— А ты, я вижу, очень старательно искал.
— Что ты, это без толку! Да второй такой, как ты, на свете нет, ты у меня уникальна…
— Ну-ну. Хвостом, значит, вертим.
Мужчина, насколько это возможно, с дурашливой гримасой принимает позу собаки, выполняющей команду «служи», потом неожиданно лицо его становится серьезным.
— А теперь давай-ка, выкладывай, что за кашу ты заварила. Ты, конечно, у меня крутая и все такое…
Мужчина и женщина продолжают молча сидеть друг напротив друга. Женщина задумчиво вертит бокал с красным вином, любуясь через него пламенем свечи. На лице мужчины сменяют друг друга удивление, возмущение, страх, как будто он смотрит кинофильм, видимый только ему одному.
— Ну, ни… ничего себе! И ты мне столько лет ничего не говорила! Тоже мне, мисс Марпл, блин. Знаешь что: ты поезжай, а мы с ребятами поднимем кое-какие связи. Да мы тебе этих уродов из-под земли достанем и в канале утопим. В отходах химкомбината.
— Сережа, спасибо, но я никуда не поеду. Я обязательно должна разобраться с этим делом. Сама.
Двое упираются друг в друга взглядами. Больше всего это было бы похоже на игру в гляделки, когда-то популярную среди учеников младших классов. Если бы в глазах женщины вдруг не вспыхнула какая-то нечеловеческая ярость, а мужчина не казался бы воплощенным упорством. Пламя свечи, стоящей между ними, без всякой видимой причины вдруг вырастает почти вдвое, колеблется, хотя никакого сквозняка здесь нет, и, наконец, гаснет совсем. Двое удивленно смотрят Друг на друга, стараясь понять, что они только что натворили. Наконец мужчина нарушает молчание:
— Я тут знаешь, что подумал. Ты говоришь, все, что могла, сделала. Вдруг как раз в филиале можно получить нужную информацию. Порасспрашивай между делом тамошних… сотрудников. Тем более что они ни с кем, кроме тебя, такое обсуждать и не станут. Только, пожалуйста, будь осторожна. А может, для тебя и вправду летучих мышей наловить? Ну, чтобы были при тебе в качестве телохранителей…
— Спасибо, я, если будет нужно, смогу позвать местных, там они тоже водятся. Помнишь, как тогда получилось?
— Точно, а у того козла с клыками кроме как на нескольких шавок и сил не хватило. Жаль, не могу с тобой поехать, дел невпроворот… А может, послать все на фиг? Ребята за всем присмотрят.
— Ты же сам говорил: не стоит вызывать ненужные подозрения. Может быть, я что-то важное пропустила, а ты посмотришь свежим взглядом. Только, пожалуйста, не предпринимай без меня ничего серьезного. Можешь мне это обещать?
— Элеонора, я знаешь, что подумал. Когда живешь с кем-то, видишься каждый день, то перестаешь его ценить. Ну, как воздух: пока он есть, дышишь им, и все тут, а нет его — и все. Знаешь, я, конечно, не то, что ты, всего-навсего человек, никаких особых талантов…
— Слушай, прекрати прибедняться, ты что, борешься за звание «мазохист года»? Между прочим, мы с тобой целый вечер общаемся с помощью мысли-речи, какой обычный человек на это способен? И сопротивление мне оказал вполне достойно, а я, вообще-то, вампир не из последних, хоть и несколько развращенный человеческим образом жизни…
— Элеонора, вот еще что: если я стану таким как ты, может, мы будем лучше понимать друг друга? А то у нас в последнее время как-то не того…
— С ума сошел?! Да за кого ты меня принимаешь? Хорошо, я завтра уеду и буду сидеть в филиале тихо как мышка столько, сколько надо. Может быть, и в самом деле разгадку получится найти именно там. Жаль, этого Михая уже не спросить, наверняка что-то знал!
— А когда приедешь, у нас все будет хорошо, верно?
Женщина отворачивается и старательно делает вид, что больше всего на свете ее интересует состояние маникюра. Ответ выглядит следующим образом: «Прости, не знаю. Не спрашивай, и мне не придется говорить тебе неприятных вещей».
Мужчина резко встает, успевает буквально на лету поймать тяжелый деревянный стул, вежливо помогает встать своей спутнице. Женщина за стойкой неодобрительно качает головой. Расстроила все-таки отца, паршивка эдакая. С этими детками тыщу раз наплачешься, пока вырастишь.
За несколько сотен лет до описываемых событий. Или даже больше
— Отец, почему они говорят, что смерть моей матери не была случайной? Почему в этом обвиняют тебя?
— Мне очень жаль, дитя мое, но они правы. Видишь ли, Эва, она не могла простить, что вампир стал отцом ее ребенка. Подобное случается крайне редко, для этого требуется соблюдение многих условий, но, как видишь, все же иногда происходит.
— Вы поссорились и?…
— Нет, Эва, просто она решила, что ребенок, рожденный от такого отца, не имеет права жить. Я был вынужден забрать тебя сюда, но она пробралась вслед за нами. Если бы я не сделал этого, она все равно преследовала бы нас.
— Так кто же я в таком случае — вампир или человек?
— Ты станешь тем, кем хочешь, в любом случае, я останусь твоим отцом и буду любить тебя. Вечно.
— Только не человеком, ненавижу людей! За что они преследуют нас? Ведь мы всего-навсего хотим жить!
— Не будь так категорична, дитя мое. На самом деле все не так просто, история взаимоотношений людей и вампиров насчитывает не одно столетие, и она далеко не так проста, как кажется.
— Все равно от людей ничего, кроме вреда! Посмотри сам — вся их история состоит из войн, убийств и коварства. Возьмем хотя бы древние времена…
— Я вижу, ты не зря провела столько времени в библиотеке. С другой стороны — историю и культуру творят люди, мы, вампиры, можем лишь сохранять то, что создано другими. И потом, ты знакома лишь с лучшими из нас, существуют те, кто отбросил за ненадобностью и разум, и здравый смысл, и даже правила приличия.
По сути дела, они немногим отличаются от хищных зверей.
— Все равно мы — лучше! Я никогда не буду человеком, никогда!
— Давай вернемся к этому, когда ты повзрослеешь. А сейчас не довольно ли серьезных разговоров? Я чувствую, что там, наверху, прекрасный солнечный день. Отчего бы тебе не прогуляться? Кларисса охотно составит тебе компанию.
— Она такая трусиха! Посмотрела, как Квентин завтракает, и чуть не упала в обморок. Можно подумать, она никогда такого не видела.
Некоторое время спустя
— Отец, я хочу тебя спросить, что за «Крылья ночи», о которых ты говорил с Квентином? Ты мне ничего об этом не рассказывал.
— Дитя мое, разве я тебе не говорил, что хорошие девочки не подслушивают?
— А все-таки, что это? Орден наподобие иезуитского? Ну, пожалуйста, я никому не расскажу!
— Хорошо, ты у меня уже большая, и с тобой можно говорить о таких серьезных вещах. Видишь ли, нас не так уж и много, например, в этом государстве — всего десяток с небольшим, включая Марго, которая еще не завершила своего превращения.