Читать интересную книгу Танец волка - Александр Мазин

Чтобы мы не запутались в норвежских фьордах, Харальд Щит сосватал нам лоцмана.

От него мы и узнали, что Согне-фьорд, к которому, по нашим сведениям, двигался Лейф, чуть ли не самый большой из здешних фьордов и настолько глубокий, что многие считали, кое-где у него вообще нет дна.

Короче, легендарное место. Мифологическое. Народу на берегах Согне-фьорда жило не так мало, но в силу его изрядной длины (два-три дня плавания при хорошей погоде), а также далеко не идеального, с точки зрения жилья, побережья, мы могли не опасаться, что столкнемся с вражескими силами, которым наш хирд – на один зуб. А прочие и сами не станут с нами связываться.

Харальд Щит советовал мне дождаться конунга и получить от него «верительные грамоты», но я советом не воспользовался. Даже особо не вслушивался в то, что говорил Щит. Я чувствовал: надо торопиться.

Может, я и задержался бы, кабы слушал повнимательнее и до меня дошло бы, что фюльк Согн нынче – владение Хальфдана Черного.

Но меня глодало беспокойство. Было такое чувство, что счет идет даже не на дни – на часы…

Все же на сутки мы задержались. Требовалось дать людям роздых. Поход был тяжелейший. Почти всю дорогу – на веслах.

Я пытался настроить себя на оптимизм. До Согне-фьорда не так уж далеко, можно было надеяться, что вскоре я увижу свою любимую. А предатель получит по заслугам.

Сам процесс «получения по заслугам» Свартхёвди описывал минимум раза три в день. Очень детально.

Отдохнув в гостях ровно сутки и получив у Харальда Щита согласие на возможную зимовку под его крышей, мы отплыли на север.

* * *

Почти весь светлый день они шли по Согне-фьорду. Фьорд был огромен. Казалось, не фьорд это, а пролив в соседнее море. Что еще один поворот – и высоченные каменные стены разойдутся, и впереди откроется бесконечный морской простор.

Но драккар плыл и плыл, разбивая носом волну, полосатый парус то вздувался, то опадал, когда очередная скала забирала ветер.

Лейф стоял на носу и глядел вдаль. Лицо же у него было такое, будто он сам создал всю эту красоту.

Время от времени он поворачивался к Гудрун, указывал на очередную скалу и называл ее имя. Или даже рассказывал историю вроде тех, которые пели скальды зимними вечерами. Глаза его сияли.

«Вот что он любит по-настоящему, – подумала Гудрун. – Не меня, а эти скалы, это небо, эту воду…»

Впору было ему позавидовать. Гудрун тоже любила землю, на которой выросла, но Лейф не просто любил – он поклонялся Согне-фьорду как божеству. И это тоже было понятно. Ничего величественнее Гудрун в жизни не видела.

А вот то, как переменился Лейф, когда драккар вошел в широченное устье фьорда, ее удивило. До того он каждую ночь опрокидывал ее на спину, этой же ночью, впервые, не стал ее трогать.

Гудрун забеспокоилась. Может, зря она не убила его раньше? Правильным ли было решение о том, что сначала должны умереть все те, кто грабил ее дом? Что, если Лейф больше не подпустит ее к себе достаточно близко?

«Боги предков моих, помогите! – взмолилась женщина. – Пусть канут они в царство Хель!»

Но тревога не унималась, и, чтобы унять беспокойство, Гудрун ночью выскользнула из палатки, отыскала сконца, убившего Ульфова бонда Льота Рукавичку, обняла, а когда тот, открыв глаза и узнав женщину, улыбнулся во весь щербатый рот, Гудрун вогнала нож ему в сердце. Месть – это так сладко! А еще это была жертва! Так боги вернее услышат ее.

Гудрун, поднатужившись, выбросила тело за борт и вернулась в палатку. Тревога ее улеглась, и она быстро уснула.

Утром оказалось, что на этот раз без следов не обошлось. Борт драккара был испачкан кровью.

Хирдманы забеспокоились и потребовали у вождя объяснений: куда он их привел? Что это за место, где морская нежить таскает людей прямо с корабля?

Лейф только фыркнул. Подумаешь! В этом фьорде вообще нет дна. Кто только не поднимается оттуда, из Мировой Бездны? Может, сам Мировой Змей Ёрмунганд? Видать, морские жители обиделись, что им не принесли жертвы, и решили взять ее сами. Но теперь – всё в порядке. А погибшего жалеть нечего. Был он никчёмным воином, раз позволил себя уволочь.

Среди хирдманов тут же возник новый спор: следует ли принести в жертву владыкам фьорда одну из рабынь?

Спор прекратил Тьёдар Певец, заявив: если бы морские божества Согне-фьорда хотели бы одну из тир, они бы ее и утащили. И разогнал гребцов по румам.

Однако не успокоил. Кто-то вспомнил историю о Пчелином Волке Беовульфе. Кто-то – другие истории, в которых пристрастившиеся к человечине чудовища каждую ночь жрали людей до тех пор, пока те не кончались или пока какой-нибудь герой не приканчивал чудище.

