Джейк шагнул поближе к Ребекке.
— У нас нет никаких доказательств, что она — ваша мать.
— И доказательств обратного — тоже.
— Прекратите! Вы спешите с выводами.
— В самом деле? Какие еще нам нужны доказательства? Или вы хотите выкопать останки, чтобы провести тест на ДНК? — Ребекка отвернулась, глядя на краешек закатного солнца, все еще пылавший над горизонтом. — Все было бессмысленно с самого начала. У меня не было и нет матери. Я гонялась за призраком, который сама же и сочинила…
Безмерное одиночество нахлынуло на нее, словно смертоносный холод полярной ночи, жадно поглощая последние искорки тепла, которые все еще тлели в ее измученной душе. Ребекка хотела было опуститься на траву — на миг или навсегда, все едино — но сильная рука Джейка удержала ее.
— Не надо.
Гнев полыхнул в ее душе, словно лесной пожар, раздуваемый горем и отчаянием. Ребекка стремительно развернулась к Джейку, бессильно замолотила кулачками по его широкой груди:
— Оставьте меня в покое!
И, к вящему своему стыду, бурно разрыдалась. Джейк бережно, но властно притянул девушку к себе, не обращая внимания на ее попытки вырваться.
Горестные слезы неудержимо катились по лицу Ребекки и стекали на джинсовую рубашку Джейка… А он, словно ничего не замечая, одной рукой крепко прижимал девушку к себе, а другой нежно гладил ее по волосам. Ребекка и рада была бы успокоиться — но тело ей не повиновалось. Проклиная собственную слабость, она тем не менее прильнула к Джейку и горько рыдала, уткнувшись мокрым лицом в его широкую, надежную грудь.
Слезы сделали свое дело — боль и горе, терзавшие Ребекку, постепенно ослабли, и тогда она опять попыталась высвободиться.
Джейк немного ослабил объятия — ровно настолько, чтобы она смогла достать из сумочки бумажные носовые платки и высморкаться. А потом опять ласково привлек девушку к себе, все так же нежно гладя ее по голове. Вопреки всему, Ребекка наконец обмякла, разжала кулаки и теснее прильнула к нему.
— Твои приемные родители обожали весь мир — но это не значит, что оттого они меньше любили тебя.
Джейк произнес эти слова едва слышным шепотом, и на миг Ребекка решила, что они ей лишь почудились.
— Я этого не говорила, — пробормотала она, не решаясь поднять голову и встретиться с ним взглядом.
— Но ведь думала, верно?
Ребекка глубоко вздохнула, не зная, сможет ли она ответить на этот вопрос, не предаст ли ответом двоих людей, которых любила сильнее всего в мире. Может быть, и предаст.
Джейк молчал, не подгоняя ее, и Ребекка вдруг заговорила — взахлеб, безудержно, как только что рыдала на его груди:
— Когда мне было десять, я как-то играла с подружкой у нее дома и сказала: вот хорошо бы, чтоб мои папа и мама любили только меня. Мать подружки услышала мои слова и отозвала меня поговорить. Она сказала, что я должна гордиться своими родителями, гордиться тем, что они всегда готовы прийти на помощь ближнему, кто бы он ни был. Тогда я почувствовала себя эгоисткой — ведь мне так хотелось, чтобы отец и мама не любили никого, кроме меня.
И напряглась, ожидая услышать заслуженный укор.
— По-моему, в этом желании нет ничего эгоистичного. Так думают все дети в мире.
— Мне казалось, что папа и мама должны принадлежать только мне, потому что я — их дочка, единственная дочка. Потом я повзрослела и многое поняла. Я знала, что они любят меня, что они просто замечательные люди, и в их сердце хватает места для всех несчастных и нуждающихся. Но вот они погибли… и все рухнуло. Тогда-то я сообразила, что никогда не была для них единственной дочкой — всего лишь бездомной сиротой, которую они взяли под свою опеку. Получалось так, что я действительно всю свою жизнь была сиротой, и по-настоящему у меня не было ни семьи, ни дома.
— И тогда ты решила, что, если найдешь свою настоящую мать, получишь и то, и другое.
Ребекка чуть отстранилась и заглянула в лицо Джейка. Солнце почти зашло, и в наплывающих сумерках лицо его казалось непостижимым, непроницаемым.
— Глупо, да?
Джейк негромко, невесело засмеялся.
— Это я уже проходил. Поверь мне, это не смертельно. Жить можно.
Ребекка вспомнила, как он с нарочитой насмешкой рассказывал о собственной семье. Неужели и Джейк был когда-то маленьким мальчиком, неужели и он отчаянно искал тех, кто будет любить только его?
Испытующим взглядом Ребекка искала в лице Джейка ту, детскую уязвимость и беспомощность… Но тут он слегка повернул голову, и последние отблески заката полыхнули в его глазах темным жарким огнем желания, разжигая в ней ответное пламя.
Джейк окинул Ребекку долгим жадным взглядом, словно хотел поглотить ее целиком. Девушка хотела было отвернуться, чтобы не выдать себя, но даже не шелохнулась, как будто их тела срослись и не желали разъединяться. Тогда Джейк наклонил голову, и Ребекка, уже не думая, что творит, запрокинула лицо навстречу его твердым горячим губам. Они слились в бесконечно долгом поцелуе, и одиночество испугалось, отступило, растаяло в новорожденном мире страсти, где пылали солнца и звезды, и целые миры манили увидеть их и познать…
Она обвила руками широкие плечи Джейка, ощущая сквозь рубашку жар его сильного мускулистого тела. Сердце ее стучало упоенно и бешено в такт неровному мужскому дыханию, словно они и впрямь слились в одно существо. Джейк теснее привлек ее к себе, одна рука его скользнула по бедру Ребекки, другая запуталась в ее длинных светлых волосах.
Поцелуй пьянил и кружил голову, словно драгоценное вино. Чистый, хмельной запах мужского сильного тела смешивался с ароматом свежескошенной травы, и весь мир для Ребекки сомкнулся в одном существе — Джейке. Он целовал ее так, словно хотел разом выпить всю сладость ее губ, и тело Ребекки таяло в его жарких объятиях, с готовностью отзываясь на его откровенное желание. Всем своим существом она жаждала принадлежать ему, как будто слияние плоти могло навсегда залечить пустоту, раздиравшую ее душу…
Где-то на краю сознания шевельнулась тревога. Ребекке отчаянно не хотелось прислушиваться к предостерегающему голосу здравого смысла — уж лучше отдаться страсти, утонуть с головой в безумии этого бесконечного поцелуя, хоть на миг поверить, будто радости плоти излечат душевную боль… Однако здравый смысл не отступал.
Ты только что потеряла самых близких людей — твердил он. Потеряла, быть может, дважды. Никакая безумная страсть этого не исцелит. Никакие жаркие поцелуи не заменят того, чего нет.
Помимо воли Ребекка оттолкнула Джейка, и на сей раз он все же разжал объятия.
Летние сумерки обступили их, и зябкий холодок заполз в стынущее сердце Ребекки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});