин и женщин и научить их на голом месте с нуля, а это заняло время, ресурсы и деньги. Помните, они по-прежнему должны что-то есть, где-то жить, у них должны быть элементарные условия для существования, даже притом, что, в то время как они изучают новые навыки, они ничего непосредственно не вносят в экономику.

Эндрю кивнул, стараясь сосредоточиться на том, что говорилось, но уже ощущая раздражение. Направлением его внимания всегда было поле битвы, а вопросы существования республики, необходимость иметь дело с этим аспектом, была для него проблемой.

— Вся наша производственная энергия шла на улучшение наших вооруженных сил, — продолжил Вебстер без паузы, — вместо вещей непосредственно необходимых, чтобы построить более широкий фундамент для достижения богатства всеми. И хотя у нас было мирное время, мы по-прежнему наращивали военную экономику. Жизненные стандарты, как здесь, так и в Риме, по сути, начали падать, хотя люди работали больше.

Если бы у нас было пять лет, а еще лучше десять, то мы, возможно, приспособились бы, ослабили бы нагрузку, строили бы жилые дома, школы, церкви, больницы не только для военных, улучшили бы дороги, создали бы более качественные сельхозорудия, встали бы на путь для перевозки товаров, а не номенклатуры военной направленности, обучили бы докторов для деревень, а не для армии, и, что важно, у нас были бы сотни тысяч молодых людей, делающих все это, а не носящих винтовки. Таким образом, когда эти новые войны начинались, это словно удваивало усилия.

Добавьте к этому тот факт, что более половины Рима оккупировано. Часть наших самых богатых земель находится в лапах орды, и существует более чем миллион беженцев, которых нужно обеспечить всем необходимым.

— Подожди минуту, — вставил Ганс. — Я продолжаю слышать о том, как почти половина Руси умерла в результате войн.

— Все правильно, — спокойно ответил Вебстер.

— Тогда дайте их землю римским беженцам.

— Кроме того, у них должно быть место, чтобы жить, им нужно дать семена зерновых культур. Некоторые из полей не засевались в течение пяти и более лет и сильно заросли. Мы пробуем так делать, но, тем не менее, то, что они производят, возможно, одна десятая того, что они выращивали год назад.

Ганс поворчал, поозирался по сторонам, и наконец, сплюнул в открытое окно.

Эндрю не мог не усмехнуться и удостоверился, что Кэтлин этого не видела.

— Дело в том, — нажал Вебстер, — экономика нестабильна. Лучшей аналогией, которую я могу привести, является что-то наподобие того, что было с Конфедерацией в конце 1864. Шерман отрезал центральную часть Джорджии, Шеридан выжег долину, железные дороги развалились на куски из-за чрезмерного использования и недостаточности обслуживания и ремонта. Я помню, Шеридан сказал, что война это не только сражающиеся армии, это целиком все государство, и он принес войну в сердце неприятельского штата. Это — то, что сделали бантаги, хотя я не знаю, осознают ли они на самом деле это или нет.

— Из того, что я, подозреваю в Джураке, он знает об этом, — ответил Эндрю.

— Мне ненавистно это говорить, сэр, — ответил Вебстер, — но не важно, насколько доблестна наша армия, солдаты возвращающиеся домой, просто совсем измучены. Люди больше не доверяют бумажным деньгам, которые мы ввели. Возьмем женщин, которые изготавливают капсюли для снарядов, год назад мы платили им пять долларов в неделю, сейчас уже пятьдесят. Я печатаю деньги двадцать четыре часа в сутки, и никто больше не хочет иметь с ними дело. Эндрю, десятки тысяч тех, кто работает на фабриках, должны есть, они больше не выращивают свою собственную пищу. У нас нет запасов золота и серебра, так чем нам платить им?

Он затих, озираясь виновато, как будто это он принес плохие известия. Все знали, что он произвел на свет чудо, непосредственно руководя созданием системы, и для Эндрю это было ужасно — услышать, что она собиралась разрушиться.

— А бантаги, разве этой причины недостаточно чтобы работать? — ответил Ганс. — Черт побери, их сыновья и мужья умирают на фронте. Разве это не причина идти и работать?

— Бурчащий живот, крики твоих детей, потому что они голодны, это может свести на нет твой аргумент, — ответил Гейтс. — Я там каждый день разговариваю с людьми, слышу новости.

— И что говорят? — спросил Эндрю.

— Возможно, если бы бантаги появились у Белых холмов под Кевом, возможно это пробудило бы их снова. Но с другой стороны, Эндрю, сколько времени они уже терпят это, с тех пор как мы добрались досюда? Эти проклятые чинские послы ведущие переговоры о мире, и известие об этом идет прямиком с этажа, на котором заседает Конгресс, на улицы, вот что помогает подорвать ситуацию.

— И они не могут не видеть, что это проклятая ложь? — вскричал Ганс. — Я был там, проклятье. В этом отношении бантаги не отличаются от мерков или даже тугар.

— Нам необходимо поговорить не о том, что мы хотим или желаем, а скорее каким образом, — ответил Готорн.

Эндрю посмотрел на своего юного начальника штаба.

— Продолжай, Винсент.

— Я думаю, Вебстер и Гейтс правы. Военная изможденность разрушает нашу способность сражаться. Все эти люди пошли на эту войну с небольшим, если вообще имевшим место быть, понятием того, что такое свобода, кроме неопределенного идеала. Затем они ожидали, что это будет одна короткая жестокая битва, которая все решит. Никто, даже из нас, не ждал целую серию войн, которая будет тянуться почти десятилетие.

Эта идея и сама по себе тревожила Эндрю. Вопрос не раз был поднят во время его старой войны там дома, относительно того, была ли у республики способность поддержать долгосрочный конфликт. Именно благодаря личной силе одного только Джорджа Вашингтона, Революция, в конце концов, не выродилась в военную диктатуру. Во время войны с Конфедерацией, если бы победа не была настолько очевидно близка в 1864, Демократы, скорее всего, выиграли бы выборы и согласились разделить страну, таким образом, разбазарив кровь больше четверти миллиона граждан Союза, которые погибли, чтобы удержать от распада Соединенные Штаты. И он задавался вопросом — «учитывая это знание, могла ли республика вынести эти непрерывные удары?»