Гудрун слушала эти разговоры и прятала улыбку. Ей было лестно сравнение с Беовульфом.

Впрочем, она понимала: в ближайшее время ей больше никого не убить. Теперь все будут начеку.

Так они плыли вглубь фьорда, мимо отмелей и пляжей, мимо водопадов и скал, похожих на окаменевших людей, богов и зверей. Мимо приткнувшихся у воды домов, мимо больших и малых селений, пока за очередным изгибом не показался родной дом Лейфа…

Плоская неширокая отмель, усеянная камнями. Полдюжины лодок. Сети на распялках. Чуть дальше – длинный дом с крышей, заросшей жухлой растительностью. На крыше кормится пара тощих коз с грязно-белой шерстью. У берега – десятка три людей. Большинство – в некрашеной одежде. Но непохоже, что тут одни только трэли. Обычная беднота. В центре толпы высокая суровая женщина в шелковой головной повязке, скрепленной серебряным обручем. Платье из крашеной шерсти – до щиколоток, длинные складчатые рукава, перехваченные браслетами, связка ключей на поясе. Хозяйка.

Лейф помахал ей рукой. Она тоже подняла руку, показывая, что видит его. Драккар уверенно шел между камнями. Чувствовалось, что норег отлично знает здешний фарватер. Гребцы втянули весла. Последние три длины корпуса корабль преодолел по инерции и, заскрипев килевой накладкой, выполз на берег.

Лейф выпустил рулевое весло, вскочил на борт, пробежался по нему, спрыгнул на песок и сжал женщину в объятиях.

Хускарлы бросили концы, которые тут же подхватили местные мальчишки.

На песок упали сходни. Хускарлы посторонились, пропуская Гудрун вперед, чтобы она сошла на берег первой.

– Мама, смотри! Это – моя жена по праву свадебного дара! Ее зовут Гудрун.

Старуха… Ну да, вблизи она выглядела старше, чем издали… Старуха впилась взглядом в Гудрун. Недобрым взглядом.

Гудрун выдержала его спокойно, глаз не отвела. Вот еще! Ей ли пресмыкаться перед хозяйкой нищего гренда, у которой даже нет денег на золотые браслеты!

То есть – не было.

– Мама, погляди, что я тебе привез.

Ну да, золотые браслеты. Хотя золото неважное и сами украшения – грубой работы и тонкие.

Старуха перевела взгляд на сына и сразу будто скинула лет десять. Глаза засияли, как у молодой.

«Когда-то она была красавицей», – подумала Гудрун. И тут же, с неприязнью: «Но это было давно. Теперь-то на нее ни один мужчина не польстится. А моя мать и сейчас прекрасна, как в день моего рождения».

Гудрун вспомнила о матери, и ее охватила печаль. Отсюда рукой подать до Нифльхейма[22], но очень далеко до Сёлунда. Неужели ей суждено умереть здесь, на этих камнях?

Тут она снова поймала взгляд старухи и собралась. Она – дочь и внучка воинов. Нельзя поддаваться слабости. Этак можно и забыть, зачем она здесь…

Гудрун покосилась на мужа. Лейф был совершенно счастлив. Он обнимался с родичами, шутил, целовал женщин, хлопал мужчин по плечам и спинам.

А еще она обратила внимание на то, что мужчины эти либо слишком стары, либо совсем молоды. Куда же подевались те, кто успел отсчитать больше шестнадцати зим и не добрался до сороковой?

Впрочем, понятно куда. В сети Ран-великанши.

– Мама! – Лейф вернулся, поприветствовав всех. – Ты только посмотри! Я теперь – морской ярл. У меня есть драккар и двадцать два хирдмана!

«Как же, – подумала Гудрун. – У тебя! Пара румов – вот все, что принадлежит тебе на драккаре, украденном у собственного хёвдинга».

– А какая у меня жена! – Лейф притянул Гудрун к себе. – Красавица! Скоро мы сыграем настоящую свадьбу, а к концу весны она непременно родит тебе внука!

Старуха сверлила ее взглядом. Гудрун попыталась ей улыбнуться. Улыбка получилась довольно фальшивая.

– Я – Сальдис, – сурово произнесла старуха. – Пойдем, покажу дом, в котором ты станешь хозяйкой, когда я умру. Хотя… – Сальдис усмехнулась, показав черные кривоватые зубы: – Умру я еще не скоро.

«Как знать, – подумала Гудрун. – Как знать…»

– Мне она не нравится, сын! – сразу заявила Сальдис, когда они остались одни. – У нее – глаза волчицы. Она тебя не любит.

– Может, и так, – не стал спорить Лейф. – Зато я полюбил ее, как только увидел. Ее первый муж был знаменитым хёвдингом. Я вручил ей свадебный дар, но первую цену заплатил железом. Она хорошего рода и будет мне подходящей женой. А что у нее глаза волчицы, так это мне даже нравится. Ее отец был берсерком, так что глаза она наверняка унаследовала от него. Говорят, этот берсерк в одиночку уничтожил целый хирд, чтобы завоевать сердце ее матери. Добрая кровь, матушка! Наши сыновья станут великими воинами, а дочери – настоящими красавицами!