и отодвинулась:
— Ты коммунист?
Но спросила не угрожающе и не испуганно, а скорее даже утвердительно.
— Да упаси бог! — возразил я и в подтверждение показал крестик. — Видишь?
— Вижу, — не очень-то поверила Милица и глянула на часы. — Ой, собирайся, скоро вернется Сайка!
— Да пусть, что она, меня не видела?
— Нет-нет, потом за мной заедут, собирайся.
Пока я приводил себя в порядок, Милица успела накрасить глаза и губы и пристегивала чулки к поясу. Увидев у меня в глазах алчный огонек, выставила вперед руки, но тут зазвонил телефон.
Она сняла трубку, а я облапил ее сзади и ткнулся губами в шею.
— Да, через пятнадцать минут. Уже почти готова, — ответила она в трубку и повесила ее на рычаги.
— У нас уйма времени, — промурчал я ей в ушко.
— Ни минуты, противный мальчишка! — она ловко вывернулась из моих рук и вихрем прошла по комнате, собирая и надевая вещи.
Через невероятные для женщины десять минут она уже полностью оделась и выпихивала меня через двери в сад:
— Все, Владо, даже не уговаривай, иди. Завтра ночью я буду одна, приходи.
— Я постараюсь.
— В любом случае, не пропадай.
— Не пропаду, — и я на прощание поцеловал ее в губы.
До квартиры я добрался практически мигом, даже и не заметил как, но там меня огорошили страшным известием — Марко арестовала сербская полиция, прямо на работе. Причем не один-два полицейских в штатском, а десяток человек с оружием.
Надели наручники и увезли неведомо куда.
Глава 7
Своих не бросаем
Поначалу я хватал воздух ртом и слова вымолвить не мог, но потом оклемался. И не сказать, чтобы напугался уж очень сильно — видимо, уже попривык к постоянной опасности, но все равно, неожиданно, да и не самое приятное событие в жизни.
— Остальных не трогали?
— Только быстро опросили, — отчитался Бранко, — забрали документы и велели из города не отлучаться.
Вот и пойми, что это было, но есть еще один важный момент:
— Мины на месте, в тайнике?
— Да, и сторожки не нарушены.
— Сами нигде не прокололись?
— Вроде нет, нам-то ничего не предъявили.
— Сворачиваемся и уходим? — не очень уверенно предложил Небош.
— Ни в коем случае. Тогда они сразу поймут, что дело нечисто. Действуем, как ни в чем ни бывало.
И я с обедом в узелке поперся к воротам станции, где полчаса стоял с глупой улыбкой под смешки стражников пока один из них не сжалился и не развернул меня домой со словами, что Марко сегодня не придет. А на мой вопрос «Почему?» только хмыкнул.
Но второй пробурчал в усы «Потому что Баньица» и меня продрало морозом вдоль позвоночника.
Криво улыбаясь и едва переставляя ноги, я поплелся на квартиру.
Баньица. Допросный и расстрельный лагерь.
В каких-то трех километрах от нас.
Создали его в бывших казармах югославской армии как лагерь военнопленных еще летом, потом туда свозили цыган и евреев, а после объявления Белграда «юденфрай» его больше заполняли противники режима. Партизаны, четники, подпольщики, интеллектуалы. Подследственные, приговоренные, заложники, смертники.
При том, что лагерь официально подчинялся недичевской администрации и во главе него стоял полицейский комиссар Вуйкович, на деле всем распоряжались немцы, и это было хуже всего. У сербов еще можно было надеятся как-то выцарапать Марко, но вот если он попал в лапы гестапо…
Бранко, Глиша и Небош продолжали ходить на работу и очень осторожно выведывали, что инкриминировали Марко. И по всему получалось, что никто ничего не знает — ну бегал посыльный по станции, ну однажды получил выговор, за то, что объедки бросил, но не в тюрьму же за это! Даже начальство разводило руками. А я отправился изображать дурачка уже к лагерю — может, примут передачку?
Казарму, судя по всему, построили между мировыми войнами — стиль хрущевок, ничего лишнего. Трех-четырехэтажное здание в серенькой штукатурке, два забора вокруг — внутренний сплошной и наружный из колючей проволоки, здание охраны при въезде, пыльная дорога, поросшие травой канавы.
Тоскливое место.
Но там ждал очередной облом — ничего не отвечали, ничего не принимали, родственников попавших в лагерь гоняли от ворот сербские стражники, а над всем довлела новопостроенная вышка, с которой ощетинились четыре пулемета. Люди с кульками и узелками толпились на другой стороне от входа, бродили вдоль проволоки в надежде увидеть своих близких или пересказывали друг другу слухи и отрывочные новости.
— Если не к немцам, то еще ничего…
— Главное не в первую категорию, их чуть что, сразу же стреляют…
— Мой вроде в третьей…
— Подследственный?
— Да кто их поймет, ничего не объяснили, сграбастали ночью и все. Но на работы гоняют, мост строить, вот жду, может, повидаюсь.
— Если на работы, то третья точно, первой и второй выход только в Яйинцы.
При названии деревни в пяти километрах все испуганно примолкли — туда возили на расстрелы. Сперва евреев, потом, не заморачиваясь судебными тонкостями, оставшихся еще от королевства заключенных, а теперь заложников.
— Недавно, — шепотом поведала крестьянского вида тетка в кофте и черном платке, — пятьсот человек стреляли, прости нас Боже!
— Ох, лишь бы моего на стройки гоняли, хоть в Обреновац, хоть в Панчево, пешком дойду, лишь бы поглядеть, как он!
Передачу у меня никто, разумеется, не принял, но распотрошить распотрошили. И даже наградили пинком за то, что не принес сигарет. Оставалось только глупо улыбаться и нудеть «Дяденька, пустите к брату!»
Дождаться, пока стражникам это надоест, не получилось — за воротами гуднула машина, один из пришедших попросту оттянул меня за рукав в сторону, и в Белград укатил военный «Хорьх» с плоским радиатором и тентованным верхом, оставив нас чихать от поднятой пыли.
Но мне показалось, что на заднем сиденье мелькнула светлая голова братца…
Машина вернулась только когда стемнело и я не смог разглядеть даже сколько в ней человек.
— Что на станции? — спросил первым делом, вернувшись на квартиру.
— Все, как обычно, — пожал плечами Бранко. — Работа, начальство, поезда.
— Меня только про Марко спрашивали, кто он и откуда, ответил по легенде, — шмыгнул своим шнобелем Небош.
— И все? — недоверчиво спросил я.
— И все, — подтвердил Бранко и добавил: — Меня в обходчики переводят, смогу мины вместо Марко поставить.